Голос и воск. Звучащая художественная речь в России в 1900–1930-е годы. Поэзия, звукозапись, перформанс

Ил. 1. Страница h из книги Франческо Канджулло «Пьедигротта» (Милан, 1916)

Ил. 2. Страница i из книги Франческо Канджулло «Пьедигротта» (Милан, 1916)

Ил. 3. Страница m из книги Франческо Канджулло «Пьедигротта» (Милан, 1916)

Звукозапись стояла для них в одном ряду с поэтическим перформансом и изданиями без типографского набора, использовавшими непривычные материалы и техники печати (в частности, литографию), – иначе говоря, в одном ряду со всем тем, что было способно передать материальность голоса и тела, изображения и стиха. К фонографу Зданевич апеллировал начиная с самых ранних своих текстов о поэзии, заканчивая выступлениями начала 1920-х годов в Париже уже после эмиграции. В черновиках манифеста «Многовая поэзия» он писал о том, что перенос поэзии на эстраду, характерный для итальянских и русских футуристов, был лишь этапом, «первым шагом к фонографу», «освобождением от власти букв» 57 . В этом же ключе разрабатывались партитуры заумных пьес Зданевича, созданные в промежутке с 1916 по 1923 год и составившие пенталогию «аслааблИчья». Необычный вид текста пьес (например, приведенный на ил. 4 разворот из пьесы «асЕл напракАт» – с «пучками строчек, «перевязанных» крупными литерами», как пишет о них Владимир Кричевский 58 ) объяснялся в том числе предназначением. Так, ремарка «арекстрам» в «хоровой» сцене «асЕл напракАт» означала, что следующий за нею текст должны исполнять сразу несколько артистов, причем за каждым закреплена собственная партия. Отсюда разбивка на два ряда, которые совпадают, когда голоса звучат в унисон; третий голос осла – присоединяется только на «ИА». Это единственное слово, которое должно было произноситься всеми тремя исполнителями хором. Заумные драмы и оркестровая поэзия Зданевича допускали существование и в виде звукозаписей. В докладе 1922 года он скажет:

57

Зданевич И. Футуризм и всёчество. 1912–1914. Т. 1. С. 297.

58

Кричевский В. Типографика футуристов на взгляд типографа. Часть 2 // Шрифт. 18.06.2014. https://typejournal.ru/articles/Futurist-Typography-II.

Фонограф был единственно пригодным и потому неизбежным способом для наших новых целей. В 1917 году нами и были записаны фонографически оркестры, хотя до и после этого мы продолжали пользоваться системой формул для сценических партитур. Переход от письменности к фонографии вновь изменил положение. Фонограф уничтожает злокачественную автономию клеток жемчуга, порожденную письменностью, и возвращает языковому организму то единство словесной массы, которое он утрачивает вовсе у грамотников и которое знают всегда поэтому более чуткие к языковым процессам люди неграмотные. Одновременно этот «sinapisme» 59 оттягивает всякое давление графики на звук. Давая место голосовой фактуре, фонограф делает ее средством лечения жемчужной болезни 60 .

59

Горчичник (фр.).

60

Зданевич И. Le degre 41 sinapise. Доклад, читанный в Академии медицины 22–2–22 // Зданевич И. Дом на говне. Доклады и выступления в Париже и Берлине. 1921–1926. М.: Гилея, 2021. С. 76. Происхождение «жемчужной болезни» языка Зданевич объяснял следующим образом: «Чтобы быть более ясным и понятным, я начну с того, что воспроизведу вновь ход развития жемчужной болезни. Начинается она, как известно, с того, что на поверхности языкового организма появляются опухоли практического, бытового языка из-за того, что организм постепенно, но решительно отравляется наивным смыслом слов. Из многих и чрезвычайно различных семасиологических возможностей звука постепенно выбирается путём отпадания остальных одна, каковая и связывается с данным комплексом звуков. Его повторное возникновение начинает неожиданно вызывать одно и то же представление в слушающем, тогда как до этого оно могло всякий раз вызывать различные и новые. Смысл приноравливается к миру жизненного познания, подчинённого законам логики, и сам становится неоспорим. Так язык, постепенно опухая смыслом, перерождается из центростремительного и синтезирующего мир в центробежный, приводя к возникновению жемчужной болезни, т. е. естественных и нормальных образований» (Зданевич И. Les ventouses du “degre 41° // Зданевич И. Дом на говне. С. 338). Судьба звукозаписей, о которых упоминал Зданевич, неизвестна, однако как минимум одна запись хоровой сцены из пьесы «асЕл напракАт» существует. Для вышедших в 1978 году пластинок Futura: Poesia Sonora эту сцену записал музыкант Валерий Воскобойников: все три действующих лица говорят его голосом благодаря сведению записанных по отдельности дорожек.

