Голому рубашка. Истории о кино и для кино
Шрифт:
— И ты хочешь, чтобы я повторил этот цирковой трюк? — рассмеялся Эльдар.
— Нет, такой трюк и я не знаю, смогу ли повторить еще когда-нибудь. То была спонтанная реакция на слова девушки. Отказаться было бы равносильно поражению. А у тебя задача простая — войти в клетку к кролику и поиграть с ним немножко. Чувствуешь разницу?
— Нет, не чувствую. Для меня это то же самое, что для тебя твоя история на Страстном бульваре. С той лишь разницей, что я бежал бы оттуда быстрее лани, — сказал Эльдар уверенно. — Одного я не понимаю, как этот Божии Одуванчик может отдаваться по первому требованию незнакомым людям?
— Объясняю, —
— Верно, — согласился Эльдар.
— Только что ты видел мужчину, которому ничего не стоило овладеть первой встречной, верно?
— Да, — сказал Эльдар. — Увидел и услышал.
— Но раз есть такой мужчина, почему не может быть и такой женщины? Для которой отдаться первому встречному ничего не стоит?
— Создавая женщину, Бог хотел, чтобы она была хранительницей очага, матерью, — сказал Эльдар.
— На счет хранительницы очага не уверен, а вот про мать — верно. У Бога, мне кажется, была одна задача — чтобы люди размножались, — сказал я. — И потому все, что связано с половым актом, может иметь миллион метаморфоз, хотя поставленная задача одна — чтобы из этого хаоса межполовых взаимоотношений появлялось непременно потомство. И оно появляется, и население Земли растет, невзирая на войны, голод и болезни. Половой инстинкт — очень мощный инстинкт. Его не перебить никаким «Моральным кодексом советского человека!» — последние слова я уже произносил воодушевленно, как настоящий оратор.
— Все, что ты говоришь — я со всем согласен, — спокойно сказал Эльдар — С одной оговоркой. Я как раз один из возможных случаев в миллионе метаморфоз, о котором ты говорил, что совокупление может произойти только по обоюдному чувству. Ведь такое тоже есть в природе, верно?
Я понял, что дальше уговаривать его бессмысленно.
А вечером приехал Аркадий с друзьями, сделали шашлык во дворе, и опять появился сосед из дома напротив и стал приставать к Эльдару с какими-то разговорами. Аркадий налил ему стакан водки и дал шампур с готовым шашлыком:
— Иди, дядя Костя, поешь дома и жену угости.
— Большое спасибо, Аркашка, — сказал, улыбаясь, дядя Костя. — А можешь уважить просьбу старика?
— Говори, дядя Кость, почему не уважу? — ответил Аркадий.
— Можешь дать мне вместо водки немного того зелья, что тебе друзья в бочонке привезли? — сказал дядя Костя, приторно улыбаясь. — Охота попробовать на старости лет…
— Что я тебе говорил! — шепнул мне Эльдар.
— А почему нет? — пожал плечами Аркадий. — Ты не против, Эльдар? Вот, хозяин не против.
Аркадий налил стакан выдержанного коньяка и дал деду. Тот сразу ретировался.
— Один шампур и рюмочку вашего коньяка пошлем Божьему Одуванчику, — распорядился Аркадий, и один из его сослуживцев отнес поднос с шампуром, зеленью и стопкой коньяка в покои Божьего Одуванчика и долго потом оттуда не появлялся.
— А что за кличка у нее? Почему Божий Одуванчик? — спросил я Аркадия.
— Потому что Божий человек, — сказал Аркадий. — Вот такая девка! — показал он большой палец. — Как святая.
В этот вечер в самом конце мы попросили Эльдара спеть. Никто из хозяев не ожидал, что их ждет. Эффект был сногсшибательный.
— Даты гений! — восхищенно говорил Аркадий. — Тебя надо по телевизору показывать! Вот не ожидал, честное слово!
А в окне веранды, вскоре после того как Эльдар запел, появилась голова Божьего
Одуванчика.Утром Аркадий разбудил нас.
— Предлагаю такую культурную программу, — начал он по-деловому. — Сначала поедем на фонтан — такое раз в жизни вы можете увидеть: столб пламени бьет на высоту 150 метров, диаметр факела — 10 метров. Волосы на голове трещат уже при приближении к факелу на 80 метров. А гул слышен с пяти километров. Незабываемое зрелище!
— Я — за! — поднял я руку.
— И я! — сказал Эльдар.
— А вечером устроим вечеринку по случаю вашего приезда и субботы — шашлык, манты, беш-бармак. Пригласим много хороших кадров — здесь девушки отличные. В виде эксперимента я хочу пригласить одну бабу весом 130 килограмм — такой у меня еще не было. Фигура в порядке, все пропорционально, живота нет, но настоящий гренадер, а я рядом с ней карлик!
— Не представляю, — сказал я, потому что рост Аркадия был под 185 сантиметров, и я смотрел на него всегда снизу вверх. — Мне кажется, интересный эксперимент.
Мы поехали на буровую, где полыхал огромный факел, пофотографировались на его фоне — зрелище, конечно, впечатляющее. Не могу не рассказать теперь, по прошествии многих лет, как его удалось потушить. Мне Аркадий рассказал. Они пробурили несколько скважин к устью фонтана на глубине около 1000 метров и взорвали там ядерный заряд. Фонтан тут же погас. И, что интересно, рассказывал Аркадий, все поле вокруг вдруг зашевелилось, как живое. Оказывается, суслики повыскакивали из своих нор: они за год, что горел факел, привыкли уже к шуму, прижились… и вдруг тишина. Суслики очевидно решили, что наступил конец света.
А вечером стали собираться у нас в доме гости. Девушки, в самом деле, были как на подбор. Но больше всех меня поразила та, что весила 130 килограммов. Такой я еще в жизни не видел.
— Потрясающая баба! — сказал я Аркадию. — Завидую тебе.
— Дарю, — сказал Аркадий. — Для друга, к тому же дорогого гостя, мне ничего не жалко.
— Спасибо, Аркадий, век не забуду! — пожал я ему руку и пошел охмурять эту Надю.
Эльдару опять пришлось налить стопарь дяде Косте, а Аркадий всучил ему тарелку беш-бармака и проводил до ворот.
— С соседями надо жить мирно, — объяснил он нам. — Соблюдаю закон гор, хоть мы живем на равнине.
Вечер прошел великолепно, завершился пением Эльдара и все девки сходу влюбились в него. Эльдар, как мне показалось, был в ударе и пел, останавливаясь только для принятия очередной рюмки коньяка. А на девок почти не обращал внимания. Если б не его Наташка с Трифоновской, я бы мог подумать, что он импотент или педик. Честное слово!
Божий Одуванчик не решалась принять участия в общем веселье, сидела, как вчера, на веранде и исчезала на время только тогда, когда кто-нибудь из гостей испытывал вдруг желание провести с ней время. И после этого опять появлялась в окне. Я же во всю охмурял Надю, сидя рядом с ней за столом, весь сгорал от желания, прикасаясь к ее огромному жаркому телу. А во время танца, когда вся эта огромная махина была в моих объятиях и я знал, что ее очень много и что я ощущаю только сотую часть всего ее пространства, — я чувствовал, что схожу с ума, что могу вдруг впиться в нее, как какое-то не известное мне животное, рвать и терзать ее, и меня никто не сможет оттащить от моей добычи. С чувством подкатывающей к горлу тошноты и легкого головокружения я все же отпускал ее, и мы опять садились к столу.