Голос Жизни

– Ну, что? Возьмешь меня покататься?

Что с ней было – я не совсем понимала. Лишь глядела на нее с непониманием, ждала, пока она со мной хотя бы поздоровалась, но меня словно не замечали. Ну, и черт с ней, подумала я. Видимо, ревновала меня к Оуэну.

– Да нет, задротка, – со звонкой усмешкой Оуэн хлопнул ее по плечу. – У меня уже телочка есть.

И тут Хизер меня заметила. Взгляд у нее был пугающий, я бы даже сказала, ненавистный. Как не старалась, я не смогла найти ни одного такого взгляда в воспоминаниях о нашей дружбе. Так она глядела только на врагов. Неужели ревность настолько сильно вывернула ей мозги? Видно, заметив симпатию Оуэна ко мне, ее отношение в мой адрес изменилось, проявившись под градусом.

Она, насупившись, гневно засопев ноздрями, резко развернулась, и зашагала прочь. На глазах ее проступили слезы. Я спрыгнула с квадроцикла и устремилась за ней, схватив за плечо и развернув.

– Эй, Скар! – это Оуэн кричал, газуя и заманивая меня обратно. – Быстрее давай, епт!

– Да что с тобой, Хиз? Он мне не нужен. Я просто хочу подзаработать. Ну чего ты?

Она прятала блестевшие от слез глаза, по щекам струились две мокрые дорожки. Я пыталась заглянуть е в лицо, брала за подбородок, говорила с лаской и заботой в голосе, но она отбивала мою руку и отворачивалась.

– Отвали, – она злобно дыхнула на меня перегаром. – Ты забрала у меня всё! – голос ее дрожал, она всхлипнула, и засеменила прочь, скрывшись в толпе. А что же я у нее забрала? Как же сразу не дошло…. Она всегда, в отличие от меня, пользовалась вниманием в старой школе, теперь же все было наоборот. Да еще и Оуэн на меня запал….

Нет, нельзя было так ее бросать. Я собралась рвануть за Хизер. Черт с ней, с этой травкой, с этим призом. Подруга важнее всего. Хотя…. А какого черта? Вдруг я остановилась. Я ей четко всё объяснила, показала безразличие к Оуэну, но раз она так на меня злилась из-за того, в чем я совершенно не была виновата, то может не такая она и подруга?

Нахмурившись, я вернулась к Оуэну, села назад на седло квадроцикла, и обхватила его руками за торс, решительно глядя вперед, в ночную темноту, из которой росли сухие скрюченные деревья. Да и черт с ней, с этой Хизер. Значит, я осталась сама по себе, но не сказала бы, что меня это сильно расстраивало.

Оуэн крутил ручку газа, седло вибрировало между ног, пропуская через себя мощь двигателя. Рев моторов громогласным эхом разносился по округе, пугая ночных птиц и сгоняя их с веток, выбранных для ночлега.

– Старт! – бармен дал отмашку, Оуэн врубил передачу, и мы с ревом понеслись вперед.

Мы рванули с таким ускорением, что меня чуть из седла не вынесло, но, к счастью, мне удалось удержаться за Оуэна. Справа и слева от нас мчались соперники, подпрыгивающие над холмами, объезжавшие ямы, мелькающие в темноте красными огоньками габаритных огней и светом фар. Но сохранять равенство в гонке долго не получилось.

Меня потянуло резко влево, а потом вправо: Оуэн умело объехал несколько ям, потом чуть не врубился в дерево, но и его смог успешно миновать. Я одергивала голову от проносившихся в сантиметрах от глаз веток, у меня сводило ягодицы от испуга, и я живо представляла, как легко можно было оставить на этих кривых древесных лапах глазные яблоки.

Один соперник юрко выскочил вперед, и мы неслись за ним, как оголодавшая львица за убегающей косулей. Нас подбрасывало на трамплинах, я с криками цеплялась за Оуэна, теряя ощущение почвы под нами. Сердцу стало тесно в груди, и оно с утроенным усилием разгоняло по жилам наполненную адреналином кровь.

Эйфория гонки, ночной ветер, потоками бьющий лицо, стремительно мелькавшие мимо деревья, огромная скорость: все это вскружило мне голову. Я визжала от восторга, когда мы подпрыгивали на трамплинах или круто огибали ямы с оврагами.