Ил. 4. «Хоровая» сцена из пьесы Ильи Зданевича «асЕл напракАт». Источник: Софии Георгиевне Мельниковой. Фантастический кабачек. [Сборник]. Тифлис: 41°, 1919. Вклейка после С. 46.

Звучащая художественная речь футуристов возникала в той точке, где смыкались литературный и перформативный эксперименты. Бытование стиха в неразрывности с материальным голосом и телом поэта было характерно для одного из самых примечательных ранних экспериментов Владимира Маяковского – драмы в стихах «Владимир Маяковский. Трагедия». Пьеса была поставлена и исполнена автором в 1913-м (при участии нескольких актеров-любителей) на сцене петербургского театра «Луна-парк». Другим ярким примером звучащей речи футуристов служат выступления Василия Каменского. Например, анонс его представления в тифлисском цирке в 1916 году гласил: «Василий Каменский в костюме Стеньки Разина верхом на коне исполнит стих из своего романа „Стенька Разин“ и скажет речь о поэзии цирка».

Эти выступления были с таким энтузиазмом встречены публикой, что дирекция цирка продлила контракт еще на пять гастролей, а 25 октября 1916 года был устроен бенефис Каменского. В этот вечер он не только читал стихи, но и нарисовал на глазах у публики большую картину «Осенний пейзаж» 61 .

Этот эпизод, один из многих подобных, служит иллюстрацией к тому, что сам Каменский писал об выступлениях футуристов:

Поэзия описательная (правда жизни) и поэзия символическая – быстро сменяются поэзией представления – где все форма, все поза, все маска, все игра 62 .

61

Никольская Т. Друг цирка // Советская эстрада и цирк. 1985. № 11. С. 32.

62

Каменский В. Книга о Евреинове. С. 41.

К этому можно добавить – все голос, все тело, все со-присутствие поэта и зрителей в зале, подчеркнутое в его собственном случае созданием картины на глазах у зрителей как перформативного жеста. Грим, эксцентричные наряды, нерегламентированный диалог, разворачивающийся между исполнителями и зрителями, спонтанные действия и т. д. служили средствами для создания перформативности на сцене и в зале, перед которым выступали футуристы. Это отношение к тексту объединяло Маяковского, Василия Каменского, Алексея Крученых и остальных поэтов-футуристов с Мейерхольдом, Николаем Евреиновым и другими режиссерами, переосмыслявшими в те годы отношения литературы и театра в пользу театральности 63 .

63

О влиянии идей Н. Евреинова, в частности, теории монодрамы, на В. Маяковского периода работы над «Владимиром Маяковским. Трагедией» см.: Харджиев Н. И. Заметки о Маяковском // Vladimir Majakovskij: Memoirs and Essays Acta Universitatis Stockholmiensis: Stockholm studies in Russian literature / Ed. B. Jangfeldt, N. A. Nilsson. Stockholm: Almquist & Wiksell International, 1975. P. 86–107. Об отношениях В. Каменского и Н. Евреинова см.: Никольская Т. «Фантастический город»: Русская культурная жизнь в Тбилиси (1917–1921). М.: Пятая страна, 2000. С. 165–172.

