Год Собаки
Шрифт:
Освежившись, вернулся в свою комнату, и услышал:
– Доброе утро, товарищи! Начинаем утреннюю зарядку!
«Почему бы нет?» - подумал я, стягивая майку.
Оказывается, есть в этом даже какая-то прелесть! – думал я, снова направляясь в ванную, потому что диктор предложил заняться водными процедурами.
Сначала я не мог понять, почему мне с утра так радостно, не могу усидеть на месте, почему так тянет в школу. Потом понял, и радость охватила меня: Оля! Я скоро встречусь с ней!
Снова облачившись в майку, побежал на летнюю кухню, где мама готовила нам завтрак.
– Какой ты сияющий! –
Я скромно промолчал, не стал ввязываться в полемику, а то начнёт шутить и подначивать.
Я сунул лицо в тарелку с гречкой, запивал её горячим молоком и молчал, якобы был очень занят.
– Что, не хочешь с мамой поговорить? – спросила меня мама.
– Ну, ма-а-ам… - взмолился я.
– Ладно, не буду. Только будь осторожен, сын, - почему-то вздохнула мама. Я быстро глянул на неё, но не стал спрашивать, к чему это она сказала. Предупреждение было двусмысленным. Может, мама подумала, что я подрался вчера из-за девочки?
Быстро съев завтрак и выпив чай, я поцеловал маму и побежал собираться.
Учебники лежали на столе, дневник, тоже. Не помню, чтобы я его вынимал, мы ведь ещё у Оли дома выполнили домашнюю работу. Пожав плечами, сложил всё в сумку, начал было одеваться, потом, взглянув на будильник, решил, что времени ещё мало, и можно погладить одежду.
Где утюг и гладильная доска, я знал, приходилось гладить брюки. Всё это было в комнате родителей.
Собрав все свои вещички, потащил их в мамину комнату. Когда проходил через обширную прихожую, вошла мама.
– Ты что это делаешь? – удивилась она.
– Хочу погладить… - покраснел я.
– Ох ты! – покачала головой мама. – Давай сюда, сама поглажу.
– Да я умею!
– Я умею лучше. Думаю, тебе надо тоже купить утюг. Сейчас продаются лёгкие утюги, сами отключаются. Пожар не устроишь.
– Мама… - всё-таки покраснел я, отдавая одежду. Конечно, иногда я забывал выключить утюг, или плитку, нечего возмущаться.
Долго ждать не пришлось, и я, с удовольствием одевшись в ещё тёплую форму, попросил маму научить меня правильно завязывать галстук.
– Ах ты, маленький сердцеед! – смеялась мама, а у меня сладко ныло сердечко.
3. Любовь и коварство.
До школы я добрался быстро. Поздоровавшись с ребятами на крыльце и отмахнувшись от расспросов, побежал в кабинет математики. Вообще-то это был наш кабинет, потому что Антонина Павловна была нашей классной руководительницей, и мы проводили здесь классные часы, и мыли пол после уроков, следуя графику дежурств.
Открыв дверь, я вошёл в кабинет, и остолбенел. Оля сидела рядом с Борькой, и они что-то обсуждали! Оля! С этим негодяем Борькой!
Я, молча, прошёл к своему столу и бросил сумку на стул, где сидел мой друг Толька. Мелькнула мысль, что так и не сходил к нему вчера. Из-за Борьки и Ольки.
Взглянув в их сторону, встретился с победным взглядом пацана. И тут понял, что сделал неправильно. Сегодня я не стукнул Борьку!
А Оля? Она не смотрела на меня, уставившись в столешницу.
Надо исправлять положение,
а то Борька уже думает, что я испугался. Встав, я подошёл к Борькиной парте и остановился, глядя ему в глаза. На губах Борьки заиграла усмешка.– Подлая, оказывается, у тебя душонка, - сказал я. – И не только у тебя. Вся ваша семья такая. Нападаете сзади!
– Да Сеня тебя и в открытую неплохо приложил! – воскликнул Борька, вставая.
Ребята и девчата в классе перестали возиться и шушукаться, обратив на нас внимание.
– Об этом я и говорю! – усмехнулся я. – Взрослый мужик избил пацана, и гордится этим. А ты радуешься, как последняя мразь! – скривился я.
– А ты! – взвизгнул Борька. – Постоянно бьёшь меня по голове! За что?
– За твою подлость! Ты же постоянно докладываешь о нас завучу?
– Я не докладываю, - ответил Борька, опуская глаза. – она меня спрашивает, а врать я не умею. И тебе я не могу ответить…
– Посмотри мне в глаза! – сказал я. – Я тебя бил вот так, когда–нибудь? – Борька посмотрел и снова отвёл взгляд в сторону.
– Ты говоришь, не можешь со мной справиться, - медленно, будто раздумывая. сказал я. – А я не могу справиться с твоим взрослым братом. Ты поступил подло, попросив его избить меня. А я сделаю не меньшую подлость, заявив на него в милицию. Как ты думаешь, что с ним сделают, узнав, что он избил пацана? Нанёс ему повреждения средней и тяжёлой степени? Сотрясение мозга, смещение шейных позвонков… - пока я говорил такие, странные даже для меня, вещи, Борька бледнел. Думал, что всё это игрушки? Конечно, если бы Оля не оказалась предательницей, плевал бы я на этого Борьку с его дурацким братом!
– Впрочем, у тебя есть выход, - сказал я. – Снимай очки.
И Борька, взглянув на меня, снял очки и закрыл глаза. Я размахнулся, думая расплатиться за всё унижение, что пришлось вынести из-за Борьки, его брата и Ольки…
– Ты не сделаешь этого! – воскликнула Оля, вскакивая.
– Что не сделаю? – удивился я, останавливаясь.
– Не ударишь Борю.
– Лучше заявить в милицию? – Оля отрицательно покачала головой.
– Почему я не сделаю это? – Оля молчала.
– Потому что я хороший мальчик? – Оля опустила глаза и кивнула.
– Ладно, живи пока, - сказал я Борьке и пошёл на своё место. Достал из сумки учебник, тетрадь, положил на парту.
– Не злись на Борьку, - услышал я возле себя. – Это я во всём виновата.
– Тоже решила говорить только правду? – спросил я, не глядя на девочку, и не думая, о какой вине она говорит.
– Можно, я с тобой сяду? – спросила Оля.
Ещё каких-то пятнадцать минут назад я растаял бы от этого вопроса. Теперь же только ухмыльнулся, глядя на девочку и сказал с сарказмом:
– Ты ведь свободный человек, где хочешь, там и сидишь! Место свободно!
Через секунду я пожалел об этом, но было уже поздно: Оля вспыхнула, и ушла на своё место, к Вите, тому самому, похожему на первоклассника мальчишке. У него такая стрижка детская была. Наверное, Оля скопировала стиль Вити для меня.
Удивлённо проводив её взглядом, почувствовал, как рвутся между нами тонкие нити завязавшейся было, дружбы.
Пока я переживал крах своей первой влюблённости, ко мне подсела Валя Фалеева, соседка Борьки: