Голос дороги
Шрифт:
Дальше некоторое время Грэм воспринимал окружающую реальность рывками, поскольку неоднократно терял сознание и приходил в себя.
Когда в голове немного прояснилось в первый раз, он понял, что лежит на чем-то жестком и влажном, причем лежит очень неудобно. Носом он почти упирался в пол. Голова болела, особенно сильно ломило за ухом. Сквозь туман, застилающий сознание, он подумал, что это уже просто какая-то нехорошая тенденция намечается, уж слишком часто в последнее время его голове достается. Как бы не стать после всех этих травм таким же, как Роджер, которого однозначно в детстве роняли головой вниз.
Что-то тяжелое придавило его к полу, и Грэм вдруг понял, что ему связывают руки. Он попытался стряхнуть с себя наглеца, но тот, кто водрузился на его спине, сидел крепко и отпускать не собирался. Мало того,
Очнувшись во второй раз, он обнаружил, что его тащат, подхватив под мышки, двое здоровых парней. Ноги его при этом волочились по полу, руки были скручены за спиной. Грэм покрутил головой, отчего его сразу сильно замутило, и обнаружил, что находится все еще на корабле, только вот на каком, он не понял. От тряски кружилась голова, он закрыл глаза и попробовал сосредоточиться и подумать, как ему выкручиваться из неприятной ситуации. Думать было трудно, к тому же его очень сильно дернули, и он опять провалился в темноту.
Дальше было еще хуже. Грэм снова лежал, или, точнее говоря, полулежал, больно упираясь во что-то локтями. Руки были притиснуты так, что он их почти не чувствовал. Над ним, расставив ноги и нагнувшись, стоял бородатый тип, который пытался разжать ему зубы кинжалом и влить в рот какую-то жидкость из стеклянной бутылочки. Грэм обалдел от такой наглости, стиснул челюсти и рванулся всем телом. Перед глазами опять все поплыло, зато он обнаружил, что ноги все еще свободны. Он незамедлительно воспользовался этим, а также замешательством бородатого типа, который не ожидал, что пленник придет в сознание, и двинул его коленом в пах. Бородач взвыл и осел на пол, а Грэм попытался встать. Увы, они с бородачом были здесь отнюдь не наедине. Грэм успел подняться на колени, но тут подскочил еще какой-то человек и от души лягнул его в бок. Он снова повалился на пол и схлопотал еще один болезненный удар в пах. На некоторое время его перестало интересовать происходящее вокруг. Пока он корчился, его крепко схватили за руки сразу двое, силой подняв с пола и поставив на колени, а третий поднес к его губам ту же бутылочку, из которой его пытался напоить бородач. Этот человек обратился к нему на самистрянском языке, и смысл его слов сводился к тому, что не надо упрямиться и лучше выпить пойло добровольно. Задыхаясь, Грэм выдавил несколько самистрянских же нелицеприятных словечек — на это его скудных познаний хватало. Тогда его пребольно схватили за нос. Деваться было некуда — Грэм рванул воздух ртом, и тут же ему прямо в горло влили жидкость из бутылочки. На вкус она оказалась отвратительно тошнотворной и страшно жгучей. Грэм закашлялся, его тут же отпустили и кинули на пол. Жидкость протекала в желудок, казалось, сжигая все на своем пути, потом Грэму показалось, что сейчас его вывернет наизнанку, он замычал от боли сквозь стиснутые зубы, и в очередной раз сознание померкло.
В чувство его привели шлепками по щекам. Он открыл глаза и увидел, что находится в небольшом помещении. Судя по обстановке, это была капитанская каюта, но не на истрийском корабле. Его рывком заставили подняться на ноги. С двух сторон его держали под руки, а еще кто-то, вцепившись в волосы, оттягивал голову Грэма назад. Его снова мутило, ноги подкашивались; накатило странное безразличие. Ничего не хотелось. В каюте было очень тесно. Помимо Грэма, здесь присутствовали еще несколько человек с "Белой птицы", все молодые мужчины из гребцов. Их также поддерживали под руки, взгляды у всех были мутные. Еще Грэм увидел разряженного типа, который в начале боя весело предлагал истрийцам сдаться. Сейчас он внимательно рассматривал всех пленников по очереди, переговаривая о чем-то с их стражами. Когда очередь дошла до Грэма, последовало такое же пристальное разглядывание. Вдруг разряженный резко рванул рубаху на груди Грэма, разрывая ее. Несколько секунд полюбовавшись на клеймо, пират пристально взглянул ему в глаза; Грэм ответил безмятежным взглядом. Ничто на свете не могло его взволновать. Капитан, насмотревшись, бросил несколько слов на самистрянском охране Грэма; из его тирады было понятно, что за этим парнем следует
присматривать хорошенько, так как он может быть очень опасен. После осмотра пленников вывели из каюты. Истрийцы брели, еле шевеля ногами. Всех отвели вниз, в трюм, и побросали там. В трюме оказалось полным-полно народу, среди которого Грэм узнал еще нескольких человек с "Белой птицы".После Грэм тщетно прикидывал, сколько же времени он провел в отчаянной борьбе с навязчивым чувством deja vu: ему снова было шестнадцать лет, и он снова был в темном вонючем трюме корабля, идущего в Самистр. Правда, в этот раз ему не хотелось биться головой об стену и выть от отчаяния и горя, но только потому, что он вовсе ничего не соображал. Одурманили его крепко. Он был в сознании, но реальность спокойно и плавно скользила мимо. Вскоре начались галлюцинации: он вдруг увидел, как над ним склонился Роджер, забрызганный чем-то красным, и начал что-то очень громко говорить. Делать ему здесь было нечего, тем более свободному и не связанному, и Грэм пришел к однозначному выводу, что ему мерещится. Однако же он попытался заговорить с мороком. Увы, язык ему не повиновался, перекатываясь во рту бесполезным обрубком мяса. Тогда Роджер будто бы схватил его за плечи и начал трясти. То есть Грэм это понял умом, но ничего не почувствовал.