Дефицит бумаги в России был одной из причин роста числа выступлений поэтов в пореволюционные годы. «Появились стихи, – писал Маяковский, – которые никто не печатал, потому что не было бумаги, <…> связь с читателем через книгу стала связью голосовой, лилась через эстраду» 64 . В это время выступления поэтов в Москве, Петрограде и других городах вызывали огромный интерес и проходили на самых разных площадках: в Политехническом музее, Дворце искусств, Доме писателей, а также разнообразных кабаре и литературных кафе вроде «Стойла Пегаса», «Домино» и др. 65 Установка на «поэзию для слуха» 66 , уходившая корнями в дореволюционные годы, по-прежнему оставалась одной из конститутивных черт поэтического авангарда 67 . Эта установка отражалась у Маяковского в многочисленных имитациях устного интонирования в письменном тексте, замене общепринятой орфографии, отражающей нелитературное произношение, композиционным приемом обращения к слушателю или собеседнику и т. п. приемами, проанализированные Г. Винокуром 68 . «Право, мы возвращаемся к каким-то баснословным временам, когда поэзия была голосом, а не печатной буквой, театр – площадью, а не рядами кресел», – писал Эйхенбаум 69 . За несколько лет до Маяковского мысли о грампластинках, записанных самими авторами, высказал критик и композитор Арсений Авраамов под впечатлением от услышанного им чтения Сергея Есенина и Анатолия Мариенгофа:

64

Маяковский. Расширение словесной базы. С. 163.

65

Подробнее о выступлениях поэтов на эстраде см.: Муравьев В. Б. В Политехническом «Вечер новой поэзии»: стихи участников поэтических вечеров в Политехническом, 1917–1923: Статьи, манифесты, воспоминания. М.: Моск. рабочий, 1987; Арго А. М. Звучит слово… Очерки и воспоминания. М.: Дет. литература, 1968.

66

О феномене «поэзии для слуха» см.: Гаспаров М. Очерки истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М.: Наука, 1984. С. 237–239. Кроме итальянских футуристов, многочисленные эксперименты как со звукоподражанием, так и с поэзией для слуха проводились в Германии. В этой связи характерна фигура немецкого поэта и художника Курта Швиттерса, так же, как и Маяковский, высоко оценившего радио как средство общения поэта со слушателями. В 1925 году Швиттерс записал в студии пластинку с авторским чтением раннего варианта поэмы «Соната в празвуках».

67

См.: «Музыкальный (тактометрический, метротонический или декламационный) подход к стиху отражал реальную поэтическую практику того времени» (Обатнин Г. О «ритмическом жесте» // От слов к телу: Сб. статей к 60-летию Ю. Цивьяна. М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 246).

68

Винокур Г. Маяковский – новатор языка. М.: Сов. писатель, 1943. С. 111–134.

69

Эйхенбаум Б. О чтении стихов.

…заклинаю вас, читатель: слушайте живых поэтов – не читайте мертвых, и живых не читайте: печатное слово – гибель для поэзии. Я готов бы не курсивом давать цитаты: граммофонную пластинку приложить к каждой книге, начитанную самими авторами, – только бы дошла до вас красота живого слова! 70

Еще одним проявлением этой установки стали указания, как нужно читать стихи, которые давали сами авторы. Одним из примеров этого служит «Техническая инструкция», сопровождавшая цикл текстов Алексея Гастева «Пачка ордеров» 71 . В ней кратко описывалась интонация, с точки зрения автора, наиболее соответствующая их содержанию, и предлагалось введение второго чтеца, читающего текст одного из ордеров в паузах между остальными ордерами, исполняемыми первым чтецом.

70

Авраамов А. Воплощение. Есенин–Мариенгоф. М.: Имажинисты, 1921. С. 20.

71

Гастев А. Поэзия рабочего удара. М.: Худож. лит., 1971. С. 215.