Мы резво неслись между деревьями, быстро проносившимися в свете ходовых огней, и пытались догнать несущегося впереди оппонента. Мотор его ревел на порядок громче. На прямых участках трассы ему удавалось сильно отрываться, довольно стремительно увеличивая дистанцию. Только когда мы прыгали на холмах, или сбрасывали скорость, объезжая ямы с оврагами, удавалось к нему приблизиться.

Мы объехали яму, Оуэн накрутил ручку газа, и мы стремительно пронеслись мимо соперника: я увидела его жгучие глаза и глаза его спутницы, блеснувшие в свете фар, разглядела хмурое, напряженное лицо. Мы отдалялись от него, я уже даже поверила в победу, но с досадой увидела, что он стал снова догонять нас. Причем так же быстро, как мы оторвались. Очередной прямой участок определил исход гонки: впереди уже маячили огоньки финиша, и тягаться мы с врагом не могли.

Меня охватило раздражение, и я напряглась. Терпеть не могла проигрышей!

– Внутренний карман! – до ушей долетели обрывки фраз Оуэна. – Давай! Не тормози!

Я сразу же поняла, чего он хотел: резко сунула руку во внутренний карман его куртки, нащупала пачку сигарет, потом компактную мощную горелку, которой Оуэн понтово прикуривал, рисуясь перед окружающими, а затем сцепила ладонь на холодном цилиндре металлического перцового баллона. «Ради победы я готова на всё!» – хмуро подумала я, не желая отдавать никому свою славу.

Когда враг поравнялся с нами, я выбросила в его сторону руку с баллончиком, и нажала на кнопку спуска. Вместо водителя лицо сморщила его вскрикнувшая спутница. Слезы, градом потекшие из ее покрасневших зажмуренных глаз, сшибало набегающим потоком воздуха.

Я надеялась, что водитель остановился бы, чтобы проверить здоровье подопечной, но ему было совершенно наплевать. Он недовольно кричал что-то, я прочла по дергавшимся губам: «Держись! Держись, тварь! Не вздумай сорвать гонку!».

Второй раз попасть удалось. Струя точно врубилась в правую часть его лица, зацепив всего один глаз, но и этого хватило, чтобы водитель в отчаянии ударил по тормозам. Квадроцикл стало тянуть из стороны в сторону, но водитель умело крутил руль, выравнивая положение машины и останавливаясь. Уцелевший глаз позволил противнику избежать столкновений, но, все же, чуть не рассчитав курс, они медленно скатились в глубокий овраг и скрылись за его краем. «Непросто будет, но выберутся».

– Вот это ты отбитая, епт! Вот это ты мне нравишься! – восхищенно кричал Оуэн, заметив мой отчаянный поступок.

Мы с ревом пересекли линию финиша, и медленно въехали в ликующую толпу. Ученики празднично кричали, восхищенно визжали, смотрели на нас с наслаждением и стремились притронуться к нам, будто бы мы какие-то недосягаемые звезды автогонок, к которым, наконец, можно было прикоснуться: десятки рук скользили по одежде, и я чувствовала себя лучше некуда, оказавшись в центре всеобщего внимания. От такого количества взглядов у меня голова прошла кругом, а сердце радостно заколотилось. А еще впереди ожидал хороший денежный приз, так что я вполне могла сказать, что день удался

Но вдруг возникло в груди какое-то напряжение. Внезапное и имеющее непонятную, тревожную причину. Крики толпы потеряли цвет и перестали иметь значение, я быстро забыла о десятках пьяных глаз, направленных на меня. Непонятное чувство неотвратимости какого-то темного события беспокоило мою вдруг напрягшуюся психику, а еще в голове, заиграв в мысленном магнитофоне, тихо, будто мрачные звуки потустороннего эха, звучали обрывки песни «Разбежавшись, прыгнул со скалы».

Я посмотрела прямо, увидев там, над острыми пиками деревьев, высокий-высокий обрыв, за краем которого виднелась верхушка ленты белого забора, отделявшего проезжую часть от пропасти. Скала была. Кто должен был прыгнуть? От чего-то мне стало казаться, что кто-то непременно слетел бы с обрыва, причем неизбежно, а между песней, исполненной мною в классе музыки и этим событием была какая-то мистическая связь.