Головач-2

– Марши Кодилл, - подтвердил Бувер.
– Этот союз был заключён на небесах. Самая красивая в городе стриптизерша выскакивает замуж за гребаного дона.

– Именно там он ее и встретил. Она работала в том стрип-клубе с 16-ти лет, а потом купила это чертово место, когда ее отец помер и оставил ей все права на минералы и деньги.

– Думаете, Марши как-то связана с героиновым бизнесом Винчетти?

– Неа. Она просто смазливая "дырка", - Мэлоун был уверен, что при всей своей привлекательности Марши Винчетти была непроходимой дурой.
– Слышал, что какое-то время они проводят в Особняке, но в основном живут в элитном таунхаусе под Ньюарком. Не часто вижу Марши, после смерти ее ребенка. Ее первая дочь, та мелкая сопля Бекка, постоянно живет здесь, пока ходит в школу. За ней присматривает служанка.

– Идут они все на хрен, - фыркнул Бувер, скрестив руки. Он с отвращением смотрел на нанизанную на кол собачью голову.
– И теперь у нас это. Один из парней Винчетти... убивающий щенков...

– Где само туловище собаки?

– Чувак бросил остальное на заднем дворе, возле двери. Он всегда насаживает голову на кол на переднем дворе, а остальное оставляет на заднем, так чтобы когда "ковбои" будут сваливать, они тоже это увидели. Сдирает с шавки шкуру и распарывает брюхо. Мило, да?

– И ты отлично знаешь, что бедный щенок был еще жив, когда все это с ним происходило.
– Мелоун снова покачал головой.
– Какой же урод способен на такое?

– Как сказали федералы, наверное, какой-то дилер из Венесуэлы - именно оттуда идет тема с собачей головой. Черт, они, наверное, собак едят в этом своем сраном коммунякском гадюшнике.

Мэлоун все глубже впадал в уныние. Он не мог отвести взгляд от собачей головы. От этого крохотного белого пуделька.

– Чья это собака?

– Эделин Паркер...

– Черт!

– Она там уже все глаза выплакала.

– Я поговорю с ней. Попытайся разогнать остальных зевак, - И затем Мэлоун с удрученным видом направился к толстой, широколицей старухе, громко рыдающей во дворе.

– Ей-богу, Эделин, мне невыразимо жаль вашу собачку, - начал, было, он.

Старуха была безутешна. Ревела так - благослови ее Господь - что Мэлоуну хотелось дать этой неприятной синеволосой старухе крепкого пинка под зад.

– Найдите злодея, который сделал это с моей маленькой Флуффи! Найдите его, шеф! В противном случае, я использую все свое влияние, чтобы больше никогда не допустить вашего избрания.

Ну, вот, началось. Мэлоун положил ей руку на плечо и попытался увести в сторону ее дома.
– Мы обязательно найдем его, Эделин. Даю слово. И когда найдем... он дорого заплатит.

– О, чушь!– проворчала Эделин.
– У вас, полицейских, в последнее время кишка тонка, чтобы сделать что-то правильно. Нет, нет. Не как в старые добрые деньки. Если б у вас были яйца, как у настоящих мужиков, вы поймали бы этого монстра и прикончили! Но, нет, нет, вас будут больше беспокоить его гребаные права, Чтобы он обязательно получил справедливый суд. Все, кто мучает щенков, сами должны мучиться!

Господи, помоги,– подумал Мэлоун.

– Эделин, давайте больше не будем говорить об этом. Почему бы вам не пойти сейчас домой, выпить и попытаться успокоиться...

– И где вы были?! Где были вы и остальные ваши ленивые дармоеды, когда этот псих похищал мою бедную Флуффи? Скажите мне!

– Просто идите домой, Эделин...

Занудливая старуха отстранилась от Мэлоуна и протопала в сторону грязного кола, с насаженной на него головой щенка. Продолжая рыдать, она стянула голову с кола...

– О, нет, Эделин!
– простонал Мэлоун.
– Это же улика! Вы не можете просто взять и забрать ее!