«Прозы для нас не существует»

Расцвет камерной декламации (в значении чтецкого искусства) в 1920-е годы в России был прямым следствием процесса эмансипации художественного чтения от театра, который отчетливо обозначился на рубеже веков. В свою очередь, спектакли и выступления Владимира Яхонтова служили образцом для новой школы чтецов, вызывали огромный интерес у публики и исследователей, включая формалистов и бывших сотрудников к тому времени уже закрывшегося Института живого слова 72 . И если чтецкое искусство стало сферой, где влияние авторской поэтической декламации было наиболее ощутимым, то в работах Яхонтова 1920-х и начала 1930-х, располагавшихся в серой зоне между театром и чтецкой эстрадой, это влияние находило самое непосредственное и полное отражение.

72

В 1927 году Яхонтов выступал со своим спектаклем «Петербург» в Государственном институте истории искусств. Отзыв В. В. Виноградова, в те годы сотрудника словесного отдела ГИИИ, см. в: Видгоф Л. «Движется в слове, как в пространстве». Владимир Яхонтов // Видгоф Л. Мандельштам и… Архивные материалы. Статьи для энциклопедии. Работы о стихах и прозе Мандельштама. М.: Новый хронограф, 2018. С. 131.

Владимир Яхонтов начинал как актер на рубеже 1910–1920-х годов. Ученик двух сильнейших театральных школ (вначале Художественного театра, затем вахтанговской Третьей студии), свой первый моноспектакль он поставил в 1924 году, на тот момент все еще оставаясь актером Театра им. Мейерхольда. Однако свой путь он искал в стороне от театра, даже крайне левого. Объединив литературную, исполнительскую и отчасти режиссерскую функции, в начале самостоятельной работы он занял уникальную нишу на стыке политического театра, агитационной самодеятельности и поэтической эстрады 1920–1930-х годов. Пик его работы пришелся на вторую половину 1920-х и первую половину 1930-х: в 1927 году им вместе с режиссером С. И. Владимирским, Е. Поповой и несколькими другими участниками был основан «театр одного актера» «Современник», работавший до 1935 года 73 .

73

Об истории создания театра, название которого отсылало к основанному А. Пушкиным журналу, см.: Крымова Н. Владимир Яхонтов. М.: Искусство, 1978. С. 172–197.

Одними из первых на сольные программы Яхонтова, созданные им еще до открытия «Современника», откликнулись идеологи ленинградского самодеятельного театра, относившиеся к крайне левому крылу театрального фронта. Именно они сразу и безоговорочно приняли как новый жанр лито-монтажа, в котором работал Яхонтов, так и манеру выступления молодого актера. Автором предисловия к изданному в 1926 году лито-монтажу Яхонтова «Ленин» был Адриан Пиотровский, критик, в те годы горячо поддерживавший ленинградский самодеятельный театр 74 . Один из главных идеологов петроградской рабочей самодеятельности, сооснователь Красного театра Григорий Авлов осенью 1925 года (вскоре после знакомства с работой Яхонтова в кабинете Политпросвета, куда актер пришел в поисках поддержки своих самостоятельных работ) выступил с несколькими статьями в поддержку актера. Он писал:

74

См.: Пиотровский А. Предисловие // Яхонтов В. Ленин. Художественный доклад. М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. С. 3–6.

Не механическое, а органическое соединение кусков, соединение, убеждающее своей неумолимой логичностью, захватывает и завзятых «инсценировщиков». Однако не только литературный монтаж создает успех выступлению Яхонтова.

Мастерство передачи играет здесь, конечно, огромную роль.

Яхонтов не обставляет свое выступление никакой торжественностью и пышностью. В нем ничего нет от дурного актерского тона 75 .

