Голубой Лабиринт

Д'Агоста отвернулся от нежно кривого одностороннего стекла и протер свои затуманенные глаза. Он уже слышал презентацию пять раз и, вероятно, мог прочесть проклятую вещь наизусть.

Подавив зевок, он огляделся вокруг тусклого пространства комнаты видео-охраны музея. Фактически, это была не комната для видеонаблюдения, а фактическое название комнаты - Планетарий. В нем размещались компьютеры, программное обеспечение и банки накопителей NAS и серверы изображений, которые управляли полноправным видео в центре планетария Музея. Комната была засунута в угол шестого этажа, над верхней частью купола планетария - отсюда изогнутое стекло в дальней стене. Насколько д'Агоста мог разобрать, в то время как Музей проявлял активность при установке камер безопасности, никому не приходило в голову, что их, возможно, нужно будет осмотреть позднее. Следовательно, мониторы для просмотра архивных образов безопасности были модифицированы в Поддержку Планетария, а технология для воспроизведения этих изображений была заимствована из компьютеров планетария - без сомнения, идея бухгалтера сэкономить ресурсы.

Проблема заключалась в том, что во время часовых поясов освещение в комнате должно было затуманиться до такой степени, что они почти полностью погасли - иначе свечение будет истекать через одностороннее стекло в куполе планетария и испортит иллюзию для туристов на их местах ниже. Видеомониторы для изучения защищенных видеороликов все смотрели вдаль от одного окна. Здесь было тесно: д'Агоста и двое его детективов, Хименес и Конклин, должны были сидеть практически на коленях друг друга, работая на трех доступных рабочих станциях для обеспечения безопасности. Д'Агоста часами сидел здесь в темноте и смотрел на зернистый экран, и скверная головная боль начинала формироваться прямо за его глазными яблоками. Но что-то его загоняло: щекотание страха, которое, если бы видеокассеты не нанесли удар, дело снова остыло.

Внезапно темная комната заполнилась блестящим взрывом света: в планетарии за окном и под окном произошел только что Большой взрыв. Должно быть, д'Агоста вспомнил об этом - в конце концов, он слышал, как вступление началось буквально за минуту до этого, но снова он застал его врасплох, и он вздрогнул. Он закрыл глаза, но было уже поздно: он уже видел, как звезды безумно танцуют за закрытыми веками.

— Черт побери! — Он услышал, что сказал Конклин.

Теперь грозная музыка вторгалась в тесное пространство. Он сидел неподвижно, закрыв глаза, пока звезды не ушли, а музыка немного уменьшилась в объеме. Затем он снова открыл глаза, моргнул и попытался сфокусироваться на экране перед собой.

— Еще чего - нибудь? — спросил он.

— Нет, — сказал Конклин.

— Пусто, — сказал Хименес.

Он знал, что это глупый вопрос, даже когда он спросил об этом - как только они что-то увидели, они бы закричали. Но он все равно спросил, в сумасшедшей надежде, что просто сформулировав его, он может заставить что-то произойти.

Запись, которую он смотрел — вид главного входа в зал морской жизни, с пяти часов вечера до шести часов, в субботу, 19 июня, на следующий день был убит Марсала — подошла к концу, не показывая ничего интересного. Удерживая указатель мыши он закрыл окно, снова потер глаза, провел линию через соответствующую запись в буфер обмене, который находился между ним и Хименесом, затем зашел в главное меню программы безопасности, чтобы выбрать другие, пока еще непросмотренные видео. С явным отсутствием энтузиазма, он выбрал следующее видео: Зал морской жизни, главный вход камеры, с шестхь вечера до семи вечера, в очередной раз 12 июня, он начал работать через видеопоток, сначала на истинной скорости, затем с удвоенной скоростью, а затем - как зал стал совершенно пустым - с восьми-кратной скоростью.

Ничего.

Выключив эту видеозапись, он выбрал для смены другую, которая охватывала южную половину Большой Ротонды, с четырех вечера до пяти вечера. Опытной рукой он перемотал цифровую запись на начало, переключил дисплей в полноэкранный режим, а затем начал воспроизведение с нормальной скоростью. С высоты птичьего полета в Ротонде мелькала жизнь, потоки людей двигались справа налево по экрану. Время закрытия приближалось, и толпа направлялась к выходу. Он потер глаза и присмотрелся, решив сосредоточиться, несмотря на плохие условия. Он мог разглядеть охранников на своих местах, экскурсоводов с их флагами на палочке, пробирающихся сквозь толпы, волонтеров в справочном бюро, которые начинали убирать карты, листовки и пожертвования на ночь.

