«Глаза Сфинкса». Записки нью-йоркского нарколога

Я далек от того, чтобы изображать Нью-Йорк городом наркоманов. Скорее всего, в «столице мира» их не намного больше, чем в любом другом крупном современном городе. Но мой глаз отныне выделял этот мир.

Моя очаровательная Виктория, когда мы с ней шли ко мне в гости и я имел глупость делиться своими наблюдениями, однажды заявила: «Если хочешь, чтобы переехала жить к тебе, ищи квартиру в более приличном месте». Правда, Вика смягчила тон после того, как мы с ней прогулялись по району, в котором жила она. Этот район считался благополучным, но и там «моих друзей» (так она их называла) оказалось немало.

ххх

Едва ли не каждый день я открывал в наркологии что-то новое: узнавал, как действуют те или другие наркотики на тело и психику, учился распознавать симптомы до и после срыва.

Я больше не пытался втираться в доверие к пациентам, изображать «своего». Понял, что занятие это безнадежное, да и не нужное. Старался их понять. Понять, почему они срываются, почему гневаются, почему врут. И с удивлением обнаруживал, что под их враньем и гневом часто скрывается... глубочайший стыд. Стыд за свою никчемность, слабоволие, неумение жить, как нормальные люди.

Во мне самом тоже медленно, со скрипом, происходили глубокие изменения. Я становился терпимее, уже не требовал ни от кого мгновенных метаморфоз. Учился не осуждать.

Это был странный период в моей жизни: происходил явный профессиональный рост и, в то же время, возникло ощущение какого-то духовного тупика.

Дело в том, что любая нарколечебница становится местом, вбирающим в себя зло в самых разных обличьях: молодежный бандитизм, домашнее насилие, венерические и психиатрические заболевания, торговля оружием, проституция, тюрьмы – все это, так или иначе, вплетено в жизнь большинства пациентов.

До сих пор я считал себя человеком верующим, христианином. Бог для меня всегда был равнозначен добру, правде, справедливости. Но теперь я усомнился в справедливости и правде, как таковой. Я усомнился в силе и доброте Бога, потому что осознал: зло – неискоренимо, оно существовало и будет существовать вечно, пока существует этот мир. Все человеческие усилия, клиники, лекарства – бесполезны, поток горя и страданий может стать лишь чуточку меньше, но никогда не иссякнет.

Но как же принять этот мир, если в нем существует неискоренимое зло? Как любить Бога, создавшего такой мир?!..

Эти мысли были до того мучительны, что меня порой охватывало чувство глубокого одиночества. Наивная, детская вера в добренького Боженьку пошатнулась...

О ДОБЛЕСТИ, О ПОДВИГАХ, О… СПИДе

Ранее я упомянул про тоненькую красную полоску, возникающую на белой пластиковой палочке во время токсикологического теста.

Но есть еще одна роковая красная полоска. Речь идет о тесте на СПИД, который делают в некоторых наркологических клиниках.

Техника теста проста: нарколог дает пациенту пластиковую палочку, концом которой пациент касается своей ротовой полости. (Наличие вируса СПИД определяют по слюне, но более точный результат – по крови. – авт.) Затем эту палочку опускают в пробирку со специальным раствором и…

Наступает тишина. Тишина гробовая.

Оба – нарколог и пациент – пристально смотрят на пластиковую палочку в пробирке на столе. Впрочем, они могут в это время о чем-то разговаривать. О мелочах каких-нибудь, о птичках или рыбках. Но глаза – прикованы к палочке тестера. Проступит ли красная полоска?

И какие-то, знаете, в это время приходят нехорошие мысли в голову. Почему-то припоминаются случайные знакомства, пьянки на дачах с веселыми подружками. Все прошлые амурные приключения в эти несколько минут предстают перед мысленным взором в самом гадком, грязном, отвратном виде.

Тест на СПИД – своего рода репетиция, маленькое упражнение в раскаянии перед покаянием главным, окончательным, которое неминуемо ждет всех нас...

Откуда я все это знаю? Правильно – сам себя протестировал на СПИД. Закрыл кабинет, взял палочку тестера, набрал в легкие побольше воздуха, перекрестился и…

В ожидании результата мужчины нервничают сильнее, чем женщины. Вероятно, потому, что по своей природе мужчины – полигамные. Блядуны, то бишь.

У мужчин психика более слабая, хоть они и считаются сильным полом. Не выдерживает у них психика стресса. Весьма чувствительная, ранимая психика. Прошла лишь минута, а мужчина, не переставая пялиться на палочку в пробирке, начинает громко сопеть, надувает щеки, ерзает на стуле… В эту минуту наверняка мысленно дает себе клятву: никогда больше, ни за что, ни при каких обстоятельствах, только с ней, с родной женой и ни с кем другим...

Да, неоценима польза этого теста, скажу я Вам!

В течение нескольких лет в этой клинике я тестировал на СПИД не только пациентов, но и всех желающих. Скажем, взбрело в голову человеку «с улицы» узнать свой «статус», он заходил к нам в клинику, регистрировался, подписывал соответствующие бумаги и «всходил на эшафот теста».

Клиника находилась в очень интересном районе Нью-Йорка, в так называемой war zone – военной зоне. «Военными зонами» в Нью-Йорке называют криминогенные районы, где обитают бедняки, точнее, армии пожизненно безработных, тысячи профессиональных бездельников и паразитов, из поколения в поколение получающих государственное пособие.

Эти war zones – раковые опухоли города; муниципальные власти локализуют их с помощью различных государственных программ помощи и льгот.

«Гетто» – так еще называют эти районы, причем называют сами же их обитатели. Причем, в слово гетто они не вкладывают негативного оттенка. «Я из знаменитого гетто «Мальборо»», «Я полжизни прожил в гетто», «В моем гетто вчера застрелили двоих…» Это расхожие обороты. Большая часть населения гетто в Нью-Йорке – чернокожие и испаноязычные.

Гетто – это целый мир, целый материк. Гетто разбросаны по всему Нью-Йорку, занимают либо несколько кварталов с многоэтажками, либо, что чаще – огромные пространства, размером с небольшой город. В каждом гетто свои традиции, свой сленг. Жители гетто не считают, что живут в Нью-Йорке. Они крайне редко и только по большой необходимости ездят в другие районы города. Чего они там, в Манхэттене, не видели? Да и какого черта переться, скажем, из Бруклина в Манхэттен, если все необходимое есть в родном гетто: супермаркеты, госпиталь, аптеки, рестораны, бары, автомастерские, драгдилеры, ликероводочные магазины, школы, детские сады, ночные клубы. В гетто рождаются, получают на детей государственное пособие, в гетто ходят в школу. Первый секс, первый аборт, первая сигарета с марихуаной, первый арест и первый ребенок – все происходит в гетто. Там бурлит жизнь.