Год активного солнца
Шрифт:
«Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Будет гораздо лучше, если вы подготовите отчет и наметите конкретный план вашей дальнейшей деятельности».
«Еще раз повторяю, я не понимаю, о чем вы говорите. Я ознакомился с рядом дел лишь для того, чтобы лучше изучить район. Вы это имеете в виду, не так ли?»
Первый секретарь испытующе посмотрел на прокурора. В его глазах затаился гнев, и они постепенно налились кровью. Он едва сдержался, чтобы не заорать на новоиспеченного блюстителя закона: чего ты, мол, придуриваешься — ведь ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Но
«Может, у вас есть какие-то претензии? Я прошу вас открыто сказать о них на заседании бюро. Не стесняйтесь критики. Все ваши предложения будут выслушаны со вниманием, и вам будет оказана требуемая помощь. Хочу надеяться, что мы найдем общий язык. Не стану вас больше задерживать. Всего вам доброго!»
«До свидания!»
Тбилиси.
Квартира Анзора Джавахадзе.
Статичная сцена.
В кресле сидит застывший прокурор.
На краешке стула напротив сидит вдова Анзора Джавахадзе и напряженно смотрит на молодого прокурора.
Тягучее неловкое молчание.
Резо мнет в руках сигареты.
«Вы разрешите закурить?»
«Пожалуйста».
Женщина встает и ставит перед гостем пепельницу.
«Спасибо».
И вновь неловкое молчание.
«Что вам нужно, зачем вы пришли?» — немой вопрос застыл в глазах женщины.
«Прошу прощения за то, что я вынужден напомнить вам печальные дни, но другого выхода у меня нет. Без вашей помощи мне не разрубить узел».
«Я вас слушаю».
«Удовлетворены ли вы следствием по делу убийства вашего мужа?»
«Убийства или гибели?»
«Что ж, допустим — гибели».
«Разрешите спросить, кто вспомнил моего несчастного супруга через три с половиной года? Я не желаю новой шумихи и пересудов, я не желаю заново будоражить моего ребенка. Прошу вас, оставьте меня в покое».
«Простите за боль, которую я невольно причинил вам, но неужели у вас никогда не возникало сомнения, что вашего мужа могли убить?»
«У моего мужа было много друзей. Они никому не простили бы его убийства».
«Мертвый друг никому не нужен. Извините, что я говорю так резко. Если вы считаете друзьями своего покойного мужа людей, связанных с ним общей профессией или работой, то, могу вас заверить, они без промедления забыли бы вашего мужа и не стали бы обострять ситуацию ради выбывшего из игры человека. Более того, они всячески постарались бы замять дело».
«Вы пришли сюда, чтобы убедить меня в том, что мир населен убийцами и негодяями?»
«Я пришел к вам для того, чтобы напасть на след убийцы вашего мужа».
«Моего мужа никто не убивал. Его случайно сбила машина. К сожалению, виновного не обнаружили».
«И не обнаружат. Потому что вашего мужа машина не сбивала».
«Я не желаю ни о чем вспоминать. Умоляю вас, оставьте меня в покое».
Неловкое молчание.
Протяжный звонок.
«Деточка, иди открой дверь!» — крикнула женщина в соседнюю комнату.
Звонок повторился.
Женщина встает и идет открывать дверь. Видно, ребенка нет дома.
В комнату входит представительный мужчина лет сорока.
«Что случилось, что тебя встревожило?» — обращается
он к вдове и холодно кивает незнакомцу в кресле.«Поговорите, пожалуйста, с моим братом. Прошу прощения, но мне необходимо выйти. И впредь я не желаю говорить на эту тему!»
«Я — прокурор, и меня интересуют некоторые детали убийства вашего зятя».
«Моего зятя никто не убивал. Его случайно сбила машина».
«Вашего зятя машина не сбивала. Существует целый ряд обстоятельств, вызывающих подозрение в убийстве».
«В процессе следствия все выяснилось, и у меня не осталось никаких сомнений. Ничего подозрительного я не заметил. Думаю, вы понапрасну тратите время».
«У меня есть основания для подозрений. Когда я просмотрел дело, ничего особенного я в нем не обнаружил… Однако впоследствии выявился целый ряд таких фактов…»
«Я сотни раз просмотрел дело о гибели моего зятя. Я абсолютно убежден, что Анзора Джавахадзе никто не убивал. Обычный несчастный случай».
«У меня создается впечатление, что вы не заинтересованы в установлении истины».
«Как бы не так! Мы просто устали от нервотрепки и горя. Мы не желаем все начинать сначала. Тем более что в добросовестности следствия у нас нет ни капельки сомнения».
«Всего вам доброго. Прошу простить за беспокойство».
«Всего доброго».
«Не могу вам обещать, что я прекращу это дело».
«Как вам угодно».
— Вот теперь-то мы наверняка приехали! — говорит Эльдар.
После первого уверения Эльдара, что мы уже приехали, прошло добрых двадцать минут… Показались черные силуэты строений.
— Кто знает, где живет наш больной. А вокруг ни души, попробуй выяснить.
Мы проехали еще немного.
— Давай посигналь, может, и отзовется кто! — сказал Эльдар шоферу.
Тревожный звук сирены распорол тишину и эхом прокатился в окрестных горах.
Сирена никого не всполошила. Лишь кое-где забрехали собаки. Вот, собственно, и все.
— Нигде ни огонька. Не поймешь, то ли спят, то ли село обезлюдело.
— Мне кажется, в том доме светится окно! — говорю я.
— А ну давай к нему поближе! — распорядился Эльдар.
Мгновение спустя машина поравнялась с двором, в глубине которого брезжило окно оды.
В ту же минуту огромный пес с лаем бросился к калитке.
— Эй, хозяин! — крикнул Эльдар.
Пес вконец озверел.
— Хозяин! — повторил Эльдар и вышел из машины. Громадный пес, просунув морду в щель, яростно рычал. Но Эльдар как ни в чем не бывало направился к калитке. Видно, он пообвык в общении с деревенскими псами.
— Заткнись, несчастный! — бросил Эльдар псу и, встав у самого забора, заорал: — Хозяин, эй!
— Кто там? — послышалось из оды. Потом дверь отворилась и мужчина в белом нижнем белье с фонариком в руке направился к калитке.
Заслышав голос хозяина, пес залился лаем.
— Замолчи ты, волчья сыть, закрой пасть! — рассердился хозяин и, подойдя вплотную к калитке, громко повторил: — Кто там?
— Не подскажете, где тут Серго Гонгадзе живет?
Луч фонарика скользнул по лицу Эльдара и задержался на машине с красным крестом.