Гомер

является его основой. Наконец, еще один штрих, и наша характеристика внутренней

стороны эпического стиля будет закончена.

Дело в том, что самый этот термин «эпическое спокойствие», столь часто

употребляемый в истории и в теории литературы, может вводить в заблуждение и, в

частности, может побуждать к неправильному и совершенно уродливому представлению

об эпическом героизме. Эпический герой – это вовсе не тот герой, который только спокоен

и больше ничего, который нигде и никак не волнуется, никуда и никак не стремится, ничем

и никогда не беспокоится.

Эпическое спокойствие это вовсе не есть отсутствие подвигов и даже катастроф, а,

наоборот, оно только и может возникнуть в связи с этими подвигами и после таких

катастроф. Наилучшим примером такого эпического героя у Гомера является прежде всего

Ахилл. Хотя его личность и очень сложна, тем не менее одна великая особенность

строгого эпического героя свойственна ему совершенно безоговорочно. Эта особенность

есть чувство своей собственной роковой предопределенности, которая соединяется с

бесстрашной готовностью подвергаться любым опасностям жизни. Ахилл, прекрасно зная

свою близкую гибель, совершенно бесстрашно вступает в сражение, так что

предопределение рока не только не пугает его, но, наоборот, оно-то и делает его

бесстрашным, ибо в данном случае у него нет никаких своих собственных планов и

намерений, кроме тех, которые назначены ему судьбой. Он не убегает трусливо от судьбы,

но, подчиняясь ей, он тут-то как раз и выявляет свое глубочайшее «я», [168] тут-то как раз

и становится великим героем. Он спокоен и устилает все поле сражения бесчисленными

трупами врагов, так что даже река не могла протекать спокойно по-прежнему. С таким же

великим спокойствием убивает он сына Приама Ликаона, слишком молодого героя, почти

еще мальчика, еще не обладающего этой эпической мудростью и потому пламенно

молящего о пощаде, ведь сами боги назначили ему раннюю смерть от руки Ахилла (Ил.,

XXI, 46-48). Ахилл говорит Ликаону, что и сам он, Ахилл, – сын богини, а все же должен

погибнуть молодым и прекрасным на поле сражения, и что поэтому нечего сетовать и ему,

Ликаону, на такое же определение судьбы (Ил., XXI, 109-113).

ж) Итог. В отношении внутренней стороны эпического стиля можем сказать, что

она есть уравновешенно-созерцательное спокойствие, возникающее в самом

героической духе в связи с деяниями этого последнего, порожденное в результате

приобщения личности к общим закономерностям жизни и отмирания в ней всего

мелкого, эгоистического и обыденного. Разложение общинно-родового строя, конечно,

вносит известные шатания в эту область, поскольку общими закономерностями жизни

являлись раньше идеалы родовой общины, которые начинают разлагаться.

12. Героический характер эпоса. Наконец, остановимся на принципе изображения

героев и героической жизни. Герой является у Гомера тем фокусом, в котором

скрещиваются решительно все рассмотренные выше принципы художественного стиля.

Без этого понятия все эти принципы рассыпаются в дискретное множество и перестают

характеризовать собою основной художественный феномен Гомера. Все художество

общинно-родовой формации более или менее эпично, поскольку оно определяется

приматом общего над индивидуальным. В этом смысле эпичны все старинные

мифические чудовища, эпична также и вся олимпийская мифология. Героизм,

появившийся как отражение развитого патриархата, тоже эпичен. Но у Гомера ведущей

мифологией является именно героическая мифология.

а) Развитие личности и частной инициативы. Общественно-экономическая

история рано или поздно приходила к выдвижению отдельной личности вместо прежнего

первобытного и стихийного коллективизма. Стихийный и недифференцированный

коллективизм перестает быть рентабельным, и становится более выгодным развязать

права отдельной личности и ее частную инициативу. У Гомера – огромная пестрота

индивидуального развития. Здесь можно найти кого угодно, начиная от царей и вождей и

кончая батраками, рабами и нищими. Это стало возможным, как об этом тоже говорилось

не раз, в период [169] далеко зашедшего разложения первобытного общинно-родового

строя.

б) Связь личности с родовой общиной. Однако Гомер не был бы Гомером, если бы

изображаемые у него личности оказались вполне изолированными субъектами и потеряли

бы свою прямую связь с их родовой общиной. В период героической мифологии личность

сильно развита. Но она все еще находится в крепкой связи со своим родом и племенем,

она их обслуживает и охраняет, она их организует и ими управляет, она с ними

представляет единое целое. Всякое другое изображение личности уже выходило бы за

пределы эпоса и давало бы нам картину либо классического рабовладения, где личность

находится в единстве не с родовой общиной, но с полисом, как коллективом

рабовладельцев, либо картину позднего рабовладения, где личность вообще стремится

существовать изолированно и где всякий коллектив является для нее чем-то внешним и

часто даже насильственным.

в) Гомеровское богатырство, его внеклассовый и внесословный характер. Большое

развитие отдельной личности и в то же самое время сохранение ею своей коренной связи с