Гончаров и дама в черном

– Конечно, есть, - досадливо ответил я. - Корова с теленком и две свинки. Ну и по мелочи - десяток гусей и два десятка куриц. А что?

– А то, мой дорогой, что все это тоже надо оформлять.

– На кой черт мне корова? - выскочив за городскую черту, удивился я. Куда я ее дену? В спальне буду держать, что ли?

– Мужик ты с виду неглупый, а дурак дураком. Это же деньги. Вся эта живность - реальные деньги. Корову ты можешь продать, сожрать или круглый год пить бесплатное молоко, а излишки продавать на рынке и тоже иметь копеечку. Но об этом мы с тобой поговорим после, когда все как следует оформим. Ты женат?

– Женат, - вздохнув, ответил я.

– А чего вздыхаешь?

– Жена хорошая попалась, оттого и вздыхаю.

– Так разведись. У вас дети есть?

– Нет, не получилось. Может быть, потому и жизнь такая сложилась.

– Не горюй, глядишь, оно и к лучшему. Без детей вас в два счета разведут. А живность я тебе тоже оформлю, за определенную плату конечно. Что ты! Ты, паря, даже не волнуйся... Стой! Ты куда едешь, мужик? Зачем свернул с дороги в лес?!

– А моя тетя живет в лесу, и имя ей - волчица.

– Брось свои шутки, останови машину! - задергался нотариус, пытаясь открыть дверцу, заранее мною блокированную. - Ты что делаешь, сволочь? Ты куда меня везешь? - Пронзительно завизжав, он вцепился в рулевое колесо, и только чудом я не врезался в здоровенный пень, торчащий справа.

– Осторожнее, боров, - попросил я, рубанув его ребром ладони по кадыку. - Подыхать вместе с тобой у меня нет никакого желания. Да и ты нам пока нужен живой.

– Что значит - пока? - массируя кадык, просипел он простуженным гусаком.

– Сейчас приедем, и ты все узнаешь. - Сворачивая с просеки на едва заметную колею, я углубился в лес. - Да ты не волнуйся, если будешь себя хорошо вести, то мы дадим тебе шанс еще немного попортить воздух этой планеты.

– Куда мы едем? - воодушевленный таким обещанием, требовательно спросил он.

– Уже приехали, - усмехнулся я, притормаживая у полковничьей "Волги". Выметайся через мою дверь! - выходя из машины, прикрикнул я на него. - Да не вздумай бежать, в этом случае пуля тебе обеспечена.

Ухов с полковником сидели на бревнышке, с интересом наблюдая, как пыхтящий толстяк выбирается из машины. Два мотка веревки и свежесрезанные ивовые прутья лежали у их ног. Эти нужные и полезные вещицы нотариус заметил тоже, но их наличие его совсем не обрадовало.

– Что вы от меня хотите? - в страхе попятился он в чащу.

– Приятель, мы хотим совсем немного. - Отрезая ему путь к бегству, Ухов ощерился своей неподражаемой неандертальской улыбкой. - Нам нужен пакет документов на унаследование одной трети дома Арбузова Петра Геннадьевича. Как вам известно, он скончался, но перед смертью завещал эту треть своей законной и благочестивой супруге Вере Григорьевне Кравчук. По неопытности и наивности она передала этот пакет вам, но при этом забыла взять с вас расписку. Что вы на это скажете, разлюбезный Анатолий Игнатьевич?

– Скажу, что это полная чушь. Эта сумасшедшая баба ко мне уже приходила и требовала свой мифический пакет. Мне пришлось выставить ее за дверь.

– То есть вы хотите сказать, что ранее вы с этой дамой не имели никаких нотариальных дел? - дружески взяв его за руку, зловеще улыбнулся Макс.

– Совершенно верно, вы абсолютно правильно меня поняли.

– И имя ее умершего мужа вам тоже незнакомо?

– Вы и тут угадали, - все увереннее и увереннее наглел Гриценко.

– А теперь мы спросим об этом саму Веру Григорьевну. Вы не возражаете?

– Возражаю, - озираясь по сторонам в поисках своей обвинительницы, запищал нотариус. - Она опять будет врать и мне и вам.

– Вера Григорьевна, прошу вас, выйдите из машины. Вам знаком этот гражданин? - подождав, пока Кравчук выберется из салона, спросил Макс.

– Да, знаком. Это нотариус Анатолий Игнатьевич Гриценко, - как на суде, голосом лишенным всякой выразительности покорно ответила она. - В понедельник, третьего июля, я передала ему завещание мужа и прочие документы, подтверждающие мой брак с Арбузовым Петром Геннадьевичем. В частности, мой паспорт и свидетельство о браке. Пообещав все подготовить, он велел мне прийти на следующий день, во вторник. Однако, когда я явилась к нему в назначенное время, он сказал, что видит меня в первый раз, а когда я стала напоминать ему суть дела, то он просто вышвырнул меня на асфальт. Это могут подтвердить ссадины, которые по сей день не сошли с моих коленей.

– Вот видите, она врет, не верьте ей, она аферная сочинительница, бабским голосом, пронзительно и тягуче заверещал Гриценко.

– Вера Григорьевна, - не обращая на него абсолютно никакого внимания, продолжал Макс. - А ранее, до того, как вы пришли к нему в понедельник, вам случалось встречаться с господином Гриценко?

– Конечно, он приходил домой еще при жизни Петра Геннадьевича и при мне составлял завещание, из которого следовало, что после смерти моего мужа две трети дома отходят его сыну Арбузову Геннадию, а одна треть мне, Вере Григорьевне Кравчук. Флигель же, вместе с дворовыми пристройками, он оставлял за своей сестрой Светланой Геннадьевной Арбузовой. Завещание вступало в силу через месяц после смерти.

– Что вы на это скажете, неуважаемый Анатолий Игнатьевич?

– Бред и грязные инсинуации. У этой женщины ярко выраженные признаки шизофрении, - презрительно оттопырив мокрую губу, поставил он диагноз. - А вам следует передо мной извиниться, а ее сдать в психушку.

– В психушку мы всегда успеем, - вытаскивая штык-нож, заверил его Макс.

– Что такое? - в ужасе выпучив глаза, прошептал нотариус.

– Ничего страшного. Маленько надо тебя поучить, - молниеносно втыкая нож в его жирное брюхо, ухмыльнулся Макс.

Взвизгнула Вера Григорьевна, ойкнула Милка, охнул полковник, а по моей спине побежали противные, колючие мурашки, когда тело нотариуса обмякло и мешком свалилось к ногам Ухова.

– Ты что? - заорал Ефимов. - Болван, что ты наделал?!

– Перерезал ему ремень и штаны, - невозмутимо ответил он, - они должны были упасть первыми, но у нотариуса слишком слабая психика. Иваныч, покропи его водичкой, да перейдем ко второй части нашего спектакля.

Едва только Гриценко пришел в себя, как Макс тут же одним движением сдернул с него штаны и сразу с отвращением отскочил:

– Дамы, я вам настоятельно рекомендую закрыться в машине и поднять стекла. Либо встать с наветренной стороны. С нашим подсудимым случился большой конфуз.

– Пусть идет и помоется, - передавая мне канистру с водой, распорядился тесть.

Привязав чисто вымытого толстячка к бревну, Макс первым взялся за розги.

И началась экзекуция, и поплыл над лесом плач тоскливый и безнадежный, как сама попытка Гриценко остаться безнаказанным. Однако не долго стенания продолжались. Боясь привлечь внимание случайного люда, полковник аккуратно залепил ревущий рот нотариуса пластырем, и теперь слышалось только страдальческое мычание и хлесткие удары прутьев, въедливо погружающихся в жировые отложения господина Гриценко. Впрочем, и это закончилось довольно скоро. На четырнадцатом ударе нотариус переменил тональность мычания, и это было воспринято нами как знак того, что он искренне раскаялся и готов давать показания.