Последовал еще один провал в памяти, и вдруг он как-то очень резко, рывком начал соображать. И очень удивился, когда понял, что воздух, которым он дышит, вовсе не затхлый и неподвижный, как в корабельном трюме, а холодный и свежий, морской. Что лицо его обдувает резкий холодный ветер, а над головой — не низкий потолок, а высокое прозрачное осеннее небо. Что он лежит навзничь на раскачивающейся поверхности, и руки и ноги у него свободны. Он понял, что ничего не понимает, и попытался приподняться. Голову за ухом ломило, все тело болело, словно его сплошь покрывали синяки. Подняться сразу не получилось, и он, зашипев, снова опрокинулся на спину. Над ним появилось улыбающееся лицо Илис, и захотелось протереть глаза. Он подумал, что ему продолжает мерещиться, и Илис — такая же галлюцинация, как Роджер до этого.
— Очухался? — весело осведомилась галлюцинация, и улыбка ее стала еще шире, хотя это и казалось невозможным. — Доброе утро! Наконец-то ты зашевелился!
— Илис… — пробормотал Грэм. Язык его уже слушался, и это было хорошо.
— Помнит! — почему-то обрадовалась Илис. — Ну, слава Перайне! Лежи, не двигайся… Как голова, болит? Ну, это ничего. Тебя, как-никак, по ней треснули… Ты свое имя помнишь?
— Разумеется, помню. Где я?
— Хватит языком чесать, — послышался голос Роджера. — Ты помалкивай пока, Соло. А ты, Илис, к нему не приставай.
— А я и не пристаю, — огрызнулась Илис, и ее голова убралась. — Я просто осведомляюсь о самочувствии.
Вместо нее Грэм увидел Роджера. Тот весело скалился, по лицу его были размазаны красные, уже немного подсохшие, полосы.
— Живой? — спросил он. — Ух, ну ты и чудной был! Как кукла. Я ору, трясу тебя, а ты смотришь сквозь меня и не отвечаешь.
— Роджер! — завопила откуда-то Илис. — Сам же говорил не приставать! А ну, кыш!
— Помалкивай, мелочь! — рявкнул Роджер в сторону. — А то сейчас как двину веслом, и память у тебя отшибет! Будешь тихой, как морковка…
Значит, с ними все в порядке, раз препираются как ни в чем не бывало, подумал Грэм. Но что случилось? Где, собственно, самистряне? И где они сами?
— Роджи, — окликнул Грэм приятеля, который приподнялся было. — Подожди. Расскажи хоть, в чем дело-то?
Роджер хохотнул.
— Долго рассказывать. Хватит и того, что мы умыкнули тебя от этих самистрянских уродов. Они накачали всех так, что никто ничего не соображал. Илис говорит, что от этой гадости может и память отшибить, потому и спрашивала, помнишь ты свое имя или нет. Когда я за тобой спустился, ты вообще никакой был, клянусь Рондрой.
Грэм поморщился и пощупал голову за ухом. Волосы насквозь пропитались кровью и свалялись в колтун.
— А остальные?..
— Что — остальные? Надо было и их тоже, что ли, вытаскивать? В шлюпку они не влезли бы, знаешь ли.
— А меня ты почему вытащил?
С минуту Роджер, кривя губы, молча разглядывал Грэма. Потом нехотя сказал, словно выплюнул:
— Должок за мной был, Соло. Ты нам с Илис все-таки жизнь спас… Теперь мы — квиты. Почти.
Затем он поднялся и куда-то ушел, а Грэм остался лежать, глядя в небо и удивляясь повороту событий. Он пока мало что понял, но поступок Роджера стал для него еще одной неожиданностью. Как и поведение его в схватке на "Белой птице".