Голубой Лабиринт

Пендергаст внезапно поднял голос.

— Вытащите его из моего носа! — закричал мужчина.

— Я не могу этого сделать, — сказал Пендергаст, и голос его резко упал до шепота. — У вас не будет лилий в вашей камере в Административном максимальное сооружении Флоренции. Но вонь останется. И она будет расти по мере роста гнилости. До тебя...

Внезапно, с воплем дикого животного, мужчина вскочил со своего стула и пересек стол к Пендергасту, его сжатые руки были похожи на когти, его широко раскрытые глаза горели от ярости, из его рта вылетала пена и слюна. С быстрым уклоном, как тореадор, Пендергаст встал со стула и уклонился от атаки; Оба охранника вышли вперед, Тазерс был наготове, и схватил его. Чтобы покорить его, потребовалось три выстрела. В конце концов он упал через стол, судорожно дергаясь, крошечные пучки дыма, поднимались к микрофону и потолочным светильникам. Пендергаст стоял в стороне, осмотрел человека с клиническим взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.

Мгновение спустя Пендергаст вошел в смотровую комнату, с раздражением скинув кусок пуха с плеча своего костюма.

— Ну, Винсент, — сказал он. — Я не вижу особого смысла в нашем пребывании здесь. Каково ощущение? Боюсь, наш друг, ах, сумасшедший?

— Сумасшедшее дерьмо.

— Спасибо. — Он повернулся к Шпандау. — Еще раз, господин Шпандау, я благодарю вас за неоценимую помощь. Пожалуйста, дайте мне знать, если его бред станет ясным.

Шпандау пожал протянутую руку.

— Я сообщу.

*

Когда они вышли из тюрьмы, Пендергаст достал мобильный телефон и начал набирать номер.

— Я волновался, что нам, возможно, придется возвращаться ночным рейсом в Нью-Йорк, — сказал он. — Но наш друг оказался настолько несчастливым, что мы можем успеть на более ранний рейс. Я просто проверю, если вы не возражаете. Теперь мы больше ничего не получим от него - или, боюсь, никогда.

Д'Агоста глубоко вздохнула.

— Не расскажешь мне, что, черт возьми, там произошло?

— Что вы имеете в виду?

— Все эти сумасшедшие вопросы. О цветах, лилиях. Как ты узнал, что он так отреагирует?

Пендергаст прекратил набирать номер и опустил телефон.

— Это было образованное предположение.

— Да, но как?

Пендергаст ответил сделав паузу. Когда он отвечал, его голос был очень низким.

— Потому что, мой дорогой Винсент, наш заключенный не единственный, кто начал чувствовать запах цветов в последнее время.

32

Пендергаст проскользнул в музыкальную комнату особняка на Риверсайд-драйв так неожиданно, что Констанс, вздрогнув, перестала играть на клавесине. Она остановилась, чтобы посмотреть, как он прошел к буфету, положил на него большую пачку бумаг, достал выпуклый бокал, налил себе значительную дозу абсента, на специальную шумовку положил кубик сахара, растворил его ледяной водой из графина, а потом забрал бумаги и пошел прямо к одному из кожаных кресел.

– Не переставайте играть из-за меня, - сказал он.

Констанс, опешив от его отрывистого тона, продолжила играть сонату Скарлатти. Хотя она могла видеть его только краешком глаза, но почувствовала что-то неладное. Он поспешно глотнул абсент и с грохотом поставил стакан, затем последовала еще значительная порция напитка. Одна нога постукивала по поверхности персидского ковра, неравномерно, вне ритма музыки. Алоиз полистал бумаги, которые, по-видимому, были широким ассортиментом старинных научных трактатов, медицинских журналов, и газетных вырезок – прежде чем отложить их в сторону. На третьем глотке напитка, Констанция перестала играть – это было дьявольски сложное произведение, и требовало абсолютной концентрации – и повернулась к нему лицом.

– Я предполагаю, что поездка в Индио была разочарованием, - сказала она.

