Голому рубашка. Истории о кино и для кино

— А так же, как и ты, после автомобильной аварии. Услышал твою музыку и чуть ли не заплакал! Умоляю, говорит, попроси, может, даст мне послушать…

— Бери! — Сабина выключила кассетник. — Я уже наслушалась.

— Ты зря грустишь, — сказала Доррис. — Доктор сказал.

что все у тебя будет окей. Нормально нога срастается…

— Будем надеяться, — улыбнулась ей Сабина.

— Представляешь, Серый, отличная баба-армянка рядом в палате, а я как новорожденный — весь спеленутый!

Открылась дверь и вошла Доррис с портативным кассетником.

— Сабина дала тебе послушать, — сказала Доррис, устанавливая кассетник на прикроватную тумбочку. — Она говорит, что ей пока не нужно.

Доррис включила кассетник и раздались звуки «Шалахо».

— Слышишь, Сереж, она мне переслала свой проигрыватель. Узнаешь нашу музыку? Ша-ла-хо! Джан-э-джан! Пока, Сереж, я тебе перезвоню!

Володя отключил телефон и обратился к Доррис.

— Ты сказала ей, что я армянин, да?

— Да, — сказала Доррис:

— А она что?

— Она говорит: «Надо же! И здесь армяне!».

— Шутит! — усмехнулся Володя. — А не спросила, какой я из себя?

— Нет, — сказала Доррис.

— А что со мной? — продолжал интересоваться Володя. — Тяжелый я или нет?

— Не спросила, но раз музыкой интересуешься, значит, в порядке, — объяснила Доррис.

— Ничего, значит, не спросила про меня? — уточнил Володя. — Ну, как я у тебя про нее: приходит ли ко мне жена, сколько мне лет, симпатичный ли я?

— Нет, ничего не спросила. Сразу отдала мне проигрыватель, сказала: «Отдайте ему, я уже наслушалась».

— Ну и на том спасибо, — сказал Володя. — Передай от меня ей благодарность. Скажи, я — ее должник!

— Хорошо, передам! — сказала Доррис. — Больше ничего не надо?

— Надо, — сказал Володя и достал из-под подушки свой бумажник. — Купи, пожалуйста, цветы, самые дорогие и красивые из тех, что продают у нас внизу, и отнеси ей. Скажи, от Володи-земляка, с пожеланием скорого выздоровления! Сделаешь, Доррис-джан?

— Сделаю, — забрала деньги Доррис.

…Сабина лежала в палате и смотрела на свою ногу в гипсе, висящую на тросе.

Вошла Доррис с букетом красных роз.

— Ой! Какие красивые! — вырвалось у Сабины.

— Это тебе подарок! Чтобы ты скорее выздоровела, — сказала Доррис, наполняя принесенную с собой вазу водой и устанавливая в нее цветы. — Земляк твой тебе прислал, Володя.

— Зачем мне его цветы? — удивилась Сабина. — Тоже мне, кавказские штучки!

— Володя очень обрадовался, что ты ему свою музыку дала послушать, — сказала Доррис. — Решил и тебе сделать приятное…

— Где он взял цветы? Он что, ходячий? — спросила Сабина.

— Такой же, как ты, трудно сказать, кто из вас полегче, — сказала Доррис. — Дал мне денег, и я купила.

— Спасибо тебе, — сказала Сабина. — Я цветы люблю…

— Это Володе спасибо, — сказала Доррис. — Расспрашивал меня, какая ты — красивая или нет?

— Ты что сказала? — поинтересовалась Сабина.

— А что я могу сказать? Сказала, красивая, как будто ты не знаешь, какая ты!

— Спасибо, — сказала Сабина. — Просто в каждой стране, наверное, свои представления о красоте…

— А он тоже видный такой мужчина, высокий, крепкий, спортом, говорит, всю жизнь занимался, — рассказывала Доррис.

— А почему у него русское имя? — спросила Сабина.

— Володя — русское? А я думала — армянское имя.

— Вообще-то, армяне любят давать своим детям русские имена, — сказала Сабина. — И не только русские. Грета, Джульетта, Гамлет, даже Шиллер жил у нас в доме в Ереване… А Володей полно… Фамилию его не знаешь?

— Трудная фамилия, не запомнила, — призналась Доррис. — Могу посмотреть в его кейсе…

— Какие волосы у него на голове? Какого цвета? — спросила Сабина.

— Он лысый, — сказала Доррис.

— Только лысого армянина мне здесь не хватало! — поджала губы Сабина.

— Но он симпатичный, и лысина ему идет, — сказала Доррис. — И потом сейчас это модно, многие мужчины специально бреют головы. И вид у них становится такой… немножко секси! — рассмеялась Доррис.

— Доррис, ты не передашь ему записку от меня? — спросила вдруг Сабина. — Хочу поблагодарить его за цветы.

— Передам, конечно, — согласилась Доррис. Она взяла с тумбочки тетрадку, вырвала из нее лист бумаги, зажала лист в специальном приспособлении и дала Сабине. — Пиши.

…Володя слушал музыку, и лицо его выражало полное блаженство.

Дверь открылась, и вошла Доррис.

— Передала цветы? — спросил Володя.

— Да, ей очень понравились. Поблагодарила тебя.

— Молодец, Доррис, спасибо, — сказал Володя. — Выйду отсюда — подарок за мной.

— Сабина тебе записку написала, — сказала Доррис и протянула записку Володе.

— О! Это уже кое-что значит! — обрадовался Володя, выключил музыку и поднес к глазам записку. — Что это такое? — спросил он удивленно.

— Записка! — Доррис наклонилась и взглянула на записку: буквы были какие-то непонятные, сплошные каракули. — Что за буквы? — удивилась Доррис. — Я такие никогда не видела.

— Это армянские буквы, — сказал Володя. — Видно, она из Армении. А я на армянском читать и писать не могу, — грустно признался он.

— Ты что, неграмотный? — удивилась Доррис.

— На армянском — да. Я учился в русской школе, так что я могу читать и писать по-русски, — сказал Володя. — Очень даже грамотный я! Даже английский я изучал в школе…

— А Сабина русский знает? — спросила Доррис. — Может, попросить ее переписать эту записку по-русски?

— Это было бы хорошо, — согласился Володя. — Хотя если она училась в армянской школе и где-нибудь в отдаленном селении, то может и не знать русский…

— По-английски она говорит хорошо, — сказала Доррис. — Попрошу написать записку по-английски…