Голос ангельских труб

– Шат ап! [22] Дай ему сказать! – Суламифь шлепнула ладонью по столу. – Саша!

– Ей стало плохо, – осторожно сказал Шибаев. – Она попросила чай или кофе…

– Почему ей стало плохо? Ты ее… – Суламифь в упор смотрела на него.

– Я ее? – повторил Шибаев, недоумевая.

– Пытал? – подсказал Грег.

– Пытал? Грег, ты совсем охренел! Когда она увидела меня, ей стало плохо.

– А как ты попал в дом? – спросила Суламифь.

– Дверь была незаперта, – подсказал Грег.

22

Shut up (англ.) – заткнись.

– Ну, в общем… – пробормотал Шибаев, чувствуя себя глупо оттого, что втянулся в дурацкий разговор. – Я приготовил кофе, мы сидели на кухне. Помню, что стал пить… и дальше пусто. Вырубился.

– Она подсыпала тебе снотворное, – догадалась Суламифь.

– Скорее всего, – кивнул Шибаев. – А когда я оклемался…

– …то уже сидел в подвале, прикованный наручниками к батарее, – закончил Грег. – И на сцене появился бойфренд! Садист. Он пытал Сашу. Требовал сказать, кто его послал. Да, Саша? – Грега несло.

Шибаев только вздохнул, не решаясь взглянуть на Суламифь.

– Когда я пришел, они уже смылись, а Саша был совсем плохой.

– А ты как туда попал? – Суламифь перевела взгляд на Грега.

– Искал Сашу. Он пропал, и я подумал, что он у Ирины.

– Какие-то тайны Мадридского двора, – сказала с досадой она. – Вы как пацаны дурные! Разве ж так дела делаются?

– А как? – Грег подтолкнул локтем Шибаева.

– Очень просто. У нее товар, у вас деньги. Купи товар, только и всего. Зачем устраивать цорес [23] на свою голову? Они могли убить тебя, и любой лойер их отмазал бы.

23

Цорес (идиш) – неприятности.

Шибаев и Грег переглянулись.

– Понимаете, Мита… – начал Шибаев. – Я не хотел, чтобы он знал, что его ищут. Я думал… А тут она пришла, как снег на голову.

– Ладно! – сказала Суламифь. – Что сделано, то сделано. Предложи ей пару сотен… Больше! Неважно, сколько. Здесь все продается. Да и везде. Все в мире продается.

– Теперь она побоится, – подумал вслух Шибаев. – Раз уже…

– И труп! – напомнил Грег.

– Какой труп? – схватилась за сердце Суламифь.

– Бойфренда, – объяснил Грег.

– Да никого я не убивал, – с досадой сказал Шибаев. – Выстрелил, когда он попытался на меня прыгнуть. Не в него! В пол.

Грег промолчал, подняв правую бровь. У него была своя версия событий в подвале, и он не собирался ее менять.

Наступила долгая пауза, никто не знал, что сказать. Молчание прервал сигнал шибаевского мобильника. Он с облегчением выхватил телефон из кармана джинсов. Звонила Лиля.

– Саша, это я, – произнесла она. Голос у нее был неуверенный. – Здравствуй…

– Здравствуй, Лиля, – пробормотал Шибаев, прикидывая, удобно ли выйти из-за стола, и не решаясь. – Как ты?

– Хорошо. У меня все нормально. Ты так долго не звонил. Я думала, ты уже уехал.

– Пока нет. А ты… как? – снова повторил он, чувствуя себя неуютно под взглядами Грега и Суламифи. – Работаешь?

– Начинаю с воскресенья.

– Где?

– Как и на Брайтоне, в ресторане. Милочка устроила. Здесь хорошо, тепло… А ты еще долго будешь в Нью-Йорке?

– Как получится. Ты извини, Лиля, я не могу сейчас говорить. Я перезвоню, ладно? Спокойной ночи. – Он спрятал мобильник в карман.

– Как она? – спросил Грег. – Нормально?

– Нормально, – ответил Шибаев.

– А давай за хозяйку дома, – предложил Грег, разливая виски.

* * *

– Ну что? – спросила Мила, отрываясь от газеты. – Чего так быстро?

Лиля пожала плечами.

– Он не может говорить.