Пендергаст, который сейчас смотрел на одну из оформленных голографий, кивнул, не взглянув на нее.

– Мужчина по-прежнему молчал?

– Наоборот, он был очень многословен.

Констанс разгладила свою юбку спереди.

– И?

– Это все бред.

– Что он сказал?

– Как я уже сказал, бред.

Констанс сложила руки.
– Я хотела бы знать точно, что он сказал.

Пендергаст повернулся к ней, его светлые глаза сузились.
– Вы сегодня слишком настойчивы.

Констанс ждала.

– Мужчина говорил о цветах.

– Не о лилиях ли, случайно?

Он ответил с сомнением в голосе.
– Да. Как я уже неоднократно говорил, это бессмысленный бред.

Констанс снова промолчала. Оба сохраняли тишину несколько минут. Пендергаст продолжал играть своим стаканом, допил его, встал и вернулся к буфету. И опять потянулся за бутылкой абсента.

– Алоиз, - начала она.
– Человек мог сказать глупость, но это был не бессмысленный бред.

Игнорируя ее, Пендергаст начал подготовку второй порции напитка.

– Мне надо поговорить с вами – по очень деликатному делу.

– Хорошо, прошу, говорите, я слушаю, - сказал Пендергаст, наливая абсент в нижнюю часть бокала, и поместил шумовку сверху.

– Где этот чертов сахар?
– бормотал он про себя.

– Я изучаю историю вашей семьи. Вчера во время нашей встречи в оружейной комнате было произнесено имя доктора Эвенса Паджетта. Вы знакомы с этим именем?

Пендергаст положил кубик сахара и начал растворять его ледяной водой.
– Я не люблю драмы. Выкладывайте.

– Жена доктора Паджетта была отравлена эликсиром вашего пра-пра-прадеда. Человек в тюрьме Индио страдает от тех же симптомов, что и жена Паджетта – и, как и все остальные, кто принял патентованное лекарство Иезекии.

Пендергаст схватил стакан абсента и сделал большой глоток.

– Человек, который, очевидно, убил лаборанта остеологии в музее – и напал на вас – украл длинную трубчатую кость жены Паджетта. Почему? Возможно, потому, что он работал на кого-то, кто пытается воссоздать эликсир. Очевидно, что в кости должно сохраниться остаточное количество.

– Какая чушь, - сказал Пендергаст.

– А я вот не сомневаюсь. Мои исследования эликсира были тщательными. Все жертвы, поначалу, говорили о запахе лилий – это было частью презентации эликсира. Когда они впервые принимали его, запах был мимолетным, сопровождаемый чувством благополучия и живости ума. Со временем аромат начинал сопровождать их постоянно. Насыщеннее. С дополнительными дозами эликсира, запах лилий изменялся, как будто они загнивали. Жертва становилась раздражительной, беспокойной, не могла заснуть. Чувство благополучия сменялось тревогой и маниакальным поведением, с периодами внезапной вялости. На данном этапе дополнительные дозы эликсиры становились бесполезны – фактически, они только способствовали ускорению страданий жертвы. Дикий гнев возрастал, становясь всепоглощающим, сменяясь периодами крайней апатии. И тогда появлялась боль: сильнейшие мигрени и боли в суставах, пока не становилось почти невозможно передвигаться без мучительных страданий, - Констанс заколебалась.
– В конце концов, смерть становилась спасением.

Пока она говорила, Пендергаст поставил стакан и встал. Он принялся расхаживать по комнате.
– Я хорошо осведомлен о противоправных действиях моего предка.

– Есть еще одна вещь: эликсир вводился в виде пара. Вы не найдете его в таблетках или каплях. Его необходимо вдохнуть.

Еще больше ходьбы взад-вперед.

– Конечно, вы могли видеть, как это происходило, - сказала Констанс.

Пендергаст отмахнулся от ее слов пренебрежительным жестом.

– Алоизий, ради Бога, вы были отравлены эликсиром. Не только это – но и то, что очевидно была применена очень концентрированная доза!