– А вы меня остановите! Я устрою голове моей Флуффи достойные похороны, а если вам это не нравится, поцелуйте меня в задницу!

Когда женщина унеслась прочь, вернулся Бувер.

– Забудьте про голову, шеф. Вряд ли мы сможем снять с нее отпечатки.

– Едрен батон, - пробормотал Мэлоун.

– У вас есть какие-нибудь мысли по поводу поимки этого парня?

Мэлоун поправил усы.

– Думаю об этом. Ты же знаешь, как федералы делают это? Проводят операцию с внедрением.

– С внедрением? И как мы это сделаем?

– Будет непросто. Но, понимаешь, если будем действовать по-умному, сможем поймать этот кусок дерьма. И как только сделаем это, возможно, сумеем поймать самого Винчетти...

2

Боже, как же я его люблю, - думала Вероника про Майка, стоя за прилавком с видеокамерами. Она верила в Провидение - не в город и не баскетбольную команду (Провиденс - столица шт. Род-Айленд - прим. пер.), и знала, что это Бог свел с ней Майка Энтона. При мысли о нем - Майке, а не Боге - сердце у нее учащенно колотилось. А еще она знала, что ее стремление оставаться девственницей доказывало искренность ее веры. Бог ЗНАЕТ, Он ЗНАЕТ, – подумала она. Определенные грехи - а именно, фелляция - которым она предавалась с Майком, носили сугубо прагматичный характер в эту новую и беспокойную эру. И с их помощью она избежала более тяжелого греха, такого, как внебрачная половая связь. Она знала, что Бог простит фелляцию, ибо Он понимал истинную подоплеку ее решения. Жить и любить в соответствии с Божьим Словом.

В магазине негромко звучала рождественская музыка. "А вот и Санта-Клаус, а вот и Санта-Клаус..." Под потолком были протянуты гирлянды мигающих лампочек, а в витринах висели картонные венки и огромные вывески с надписью "РОЖДЕСТВЕНСКАЯ РАСПРОДАЖА". Вероника опустила глаза на ряд цифровых видеокамер "Касио" и "КулПикс", только чтобы взглянуть на собственное отражение в стеклянном прилавке. Даже в своем столь абстрактном образе, с мигающими над головой рождественскими огоньками, она видела ауру веры. Боже, пожалуйста. Дай мне силы увести Майка с тропы ошибок. Позволь моей истинной любви ИЗМЕНИТЬ его.

Вечером Майк пообещал угостить ее пиццей, и эта перспектива заставляла ее светиться от радости. Время от времени она поглядывала на него, изо всех сил стараясь скрыть эмоции, но это было нелегко. Сейчас он стоял напротив, в отделе сотовых телефонов и разговаривал со своим дружком Арчи, то и дело стреляя в ее сторону своими роскошными темными глазами. Он проверяет меня, но не хочет, чтобы я об этом знала, – догадалась она, краснея. Майк был тщеславным, и она понимала, что грех тщеславия исходил из его "журнальной" внешности - и он ничего не мог с этим поделать. А мужчины, обладающие столь явной привлекательностью, часто изображают неприступность. Ничего страшного,– подумала Вероника. Терпение было ее добродетелью.

Помимо ее греха фелляции, она знала, что сама виновата в небольшом тщеславии, но Бог тоже простит это, поскольку оно служит средством, ведущим к Божественной цели. Нужно поддерживать в мужчинах интерес, и она отлично знала это, иначе ты потеряешь их в этом аморальном болоте, которое мы называем современным обществом... Ее соски покалывало под кричащей, ярко-синей форменной рубашкой. Чистый полиэстер прекрасно вмещал ее уловку...

Она умышленно отказалась от лифчика (может, у меня и не лицо манекенщицы, но я ЗНАЮ, что у меня отличная грудь...) и несколько раз на дню поправляла соски, чтобы они торчали. Мужчинам это нравилось. Вероника хотела насытить Майка своим позитивным эротическим образом. О, она знала, что у него было много женщин, и ежедневно к нему приставало все больше. Но те глупые девушки не любят его, и он знает это.