«Инсценировщиками» называли тех, кто работал в жанре инсценировок, предполагавшем постановку произведений, в основе которых лежали недраматические тексты. В отдельных случаях инсценировки создавались на основе личных воспоминаний, но чаще в качестве материала привлекались поэтические тексты, включая лирическую поэзию, прозу, исторические документы и литературные воспоминания. Этот жанр вызывал особенный интерес у тех, кто, как Гр. Авлов, видел будущее театра в развитии самодеятельности и отказе от профессионализации исполнителей. По замечанию Пиотровского, в лито-монтаже «Ленин» Яхонтов дал образец этого жанра, подходящий для репертуаров коллективных хоров в рабочих клубах 76 . В декабрьском номере (№ 50) «Рабочего и театра» за тот же год, в статье «Самодеятельный театр», поэт-«заумник», на тот момент режиссер Красного театра Игорь Терентьев предрекал гибель традиционным формам драматургии, приветствуя появление Яхонтова и его лито-монтажей 77 . Чуть позже Яхонтова поддержит Мейерхольд, предложив чтецу поставить монтаж «1905 год» на сцене ГосТИМа. Это признание режиссеров, чрезвычайно внимательных к речевой стороне спектаклей, красноречиво, как и одобрение сценических работ Яхонтова Осипом Мандельштамом. Первые яхонтовские лито-монтажи свидетельствуют о наличии у него литературных амбиций. Одновременно он начинает искать новые принципы декламации, как и многие другие в те годы, ставя под сомнение достоинства актерской манеры исполнения стихов. Фрагменты из стихотворных произведений Маяковского, Пушкина, Блока были включены в первые же его композиции и лито-монтажи «Октябрь», «Ленин», «Пушкин». В спектакле «Петербург» звучали, в частности, фрагменты «Медного всадника» 78 . Из ряда прижизненных статей актера, а также посмертных воспоминаний, подготовленных к печати супругой Яхонтова режиссером Еликонидой (Лилей) Поповой, становится ясным то исключительное место, которое авторское чтение оказывало на метод исполнителя 79 .

75

Авлов Г. Вечер Влад. Яхонтова // Жизнь искусства. 1925. № 36. С. 8–9. См. также: Авлов Г. Лито-монтаж к Октябрю // Рабочий и театр. 1925. № 38. С. 11.

76

Пиотровский А. Предисловие. С. 4–5.

77

См.: Терентьев И. Самодеятельный театр // Терентьев И. Собрание сочинений. Bologna: S. Francesco, 1988. P. 297–299.

78

Я не включаю в этот список самый первый лито-монтаж «На смерть Ленина», созданный Яхонтовым и Поповой в Грозном летом 1924 года. Несмотря на встречающиеся в различных источниках указания о наличии в нем стихов (чередовавшихся, в частности, с выдержками из газетных статей), установить, какие именно поэтические тексты были в него включены, мне не удалось.

79

См. воспоминания о ранних (1919–1921) выступлениях: «…я читал его [Маяковского] стихи везде, где я находил аудиторию: в агитпоездах, агитпунктах, клубах. <…> Теоретические накопления мои были тогда невелики. Стихи Маяковского слушали, затаив дыхание. Читал же я их, подражая авторскому чтению» (Яхонтов В. Театр одного актера. М.: Искусство, 1958. С. 95–96). Ср. с воспоминаниями чтеца Георгия Артоболевского, начавшего выступать на эстраде несколькими годами позже Яхонтова: «Эти ранние устремления получили свое закрепление, когда я познакомился, уже студентом, с поэзией Маяковского. Именно Маяковскому я обязан тем, что органическая потребность исполнять стихи вслух, воспитанная с детских лет преимущественно на поэзии Пушкина, сделалась моей профессией. Когда я прочел впервые стихи Маяковского и почувствовал через их строчки живой голос большого человека близкой мне эпохи, – мне захотелось воспроизвести этот голос, который действительно звучал для меня с печатной страницы. Мне захотелось стать „голосом литературы“» ([Артоболевский Г. В.] Георгий Владимирович Артоболевский // О мастерстве художественного слова. Временник секции мастеров художественного слова Ленинградского отделения Всероссийского театрального общества. Вып. 1. Л.: Ленинградское отд. ВТО, 1938. С. 30).