Голому рубашка. Истории о кино и для кино
Шрифт:
— Для чего? — спрашивает Эмилио.
— Для того, чтобы мы с тобой разъединились. Снимем наручники. Ты поедешь в полицию, а я домой. Мне жить еще не надоело!
— Как я поеду без тебя? — возмутился Эмилио. — Ты ведь мой свидетель!
— Считай, что я ничего не видел, — сказал я. — Меня не было с тобой.
— Как не было? — взвился Эмилио. — Почему?
— Потому, что я еще молодой и хочу жить. А этим людям зарезать человека проще, чем барана, — сказал я. — «Спасибо» скажи, что нас пожалели, отпустили.
— А как же мои деньги? — уже поспокойней сказал Эмилио: видно, опять между жадностью и жизнью выбрал последнее.
— Это твое дело, — сказал я. — Если тебе дороже деньги, езжай в полицию.
— Ладно, поехали домой, — решил Эмилио.
У Эмилио
— Хорошо еще отделались, — сказал я Эмилио.
— Что хорошо? — недовольно сказал он опять тоном босса. — Потерял 100 000 долларов! И все из-за тебя!
— А причем я? — в самом деле удивился я. — Этого врага ты сам себе нажил.
— А кто допустил, что он спрятался в моей машине? — визгливо закричал Эмилио. — Для чего я тебе платил деньги, если при тебе меня заковали в наручники и ограбили?
Ну что ему ответишь на это? Как ни смотри — он прав. Ведь я должен был проверить машину, прежде чем он сядет в нее.
— Значит, я плохой бодигард, — сказал я. — Вот тебе 150 долларов, что ты мне заплатил за эту ночь.
— Ха-ха! 150 долларов, когда я потерял сотню тысяч! — сказал он, но деньги забрал.
— Извини, если что не так, — сказал я, садясь в свой вэн. — Хорошо, что живы остались и теперь тебе бодигард не нужен. Прощай!
И я уехал.
Приехал домой, а там меня ждали Айдын с братом.
— Привез твои пистолеты, — сказал Айдын. — Боюсь их при себе держать без разрешения.
Зашли в дом, я достал новую бутылку «Хенесси». Выпили за успешно проведенную операцию.
— Сереж, — говорит Айдын, — ты думаешь почему я у него на 20 000 больше взял?
— Пени за то, что брат сидел, — сказал я. — Очень правильно взял, молодец. Вчера мы с тобой этот вариант не рассматривали.
— Хорошая мысль приходит вовремя! — сказал Айдын. — Это я для тебя взял. Без тебя ведь еще неизвестно, что у меня вышло бы. Ты очень помог мне.
— Да ты что?! — удивился я. — Мне ничего не надо. Я ведь просто так тебе помогал, как земляку.
Но Айдын и его брат Зафар стали меня уговаривать взять эти деньги. Я ни за что не соглашался, в конце концов я сказал, что согласен взять половину, а вторую половину должен взять Айдын. Так будет справедливо. Мы оба разработали этот план, репетировали полночи и потом днем успешно осуществили. Айдыну пришлось согласиться. И когда допили коньяк. вдруг решили вложить с Айдыном наши деньги в создание частного детективного агентства. Это идея, сам не знаю, как пришла мне в голову. Наверное, потому, что Айдын очень грамотно все делал, оказался четким напарником. Я сказал об этом Айдыну, и он тут же согласился: говорит, что тоже понравилось, как мы работали. Зафар сказал, что и он готов вложить сколько надо в наше агентство. Он может быть администратором, директором, кем угодно. На том и расстались.
Потом я позвонил Пуделю, сказал, что ушел от Эмилио и свои 10 процентов за четыре дня моей работы он может уже получить. Я, конечно, не сказал ему про ночные свои деньги, пусть это будет в счет его портсигара. Пудель как услышал про деньги, хотел тут же за ними приехать, но я сказал, что устал и завтра вышлю ему чек по почте.
И только я положил телефон, как вдруг звонок в дверь. Открываю, стоит Эмилио.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Я уже без тебя дома спать не смогу, — говорит Эмилио. — И тем более, что еще один человек есть, который мне угрожал, звонил из Феникса.
— Какие условия? — строго спрашиваю его.
— Такие же, — говорит Эмилио. — Согласен?
— На такие же — нет, — говорю и вижу, что он в моих руках, сколько скажу — столько заплатит. Опять бздит, как собака. Мне даже жалко его стало.
— А сколько хочешь? — спрашивает он плаксивым голосом.
— Хочу, чтобы утром я пил у тебя в доме кофе, ел сэндвичи — короче, нормальное трехразовое питание в день. Я из-за тебя портить свой желудок не собираюсь!
