Гомер

вновь к нему возвращается. В основе его молодость и ее радости. Это симфония

жизненного восторга, начатая в мирном городе и законченная в танце. Даже критские

элементы в танце только подчеркивают его жизнерадостность, столь любимую и

культивируемую критянами.

Щит – это эпическая гипорхема, 3) вклинивающаяся в действие между двумя

напряженными моментами поэмы. Когда Ахилл узнает о смерти Патрокла, то Антилох

боится, как бы он не покончил с собой (XVIII.32-34). Но когда Фетида приносит оружие

сыну, он наполняется бешенством и глаза его загораются страшным огнем. Ахилл

забывает на мгновение смерть друга (XIX.23), как он забыл ее на мгновение, убив Гектора

(XXII.378-384). Все описание щита Ахилла – это вмешательство поэта, лирически

противопоставляющего восторженную радость живого человека тому горю, от которого

Ахилл молит о смерти и ненависти, желая для себя смерти после убийства Гектора.

Описание щита – это лучший пример из Гомера на введение в объективное повествование

чуждого материала, обогатившего этот рассказ эмоциональным эффектом (Бассетт, стр.

93-99).

3. Обстоятельная деловитость эпоса. Эпический художник не просто объективен. В

том объективном мире, который он изображает, он мог бы вести себя вполне свободно и

капризно, [126] немотивированно переходя с одного предмета на другой. Нет, эпический

художник – совсем другое. Он очень деловито подходит к изображаемой им

действительности.

Например, для изображаемого в «Илиаде» гнева Ахилла, да и для изображения всей

Троянской войны, можно было и не перечислять всех тех кораблей, которые были посланы

греческими городами под Трою. Но вот во II песне «Илиады» имеется т. н. «Каталог

кораблей», т. е. перечисление кораблей, и оно занимает целых 300 стихотворных строк.

Перед последним, сражением Гефест изготавливает для Ахилла его новое оружие.

Изображение одного щита Ахилла занимает в XVIII песни «Илиады» 132 стиха.

Эта деловитость и обстоятельность, конечно, была возможна только благодаря

любовному вниканию во всякие мельчайшие подробности. И это, конечно, одна из самых

существенных сторон эпического стиля, потому что отсутствие интереса ко внутренним

переживаниям личности с необходимостью приводило к бесконечно внимательной и

бесконечно обстоятельной фиксации всего внешнего, все равно, существенно оно было

или несущественно.

4. Живописность и пластика эпоса. Это бесконечное любовное рассматривание

внешних вещей приводило также и к тому, что в этих вещах всегда фиксировалось все

яркое для ощущения и все острое и выразительное для обыкновенного чувственного

восприятия.

а) Свет и солнце. Гомеровский мир полон света, и события в нем разыгрываются

большею частью при ярком солнечном освещении. Солнце и его лучи – это истинная

радость для гомеровского грека. Когда Зевс стал помогать троянцам и напустил мрак на

поле сражения, то Аякс молится Зевсу, чтобы тот разогнал мрак, и если уж им предстоит

умереть, то чтобы умерли они при свете дня (Ил., XVII.644-647). Ахилл, конечно,

сравнивается с солнцем (Ил., XXII.134 сл.); головная повязка Геры тоже сравнивается с

солнцем (Ил., XIV.184 сл.); замечательные кони Реса тоже сравниваются с солнцем (Ил.,

X.547). Ясно, что солнце и свет у Гомера – это какой-то универсальный критерий для

жизни и красоты.

Часто это освещение дается в контрасте с элементами затемнения. Гектор (Ил.,

XV.604-610) сравнивается с лесным пожаром на горах; его глаза тоже светятся гневным

огнем. Изо рта у него клубится пена, над головой качается страшный, тоже сверкающий

шлем, и сам Гектор летает по битве, как буря. От щита Ахилла тоже повсюду разносится

дивный свет наподобие маяка для тех, кто погибает в волнах (Ил., XIX.375-381). Пожары,

вспышки молнии, блеск оружия – это обычные образы у Гомера.

б) Цвета и краски. Но не только все полно света у Гомера. Все полно также и

красок. У «розоперстой» Зари – [127] «шафрановый» пеплос. У Афродиты – «золотое»

одеяние. У Аполлона – «золотисто-светлые» волосы. У Деметры – «темно-синее»

покрывало. У Латоны – «золотые» кудри. Ирида тоже – «златокрылая». Фетида –

«среброногая». У Зевса – «темно-стальные» брови и такие же волосы у Посейдона. Пьют

боги нектар «красного цвета».

Приведем еще пример, но не из гомеровских поэм, а из гомеровских гимнов, из

которых многие восходят еще к гомеровской старине. В VII гомеровском гимне бог

Дионис со своими «темно-стальными» или «темно-синими» глазами и с такими же

волосами в «пурпурном» плаще, сидит среди «виноцветного» моря, на корабле. А корабли

у Гомера и «черные» (Ил., I.300), и с «темно-синим» носом (Ил., XXIII.878), и

«багрянощекие» (Од., XI.124), и «карминнощекие» (Ил., II.637), паруса – «белые» (Од.,

II.425, XV.291). Во всех таких образах, несомненно, сказывается еще детство

человечества, поскольку дети, как известно, любят яркие краски, пестроту и блеск

предметов. Также и гомеровские греки находили в окружающей их природе и жизни

исключительно яркие, пестрые и блестящие краски.

в) Пластика. От этой живописности перейдем к пластике. И Гомер и греков вообще

всегда хвалили за пластический характер создаваемых ими художественных образов.

Однако эту пластику очень редко понимали специфически, а большею частью ее понимали

слишком широко, расширяя ее до чего-то вообще красивого и вообще выразительного.

5. Периоды пластического мировосприятия у Гомера. Уже ближайший анализ