Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

Единственной шикарной вещью в небольшом кабинете Игнатковича являлось окно с открывающимся из него потрясающим видом на Неву, здание Финляндского вокзала и памятник «пустившему газы» Ильичу [47] . Остальная обстановка была предельно минималистична, можно даже сказать аскетична. Из «старорежимных вольностей» здесь наличествовал только портрет Дзержинского в типовой линейке «Путин – Медведев». Железный Феликс был изображен в полный рост и размещен на стене таким образом, что всяк входящий в кабинет первым делом натыкался на суровый, испытующий взгляд чекиста № 1. Так что человеку неподготовленному с непривычки невольно хотелось тут же проверить чистоту своих рук и освежить голову…

47

Утром 1 апреля 2009 года памятник Ленину у Финляндского вокзала был подорван. В результате взрыва пониже спины у Владимира Ильича образовалась внушительных размеров дыра, послужившая поводом к многочисленным скабрезным шуточкам. К слову, злоумышленники не найдены до сих пор.

– …В общей сложности в сторону машины и нападавших я произвел пять выстрелов. Все гильзы найдены, сфотографированы и сданы в регистратуру экспертно-криминалистического отдела.

За последние четырнадцать часов Холин столько раз пересказывал обстоятельства стрельбы на шоссе, что сия пламенная речь практически отскакивала у него от зубов.

– И все пять, я так понимаю, ушли в молоко? – В голосе Игнаткович послышалась насмешка.

– Виноват, – потупился Григорий. – За последние лет эдак шесть-семь службы по людям впервые стрелять довелось. Если честно, грешным делом полагал, что и не придется больше. Опять же, позиция для ответной стрельбы была крайне неудачной.

– А отрываться от охраняемого лица, согласно инструкции, ты не имел права. Ведь так? – услужливо подсказал Мешечко.

– Точно так.

– Опознать нападавших сможете?

– Не уверен, слишком быстро все произошло. Да еще и погода – дождь как из ведра. Тот, который на водительском сиденье, он вообще из машины не вылезал. А которые из леса вышли, они в дождевиках с капюшонами были. Такие, по типу армейских, знаете?

– Армейских, говоришь? – отчего-то среагировав именно на такую деталь, задумался подполковник. – И все-таки, почему, имея существенный перевес в вооружении, они не стали вас добивать?

– Ну извините! – нахохлился Григорий.

– А может, они того… просто попугать хотели? И вовсе не ставили целью ликвидацию Гурцелая? – Павел Андреевич держался за эту версию как за единственную спасительную соломинку.

– Попугать, говорите? – прищурился Игнаткович. – Хорошо, Григорий Степанович, вы можете быть свободны.

– Гришка, ты нас не дожидайся, – вдогонку напутствовал подчиненного Мешок. – Поезжай домой, отсыпайся. Теперь уже в понедельник судить-рядить станем.

Холин молча кивнул и покинул кабинет.

– Просто не хотел при нем говорить, – пояснил причину демонстративного отсыла Алексей Дмитриевич. – Кстати, напомните при случае своим сотрудникам, что против автоматического оружия использовать пистолет крайне неразумно. В подобной ситуации табельная пукалка годится лишь для того, чтобы пустить пулю в лоб, дабы избегнуть позорного разоружения с последующим пленением… Так вот, возвращаясь к вопросу за «попугать»: рядом с местом происшествия уже после того, как там закончила работу оперативно-следственная бригада ГУВД, наши люди обнаружили закладку. Вернее, две. Вот такие, понимаешь, попугаи.

– Мать моя женщина! – ахнул Мешечко. – Где?!

– За поворотом шоссе. В пятидесяти метрах по правой обочине первый заряд, а еще через двадцать пять – второй. Суммарная мощность около двух килограмм в тротиловом эквиваленте. И поскольку джип у Гурцелая не целиково-бронированный, шансов уцелеть практически не было. Ни у кого из пассажиров.

Впитав в себя такое сообщение, Павел Андреевич резко изменился в лице и покрылся испариной. Забыв о приличиях, он без спроса подхватил со стола Игнатковича бутылку с минералкой. Жадно отпил.

– Ах ты, черт!.. Прости господи!.. Извини, Алексей Дмитриевич! Просто тут не захочешь – уверуешь!

– Закладки были установлены очень грамотно. Для своевременного дистанционного включения цепи покушавшимся даже не нужно было находиться точно на линии визирования цели по отношению к зарядам. А при диверсиях на дорогах самый сложный момент – это подорвать СВУ так, чтобы основные поражающие факторы пришлись на проезжающую машину. А в данном случае первый взрыв должен был стать отсекающим – после него взрывной волной джип неминуемо выбросило бы к месту второго взрыва. В общем, в этой истории за версту угадывается накачанная рука спецназёра.

– Я такое только в кино видал! – потрясенно выдавил из себя Мешок.

– А я в Чечне и в Дагестане, – как бы между прочим заметил Игнаткович. – Вот если бы… – подполковник ФСБ секундно потерял бдительность и позволил себе мечтательно расслабиться, – если бы Володя Квачков этих парней с собой на дело взял, думаю, толку было бы больше.

– Так ты полагаешь, что Квачков все-таки причастен к истории с покушением на Чубайса?

Павел Андреевич и Игнаткович были «не первый год замужем», а потому полковник Жмых порою позволял себе тыкать «старшему брату».

– Я думаю, что он причастен к истории «как не надо покушаться на Чубайса», – спохватившись, соскочил со скользкой дорожки Алексей Дмитриевич. – Ладно, это уже лирика. Посему вернемся к нашему барану. Я про Гурцелая. Забираем мы этого пассажира: и от вас, и от эскапэшников, и от греха подальше. Потому как, если с ним что случится… Ну да ладно.

– Оттуда просили? – дерзко предположил Жмых, глазами указывая на линейку портретов на стене.

– Без комментариев. – Подполковник ФСБ подтянул к себе телефонный аппарат, ткнулся в три кнопки. – Александр Львович, это Игнаткович. Поднимитесь ко мне. С бумагами по Гурцелая. Да…

– Да какая, собственно, разница: откуда просили? – мрачно высказался Мешечко. – Даже ежу понятно, что без деятельного раскаяния Гурцелая Литва соскочить может. Великой государственной тайной, короче, не является.

Игнаткович посмотрел на него поверх очков с легкой укоризной:

– Боюсь, что стараниями ваших подчиненных Гурцелая как раз таки сто раз теперь подумает, продолжать ли ему деятельно каяться.

– То есть, по-вашему, лучше было, если б джип на воздух взлетел? – не на шутку завелся Андрей. – А что? Потом, на скорую руку да на долгую муку, может, удалось бы и подготовку терактика на Литву натянуть.

– Я это не говорил.

– Но подумали?

– Андрей Иванович, по-моему, вы начинаете забываться!

– Боюсь, что эту паскудную историю я, даже если очень сильно захочу забыть, до скончания дней помнить буду, – понуро пробормотал Мешечко…

…Отстрелявшись у чекистов, верховные «гоблины» покинули Большой дом не в самом лучшем раположении духа. Состояние внутренней опустошенности и обреченности охватило обоих, поскольку поведанная Игнатковичем информация и шокировала, и нагнула одновременно. Ведь, если верить, что подобное состояние является предвестником скорых перемен, делалось очевидным, что перемены эти будут исключительно с отрицательным знаком.