Громовой рев раздался из планетария за дальней стеной. Крики и аплодисменты возникли из зала: происходило формирование Земли, все струи пламени, цвета и огненные шары. Глубокие басовые ноты органа вибрировали стул д'Агосты и он чуть не выпал из него.

Дерьмо. Он отпихнул себя далеко от экрана с жестоким толчком. Хватит. Завтра утром он вернулся бы к Синглтону, съел бы ворону, поцеловал бы задницу, унизился бы, сделал бы то, что он должен был сделать, чтобы повторно назначиться на расследование этого убийства Верхнего Ист-Сайда.

Внезапно он застыл. И затем он вернулся к видеоэкрану, пристально глядя на него. Он наблюдал, может быть, тридцать секунд. Затем пальцы почти дрожали от нетерпения, он щелкнул кнопкой REWIND, а затем посмотрел видеозапись, глядя в нескольких дюймах от экрана. Затем он воспроизвел ее снова. И опять.

— Матерь Божия, — прошептал он.

Там был он - поддельный ученый.

Он взглянул на распечатку лицевой реконструкции Бономо - приклеенную к монитору Хименеса, а затем обратно на экран. Это было безошибочно. На нем было легкий плащ-палатка, темные брюки и резиновые кроссовки: те, который не издавали никакого шума, при ходьбе. Не совсем стандартная одежда для ученого. Д'Агоста наблюдал, как он вошел через входные двери, огляделся - видимо, отметив место расположения камер - заплатил за вход, затем пробрался через охранный пункт и прошелся по Ротонде - против выходящей толпы - прежде чем исчезнуть из поля зрения . Д'Агоста снова отыскал его, поразившись прохладе мужчины, почти обнаженной медлительности его прогулки.

Господи. Это он. Д'Агоста повернулся в волнении, чтобы объявить о своем открытии, и тогда он заметил темную фигуру, стоящую за ним.

— Пендергаст! — Сказал он удивленно.

— Винсент. Я узнал, от миссис Трэск, что вы, ах, искали меня. Срочно. — Пендергаст оглянулся, его светлые глаза осмотрели комнату. — Билет в космос - как стимулирование. Скажите на милость, что происходит?

В своей взволнованности, д'Агоста забыл свою прежнюю обиду на агента.

— Мы нашли его!

— Господа?

— Нет, нет - фальшивого доктора Уолдрона! Прямо здесь!

Взгляд того, что могло бы быть нетерпением скользнуло по лицу Пендергаста.

— Фальшивый кто? Я потерялся.

Хименес и Конклин собрались вокруг монитора, как объяснил Д'Агоста.

— Помните, в последний раз, когда вы были здесь, вы задавались вопросом о том, с кем работал учёный Виктор Марсала? Но, его верительные грамоты были ложными. А теперь смотрите: я увидел его, когда он вошел в музей в четыре двадцать вечера, в тот самый день, когда Марсала был убит!

— Как интересно, — сказал Пендергаст, скучающим голосом, уже поворачиваясь к двери. Казалось, он потерял интерес к этому делу.

— Мы сделали Фоторобот, — сказал д'Агоста, — вот он. Сравните этого парня на экране с распечаткой лицевой реконструкцией. — Д'Агоста взял Фоторобот со стороны монитора Хименеса и показал его агенту. — Они совпадают. Смотрите!

— Я рад слышать, что дело идет хорошо, — сказал Пендергаст, двигаясь ближе к двери. — Боюсь, мое внимание сейчас полностью сосредоточено на чем-то еще, но я уверен, что вещи находятся в отличном...

Он сделал паузу, когда его взгляд упал на портрет, который держал д'Агоста. Его голос затих, и он замер. Агент побледнел, как смерть. Он протянул руку, взял лист, и посмотрел на него, бумага издала грохочущий звук. Потом он опустился на свободный стул у стены, все еще сжимая лист и смотря на него с большой интенсивностью.

— Бономо сделал хорошую работу, — сказал д'Агоста. — Теперь нам нужно только найти сукина сына.

Пендергаст не ответил. Когда он это сделал, его голос был низким, гробовым, словно исходящим из могилы.