Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

– Я смотрю, ты не только не рыбак, но еще и не пивун, – хмыкнул Жмых. – Худо, Олег Семенович, ой как худо: до майора дослужился, а стакана держать не умеешь… Ладно-ладно, не смотри на меня как на врага народа, шучу я. – Павел Андреевич сделался серьезен. – А теперь, пока еще у нас осталось немного времени, давай, Андрюха, выкладывай свои соображения. Те, о которых ты мне сегодня утром заикался. Коли уж загружаться дерьмом, так под самые иллюминаторы!.. Да, Олег Семеныч, ты случайно не в курсе: сегодня у нас Луна часом не в доме Сатурна?

– Не готов сказать, Павел Андреевич, – виновато развел руками Кульчицкий.

– Наверное, все-таки в нем, з-зараза! – вздохнул начальник, обновляя стаканы. – Потому как ничем другим объяснить ту жопу, в которую мы угодили, лично я не могу… Извини, Андрей, что перебил: мы тебя внимательно слушаем. Вернее – выпиваем и слушаем…

Санкт-Петербург,

14 сентября 2009 года,

понедельник, 09:46 мск

С утра в оперской наблюдался самый натуральный аншлаг. И то сказать – давненько в конторе не проводился общий экстренный сбор всех сотрудников. Не было сделано исключения даже для Анечки, что само по себе и будоражило, и настораживало одновременно. Разумнее всего было предположить, что сбор посвящается разбору полетов в связи со стрельбой на Приозерском шоссе, но тогда становилось абсолютно непонятно: за каким таким лешим требовалось выдергивать сюда кормящую мать? А если не косяк с Гурцелая, тогда что же? Да и разве можно назвать «косяком» эпизод, в котором трое «гоблинов» героически отбили попытку ликвидации охраняемого клиента? Да только у шакала позорного язык повернется сказать такое. У шакала да еще у пары десятков вышестоящих милицейских чинов.

В оперскую вошел Коля Лоскутков, волоча два стула из курилки. На его левой щеке крестом красовался лейкопластырь, налепленный с тайным умыслом слегка преувеличить размер полученного в перестрелке физического увечья.

– Двух хватит или надо еще принести?

– Изверги, это ж у кого совести хватило нашего тяжелораненного мальчика заставлять тяжести таскать? – издевательски зацокал языком Тарас. – Сиди, Кольша, отдыхай. Я сам принесу. Заодно пыхну перед посиделками.

– Хорош прикалываться, а?! – проводил его сердитым взглядом Лоскутков, а сам меж тем украдкой бросил взгляд в висевшее на стене зеркало, гордясь полученным ранением.

– Привет честной компании! – протрубил в дверях сегодня не опоздавший, что само по себе случай уникальный, Холин. – О! Сколько Лен, сколько Зин! Народ, никто не в курсе: по какому поводу объявлена встреча сослуживцев?

– Сами сидим, гадаем. Но всё одно разжевать не можем.

– А тут гадай не гадай, ордена всяко давать не за что, – оторвавшись от чтения газетки, заметил из своего угла Афанасьев. – А коли так, остаются розги.

– Ба, и ты здесь, мощный старик Розенбом! Тебя-то я и не приметил. – Григорий и оперативный водитель обменялись рукопожатиями. – Ну, ежели и Сергеича на правиловку загнали, значит, действительно всё: сушим сухари и весла.

– Гришк, уймись, а? – недовольно скривился Женя. – От тебя одного столько шума! Как от барабана.

– Что? Кто «барабан»? Ты это кого стукачом назвал? – воинственно загрохотал Холин и, шутливо боксируя воздух, приблизился к Крутову. – Я требую сатисфакции. Немедленно! Здесь и сейчас! Ольга, будьте моей секундной стрелкой!

– Что и требовалось доказать! Барабан! Голос громкий, а внутри – пусто… Всё, Гришка, отвали. Вон, иди с Ильдаром побоксируй, – кивнул Женя в сторону входящих в оперскую Джамалова и Северовой.

Холин обернулся и расплылся в довольной улыбке:

– А вот и наша отпускница вернулась! Вот кого я по-настоящему рад лицезреть в нашей патриархальной глуши. Хороша, вах, хороша! – вынес свое заключение Григорий после дружески-шутливых объятий. – Сразу видно, что в отпуске человек побывал!.. И все-таки никто с утра новости не смотрел? Может, в стране случилось что и нас всех срочно переводят на военное положение?

– Я смотрел, – отозвался Борис Сергеевич. – За истекшие сутки ничего более катастрофического, чем посещение премьер-министром градообразующего предприятия поселка Сусуман, не произошло. Так что, похоже, нынешнее мероприятие – исключительно инициатива нашего начальства.

– Думаю, ты прав, старина, – согласился Вучетич. – Помнишь, как Мюллер в «Мгновениях» жаловался? «Они большие фантазеры, наши шефы. Им можно фантазировать, у них нет конкретной работы!»

– Товарищи офицеры! – скомандовал невесть откуда материализовавшийся Кульчицкий. Следом за замполичем нарисовались выглядевший непривычно скверно Жмых и непривычно серьезный, бледный Мешечко.

– Ну что, все на месте? – устало спросил Павел Андреевич.

Мешок обвел взглядом личный состав.

– Я не вижу Шевченко.

– Тарас в курилке.

– Ну так позови его! Коллеги, рассаживаемся. Время у нас есть, но его, как всегда, мало.

Народ расселся по своим местам, шуточки-улыбочки тут же свернулись, и в комнате установилась несвойственная ее извечному бунтарскому духу тишина. А все потому, что по строгим выражениям начальственных физиономий «гоблины» сообразили: тема нынешнего сбора – она действительно серьезная.

– Павел Андреевич, вы начнете?

Жмых взял свободный стул, уселся было в самом центре оперской, но затем вдруг решил переиграть и занял место у входа: так, чтобы видеть всех и не находиться ни к кому спиной. Нервно прокашлявшись, заговорил глухо:

– Я попросил своих заместителей оперативно собрать вас всех, чтобы… э-э… чтобы расставить все точки над i. Дабы между нами не осталось недомолвок и недоговоренностей. По своему опыту, а я в системе без малого двадцать пять календарей, знаю, что в противном случае неизбежно появление слухов и сплетен, а мне бы очень не хотелось, чтобы мой уход мифологизировался, причем в столь недостойном жанре.

– Какой еще уход? – потрясенно произнесла Анечка.

Мешок недовольно шикнул на девушку, и она, прикусив язык, испуганно примолкла. А Жмых продолжил:

– Поскольку все без исключения здесь собравшиеся… Да-да, Андрей, не смотри на меня так! Я подчеркиваю – ВСЕ – мне по-своему дороги, буду с вами предельно откровенен…

…Эмоциональная и проникновенная речь Павла Андреевич продолжалась минут десять и в основном сводилась к экскурсу в недолгую историю подразделения и подведению итогов. Под конец полковник Жмых уделил внимание пятничному инциденту, но, к удивлению собравшихся, не «рвал и метал», а, напротив, отметил четкость действий сменного наряда, попавшего в чрезвычайную ситуацию. Ну а самое главное и для большинства присутствующих самое шокирующее Павел Андреевич приберег на финал: