Год, когда мы встретились

– Так, может, и его позвать в прямой эфир? Пусть чувак поделится своими соображениями? Как бы то ни было, в газетах пишут, что вам больше в этот эфир хода нет. Ни прямого, ни кривого. И больше у вас ни одной передачи не выйдет.

Решительно разворачиваюсь, задираю подбородок и иду прочь. Последнее слово за мной. Или нет? Или это тоже враждебная, нервозная нападка в рамках глухой обороны?

– Непременно выйдет. Мы с Бобом вот так. – Ты сплетаешь пальцы обеих ладоней. По-твоему, вы крепко спаяны. – Боб – директор радиостанции, мы вместе с самого начала. Меня отстранили, да, но это сугубая формальность. На нас постоянно поступают жалобы, приходится делать вид, что мы реагируем. А иначе его бы просто не поняли.

– Вы, похоже, очень собой гордитесь. Такой мощный общественный резонанс вызвали… – Я нажимаю кнопку входного звонка.

– Ясно. Я реально вас чем-то задел. – Ты стоишь рядом, готовый войти в дом. Свои слова ты шепчешь мне на ухо.

Оборачиваюсь к тебе. Ты саркастически подмигиваешь. До меня только сейчас доходит, что тебе нравится, что ты меня бесишь. И, как это ни ужасно, мне тоже это нравится. Ненавижу тебя. Но это – повод отвлечься от всего остального. Моя ненависть занимает кучу времени. Это уже почти полноценный рабочий день. Я трачу на свое отношение к тебе столько же, сколько тратила на работу. Нет, больше. Я ненавижу тебя круглосуточно – без выходных и обеденных перерывов.

Дверь открывается, на пороге стоит женщина с красными от слез глазами. Она сразу, немедленно, тебя узнает. Она тебе рада, более того, благодарна, что ты пришел. Тут же приглашает тебя войти. Господи, что они все – слепоглухотупые? Почему никто не видит тебя так, как вижу я?

Ты вежливо пропускаешь меня вперед.

На кухне куча народу, люди стоят отдельными группками, иногда переговариваясь друг с другом. Стол заставлен едой – все это принесли соседи: пироги, сэндвичи и салаты.

Нас с Мэттом ведут в гостиную. У окна, безучастно глядя в небо, одиноко сидит в кресле молодой мужчина.

На стенах висят фотографии, съемка явно профессиональная. Черно-белые портреты Стивена, Ребекки и Лили. Они оба в черных свитерах с высоким воротом сняты на фоне белого задника. Лили в белом прелестном платьице похожа на светлого ангела. Очень веселого, радостно улыбающегося в объектив. А вот Лили держит огромный леденец, вот – хохочет и показывает язык. Все трое, вместе – счастливые, любящие друг друга. Я узнала Стивена, вспомнила, что видела его в супермаркете и когда гуляла на побережье.

– Мэтт. – Он встает, и они обнимаются.

– Стивен, я очень тебе сочувствую…

Они замирают в молчаливом объятии. Друзья по бадминтону. Я озираюсь вокруг, смотрю на фотографии, потом в пол, не зная, чем себя занять.

– Это моя соседка Джесмин. Она живет напротив.

– Мне жаль, от всего сердца, очень жаль.

Протягиваю ему руку, и он слабо ее пожимает.

– Спасибо. Вы подруга Ребекки?

– Н-нет. То есть я… – глупо мямлю в ответ. Как бы это объяснить? Может, зря я сюда пришла? Не знаю. Вряд ли это было так уж необходимо. Зачем вторгаться в чужую жизнь?

Входит та женщина, что впустила нас в дом, и теперь они все выжидательно на меня смотрят.

– Я видела их вчера днем, в ресторане отеля «Марин».

Стивен в растерянности. Похоже, он мне не верит.

– Э-э, я сомневаюсь, что они могли там быть.

– Лили пила горячий шоколад. Она его называла «хоро-горо-шоко».

Он улыбается, потом обессиленно садится в кресло и прикрывает лицо руками.

– Она была в ударе. Ребекка все время хохотала над ее шутками. Я на них сразу обратила внимание, как только вошла. Лили произносила тост.

Он поднимает голову и смотрит на женщину – теперь я поняла, что она его сестра, они очень похожи.

– Это из-за праздника на той неделе, – поясняет он, и она кивает, улыбаясь сквозь слезы.

Стивен ловит каждое мое слово, ему дорога малейшая подробность. Ты тоже глаз с меня не сводишь, и меня это сильно нервирует. Стараюсь смотреть только на Стивена. И все больше вижу, как Лили на него похожа: те же светлые волосы, те же чистые, правильные черты лица. Так я стою посреди незнакомой комнаты и рассказываю чужим, по сути, людям про тост, про то, как они смеялись, вообще стараюсь ничего не упустить. Всячески подчеркиваю, что им было очень хорошо, что они наслаждались каждой секундой из последних отпущенных им минут, прежде чем сесть в машину и поехать в гости к родителям Ребекки, чтобы по дороге встретить тот проклятый грузовик. Мне кажется, это очень важно – объяснить, что они были счастливы. Стивен, как губка, впитывает мой рассказ и мысленно оказывается с ними рядом.

Наконец я умолкаю, повисает тишина, и я понимаю, что сейчас он во второй раз пережил их смерть. Они ожили, пока я говорила, они были здесь и снова исчезли.

Застываю, не зная, как себя вести, что делать дальше. Мне хочется подойти к Стивену и как-то его утешить, но понятно, что это не моя миссия. Его сестра заботливо над ним склоняется, а ты подходишь поближе и крепко сжимаешь его плечо. Потом идешь к двери, и я следом за тобой. Мне так плохо, что я передвигаюсь как механическая кукла, и в голове бьется одна мысль: не надо было сюда приходить, не надо, это была ошибка, я сделала только хуже, причинила лишнюю боль. Или я неправа? Хорошо бы ты что-нибудь мне сказал, как-то поддержал, что ли. А впрочем, нет, только не ты, ничего мне от тебя не нужно, никакого сочувствия и поддержки.

На улице ты выплевываешь антиникотиновую жвачку и закуриваешь нормальную сигарету.

Всю обратную дорогу мы проделываем в полном молчании. Щеки у меня горят. Мне тоскливо и горько. Вдруг ты разворачиваешься и участливо, мягко произносишь:

– Мне бы тоже было важно узнать то, что вы рассказали. – Выбрасываешь окурок. – Хорошо вы все сделали, очень правильно. – И треплешь меня по плечу.

И тут меня отпускает. Удивительно, до чего мне сразу же становится легче. Странно, ты понял меня, тебе не все равно, каково мне. Как это не вяжется с тем, что я привыкла о тебе думать.

– Джесмин! – окликает меня знакомый голос. Резко оборачиваюсь и вижу, что Хизер поднимается с моего крыльца. Идет к нам. Все смещается у меня в голове, я плохо соображаю, но ясно лишь одно: сейчас ты окажешься лицом к лицу с человеком, которого я всю жизнь пыталась от тебя защитить.

Глава тринадцатая

Раз в месяц у Хизер бывают так называемые «встречи поддержки». Мы начали проводить их, когда она была еще подростком. Вообще все придумала мама, и она неизменно на них присутствовала, даже когда проходила курс химиотерапии и была совсем плоха.

Я тоже была подростком, и часто мне вовсе не хотелось туда идти, у меня были дела поважнее и поинтереснее. Но мама настаивала, чтобы я не пропускала ни одной встречи, и тогда меня это раздражало, но теперь я очень ей за это благодарна. Мамы не стало, но я к тому времени уже знала, как и зачем это делается. Личностно-ориентированное планирование подразумевает, что Хизер советуется с теми, кто в данный момент так или иначе связан с ее жизнью. Они регулярно собираются и обсуждают, какие перед ней стоят задачи и как ей их решать. Хизер сама определяет, кого позвать и о чем конкретно пойдет разговор.