— Согласен! — обрадовался Эмилио. — Поехали сейчас ко мне, вместе поужинаем, у меня в холодильнике такие шримпсы есть, я их приготовлю — пальчики оближешь.
И
такой он был в тот момент нормальный, даже симпатичный, честное слово, что я чуть не пожалел, что мы с Айдыном его наказали. А потом подумал, что, раз так преобразился человек, значит здорово бздит. Видно, хорошо кинул своих родственников из Феникса, а эти мексиканцы в самом деле замочить могут. Хотел было отказаться, но было уже поздно — он ведь мои условия принял. А у нас во дворе в Баку в таких случаях обратного хода нет. Так я воспитан.Август 2008 года, Майами
КАЛАМАЗУ
Я сидел в кафе на берегу залива и потихонечку пил кубинский кофе. Хорошая погода, с залива дует прохладный ветерок, напротив меня за столиком две леди едят мороженое, и та, что посимпатичней и в бейсболке с надписью «Florida», нет-нет, да и кидает на меня ливера. Было бы это в России — тут же взял бы свою чашечку, подошел и присел бы к ним за столик. To-сё, трали-вали, думаю, осечки бы не было, раз ливера кидает. Но тут совсем другое дело — язык! Я могу только смысл передать того, что хочу сказать, слава Богу, хоть этому научился — больше ничего. Никаких шуток, подковырок, намеков, комплиментов — всего, что требуется для кадрежа и чему я все же научился в конце концов, на этом языке я делать не могу. Поэтому чувствую себя инвалидом — инвалидом языка. Остается только посматривать на этих женщин и глотать слюнки. Вот как с этой — опять зыркнула и вроде даже улыбнулась! Ну что я могу сделать? Могу подойти и сказать: «Май нейм ис Миша». Они ответят мне что-нибудь, и я это точно не пойму. Могу попросить, чтобы говорили «симпл ворд» и «слоули». То есть простыми словами и медленно. Они начнут говорить со мной, как с дебилом, и на этом все закончится, потому что так разговаривать никому неохота. А во-вторых, я могу и это «слоули» не понять. Вот так!
Я взял и отвернулся от них. Чтобы зря душу не тревожили, стал смотреть на залив, на шикарные яхты, которые там стоят, а когда снова повернулся, смотрю, возле их столика стоит мужик и явно кадрит их. Я чуть не поперхнулся кофе. Спросите, а как я догадался, что он их кадрит, а не просто знакомый? Просто, когда человек кадрит, у него поза как у попрошайки, чего бы в этот момент он из себя ни строил. Позвоночник изогнут в ломаную кривую, нормальный человек так и минуты не сможет простоять: и руки и ноги, как на шарнирах — он ими сейчас не руководит, они у него, как у матерчатой куклы. Потому что в этот момент он весь на языке, говорит, как цыганка, которая уговаривает человека дать ей погадать. Честно скажу, в этом деле, в кадреже, обязательно — я уверен в этом — присутствует и гипноз. По себе сужу, так как таких женщин иногда кадрил, которые на пушечный выстрел в нормальных условиях меня бы к себе не подпустили. А на улице, бывало, догонишь, начнешь говорить, и она останавливается, смотрит на тебя с интересом, потом смеется, а раз засмеялась, значит, загипнотизировал! Ну все это, конечно, там, на родине, а здесь я как евнух. И потому настроение совсем не для кадрежа.
Да, так вот, этот мужик что-то говорит им по-английски, они с интересом смотрят на него — не вижу я его лица, не могу пока сказать, чем он их берет, но одет он прилично: шорты «Докерс», мокасины из хорошей кожи, а в одном ухе даже серьга у него. Такие примочки я не признаю — серьги, браслеты, перстни, цепочки с крестами, мужчина должен быть мужчиной. Но результат налицо: моя уже на меня даже не зыркает. И смотрю, они уже улыбаются — верный признак, что кадреж проходит успешно; смотрю, он поставил свою чашечку кофе на их стол и сел. Да, вот что значит язык! Умел бы говорить — сейчас на его месте, возможно, был бы я. Моя опять, как бы случайно, вроде, как вспомнила обо мне, бросила на меня взгляд, и мне показалось, как бы сказала мне: «Вот видишь, каким надо быть!». Я лишь вздохнул и раскрыл бесплатную русскую газету — лучше уж новости прочту, хоть польза какая будет. И тут вдруг мужчина этот встал, приподнял свой стул, переставил поближе к той, которая была в бейсболке, и только собрался сесть с ней рядом, как я вдруг закричал: