Голова бога (Приазовский репортаж)
Шрифт:
Оставшись наедине, снова и снова обдумывал обстоятельства дела с английским разведчиком. Протоирея, как видно, в минуты гелиографирования, встречали в монастыре, однако же с Ладимировским не так уж и ясно было. Художник жил небогато, и на этюды выбирался не так уж далеко от города. Иные места были у него нарисованы много раз: осенью и весной, в грозу и на солнцепеке. И джанкойские подсолнухи могли быть написаны год, два года, пять лет назад. Меж тем, ложь проверить будто бы нетрудно — каждый год крестьяне на поле стараются сеять что-то иное. Всем известно, что подсолнечник истощает землю,
И ведь проверить это было совсем нетрудно — отсюда до Джанкоя было три версты.
Для бешеной собаки семь верст не расстояние, и Аркадий действительно пустился в дорогу. Колеса телег размололи на шляху землю так, что сейчас дорогу укрывал слой тончайшей пыли. Босые ноги иногда уходили в нее до щиколоток. Палило солнце, ветер порой бросал пыль в глаза, за шиворот.
— Облачка… — бормотал Аркадий под нос. — Где облачка? Хоть бы одно, как на картине…
Наконец, поднявшись на холм, увидал за рощей купол джанкойской церквушки. Перед ней зеленела роща, а меж ней и Аркадием… Разочарованию его не было предела.
Подсолнечник рос действительно на том месте, где его изобразил Ладимировский.
В степи, словно смеясь над разочарованием юноши, заканючил сарыч.
…До тех дней Аркадий и не предполагал, что можно быть настолько счастливым.
Ночью Аркадий и Конкордия купались нагишом в теплом, словно парное молоко, море. Оно шептало что-то на своем древнем языке, пока они любили друг друга в полосе прибоя. Порой казалось, что на земле нет больше никого, и край сей именуется Эдемом.
Конордия дарила ему ласки в этом городе малоизвестные. И пока она чародействовала, он лежал на спине, глядя, как над ними кружила луна и звезды.
— Конкордия, будьте моей мечтой! — прошептал он.
— Дурачок… — ответила она, отвлекаясь на мгновение. — Я и так с тобой.
— Луна… — не то шептал, не то думал он…
Вернувшись к себе в комнату, они ужинали жареными бычками — рыбкой мелкой, костлявой, но вкусной, от которой, как от жареных же семечек. Рыбу запивали квасом, снятым с ледника.
Собравшись с духом, Аркадий будто пошутил:
— После того, что между нами было, я, как порядочный человек, должен на вас жениться.
— К твоему счастию, я достаточно беспорядочна и того не требую.
— И все же… — ради торжественного случая Аркадий перешел на «Вы» — Я намерен предлагать вам конечности, сердце…
— Ах… Все предлагают сердце, никто не предлагает мозги.
— И все же, Конкордия… Вы будете моей женой? Скажите прямо.
— Бросьте. Вы разве не знаете, что руку и сердце предлагают вместе с кольцом?
— Я добуду вам кольцо, — ответил Аркадий, краснея.
— Добудете. Непременно добудете. Но не сегодня. Подумайте, ведь наш брак разрушит вашу жизнь. Вас осудят, не дадут жизни в уезде.
— Плевать! Уедемте! Уедем, когда это хоть немного окончится.
Конкордия печально улыбнулась.
— Подумайте о вашей подруге.
Дашеньке, кажется. Дочери городничего.Упоминание девушки сначала укололо Аркадия, после же какое-то приятное чувство разлилось в душе. Она все же наводила сведенья, он ей не безразличен.
— Да и не люблю я ее вовсе… — почти честно признался Аркадий.
Впрочем, и о своей зазнобе с Екатерининской он тоже не стал вспоминать. Да и что толку о ней вспоминать.
Молодые люди симпатизировали друг другу, но не более. Как водится, в семьях близких друзей детей приблизительно одного возраста в шутку засватали чуть не сразу после крестин, внушая детям сызмальства, что они просто созданы друг для друга. В эту мысль врастали, и порой казалось — а разве может быть иначе?.. Но ведь могло же!
В отрочестве Дашенька Аркадию показалась простоватой. С ней было удобно, как бывает удобно в некрасивых но в ношеных башмаках. Однако же во сне юноше чудились совсем иные дамы. Казалось, обучение в Харькове изменит жизнь. И жизнь действительно изменилась, но иначе, нежели хотелось. Удары судьбы привели к мысли, что в его положении Дашенька — не самая дурная невеста.
Городничий, правда, хотел жениха более завидного, богатого. Но иного мнения была его жена. От добра добра не ищут, — рассуждала она. — Аркадия она с детства знала, родители его также были известны. А что небогат, так это в чем-то и хорошо: будет знать, что обязан…
Об этом Аркадий сбивчато и быстро рассказал Конкордии.
— И что мне делать?.. — спросил он, не ожидая, впрочем, ответа.
— Не женись на ней… — тем не менее ответила Конкордия. Черты ее лица сделались по-мужски резкими. — И на мне не женись…
Он пытался возразить, но спор был погашен в зачатке поцелуем в губы…
Он проснулся глубоко за полночь. Кокордия, разметав по подушке свои светлые волосы, безмятежно спала. После съеденной рыбы хотелось пить, но для этой нужды был предусмотрительно отставлен кувшин с водой.
На мгновение юноша взглянул на свою любовницу: обманчивый лунный свет и тени на секунду исказили дорогое лицо, состарили его, превратив в морщинистую физиономию старухи. Аркадий закрыл глаза, помотал головой, и наваждение исчезло.
«Это только свет, это все дурные разговоры», — успокаивал себя Аркадий.
Прилег опять, но сон не шел. Поворочавшись, Аркадий встал, вышел на улицу. В темноте шумели волны, из степи в море дул ночной бриз. Спрыгивая с обрыва, он не успевал долететь до самой земли, но шумел в кронах деревьев. В ветвях путалась луна.
Луна, — осенило Аркадия.
На картине она была изображена в последней четверти. Сейчас же дело шло к полнолунию. Следовательно, новолуние было где-то на летние Кузьминки, и в день встречи являла собой собою тонкий серп, а никак не половинку. И, стало быть, картина писалась ранее — на неделю или полторы.
Следовательно, художник занимался там чем-то далеким от живописи. Любовница? Может быть, но маловероятно. Ладимировский — холостяк, огласки он может не боятся. Его любовница замужем?.. тогда неудачное место для свиданий. В таких сельцах вроде Джанкоя всякий чужак на виду.