– С бабой! – определила Мила. – Потому и не может. Нет, ты только послушай! Они просто отмороженные, эти америкосы! Одна идиотка засудила владельца ресторана за то, что поскользнулась на кофе, упала и сломала руку. А кофе она сама бросила в своего бойфренда! Представляешь? Сто пятьдесят тысяч баксов! Ты за всю жизнь таких денег не заработаешь, а эта сучка ломает себе руку, а хозяин плати. Петька страшно боится скандалов, упаси боже, если какой-нибудь урод споткнется… тут же полицию, «Скорую». «Если ничего себе не сломает, то за моральный ущерб потребует». Ты знаешь, у них могут засудить хозяина, который дал выпить гостю, а этот придурок потом попал в аварию. Не понимаю! Лойера так и рыщут, предлагают услуги. Видела рекламу по телику? А помнишь ту бабку, что вылила на себя кофе в такси? Оттягала почти три миллиона! Причем эти жулики берут деньги, когда выиграют дело. Половину. Они же на себя работают!

– И у нас сейчас почти так, – отозвалась Лиля. – Строим правовое государство.

– У нас такой хренотени не будет никогда, – твердо сказала Мила. – Не верю! Мы анархисты в душе, мы всегда закону показывали фигу в кармане. Из принципа. Принцип такой – все наперекосяк. Закон нас не любит, а мы его. А америкосов хлебом не корми…

– Ты давно не была дома, – перебила ее Лиля. – У нас тоже за деньги любой приговор состряпают. Есть деньги – отмажут. Все теперь можно купить.

– Кошмар! – отозвалась Мила. – Смотри, вот еще отморозок, ограбил дом, застрял в гараже – не смог открыть дверь. И обратно в дом тоже не смог вернуться – дверь захлопнулась. Он и просидел там три дня, а потом подал в суд на владельца дома за психическую травму. И отсудил полмиллиона. Как это называется? А? – Она выразительно посмотрела на Лилю. Та пожала плечами и промолчала. – Тут у нас старуха живет, соседка, – продолжала Мила. – Пришел к ней какой-то хмырь, слезно просил дать хоть какую-нибудь работу, в ногах валялся. Она его пожалела, говорит, убери листья с пристройки. Обычно листья ей убирает одна компания… тут же все схвачено, лицензии, страховки… Ну, полез он и упал. Вывихнул руку, падлюка, и в суд. Бедная бабка чуть умом не тронулась. Двести тысяч. Идиотская страна! – Она бросила газету на стол.

Снова был теплый вечер, снова полнолуние. Снова доносился из спальни Петькин храп, и легкий влажный ветерок раздувал занавески на окнах. Девушки сидели на веранде, пили вино, негромко беседовали «за жизнь».

– Я так рада, что ты приехала, – в который уже раз повторила Мила. – У меня тут крыша едет. Здесь есть своя маленькая Одесса, можно сходить, потусоваться, но Петька не хочет. Его же никуда не вытащишь, зачем тебе деньги, говорю, если ты не умеешь жить? Налоги, страховки, кредит на ремонт. В этой стране лучше всех живется самым бедным и самым богатым. Боже, как я хочу домой!

– А из наших… – спросила Лиля. – Может, с нашими легче?

– Порядочного трудно найти. Я пробовала и по объявлению… Еще в Нью-Йорке. Один пришел с бутылкой, ни цветов, ни конфет, бутылку припер! Глаза бегают, морда гнусная. Ладно, думаю, может, человек хороший. Дантист! Накрыла стол… Знаешь, я от одиночества уже на стенку лезла. Это после Кольки. Ну, он разлил, выпили. Такое дерьмо принес, ужас! Экономный! Сам и прикончил, морда красная, губы мокрые… Ужас! Потом уснул на диване. Так храпел, что посуда звенела. А я всю ночь не спала, думала, проснется и полезет. Не проснулся. Проспал до утра, а утром претензии начались, почему не разбудила, он на работу опоздал.

– В суд не подал?

Мила рассмеялась.

– Нет! А бутылку недопитую забрал. Там на донышке оставалось. Тут же пойла на каждом углу, чуть не задаром, это ж надо, жлобяра! Осчастливит какую-нибудь дуру. Нет, мой Петька против них божий одуванчик. Я его обрабатываю насчет развода… У него дядька тоже в ресторанном бизнесе, зовет его управляющим в Нью-Йорк. Так этот придурок не хочет! Ну, ничего, я его доломаю. Даром я на него три года жизни угрохала? Мне эта Флорида уже поперек горла! Управляй себе, и голова не болит насчет налогов. В Нью-Йорке! – Она помолчала и спросила чуть погодя: – Скучаешь?