Гончаров и похитители

– Хорошо, хоть ордер не спросила, - уже в машине заржал Денисов.
– Куда едем?

– В гараж к этому недоумку.
– Кривым указательным пальцем он ткнул Графа под ребра.
– Показывай дорогу, ваше сиятельство!

– Зачем вам мой гараж?
– скривившись от боли, спросил Луганский.

– Там ты при свидетелях отдашь нам пистолет Гончарова и всю аппаратуру, что вы ночью увезли из дома Зобова.

– А если там ничего нет?

– Тогда я буду говорить с тобой, как говорил с Кнутом, а уж он-то парень, не в пример тебе, будет покрепче. Он запел у меня Лазарем через двадцать минут, а тебе и десяти хватит. Помнишь, как вы мучили хозяина дома и того мужика в подвале? Так вот, то же самое, помноженное на три, ожидает и тебя. Ты меня понял? А может быть, начнем прямо сейчас? Где там у тебя мошонка?

– Не надо, - испуганным поросенком завизжал Граф.
– Я вам все покажу, все отдам. Только не бейте меня, пожалуйста, я не переношу боли и могу умереть. Сейчас поезжайте прямо по проспекту. Через две остановки с правой стороны будет кооперативный гаражный комплекс. Второй этаж, двадцать седьмой бокс.

С большим трудом упросив двух мужиков из соседних гаражей присутствовать при осмотре двадцать седьмого бокса, Давыдов переписал все найденные там предметы, в том числе и пистолет Гончарова.

После этой процедуры Граф совсем сник, а в машине даже всплакнул. Встреча двух друзей состоялась в кабинете Ухова, но радостного характера она не носила.

Ближе к полночи Ухов начал допрашивать Луганского, но, к его великому огорчению, ничего нового он не услышал. Граф почти слово в слово пересказал то, что уже говорил Уткин, и это заставило Макса крепко задуматься.

* * *

Оперативка в кабинете Фокина закончилась в десять с минутами, и почти сразу он вызвал к себе освободившегося дежурного майора Лыскова.

– Ну что там у тебя, Дмитрий Евгеньевич, что ты хотел мне сказать?

– Тут вот какое дело, Владимир Васильевич. Вчера поздно вечером из трезвяка к нам привезли некоего Константина Левашова.

– Уже доложили, ты поконкретней, пожалуйста.

– Во-первых, этот Левашов во время задержания в машине и в самом трезвяке хулиганил и оскорблял сотрудников вытрезвителя.

– Им к этому не привыкать, давай излагай дальше.

– Во-вторых, еще в машине он покалечил гражданина Краснова, тоже следующего в медвытрезвитель. Каблуком ботинка он сломал ему переносицу.

– Протокол составили?

– Да, они его вместе с протоколом привезли. Но это не самое главное. Он по пьянке или под кайфом начал было бормотать что-то про своих дружков, которые в прошлую субботу, двадцать шестого августа, кого-то замочили, причем повторил это несколько раз.

– A y нас есть какие-нибудь заявления о пропажах применительно к этому дню?

– Есть, но мне кажется, ни одно из них не подходит. Пропали две девки. Ушла из дома и не вернулась старушка, но все это не то. Почему-то мне сдается, что он имел в виду мужика или парня примерно своего возраста.

– Где он сейчас?
– прерывая чересчур разговорчивого майора, спросил Фокин.

– У нас. На всякий случай я его в одноместную клетку определил.

– Давай его сюда, только быстро, и протокол захвати.

Не успела за майором закрыться дверь, как в кабинет заглянула секретарша.

– Владимир Васильевич, к вам какой-то Ухин просится, запускать?

– Ухин, говоришь?
– фыркнул начальник.
– Ухин пусть минут двадцать подождет.
– А вот Александра Николаевича попроси зайти.

– Разрешите?

Оттеснив девицу плечом, майор Лысков протолкнул в кабинет начальника высокого костистого парня примерно двадцати пяти лет от роду. Пытаясь держаться уверенно, он отчаянно трусил, и это Фокину сразу же бросилось в глаза. По его помятой физиономии и растрепанной прическе можно было догадаться, что ночь он провел без сна. Довольно дорогой пиджак уныло висел на поникших плечах. Почувствовав это, парень расправил плечи и развязно откинул лацканы.

– Ну что ж ты стоишь, как не родной, - доброжелательно улыбнулся Фокин.
– Присаживайся, гражданин Левашов, и будь как дома.

– Почему же гражданин?
– садясь на указанный стул, насильно растянул губы Левашов.
– Кажется, я не осужденный, а значит, товарищ или господин.

– Да бог с ним, товарищ ты или господин, это теперь никакого значения не имеет. Суть-то одна: ты совершил преступление и будешь осужден за оскорбление работников правоохранительных органов при исполнении ими служебных обязанностей и за умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью. Ты сломал гражданину Краснову переносицу. Статья сто двенадцатая пункт первый. Сколько ему по ней корячиться, Александр Николаевич?
– спросил он вошедшего Шагова.

– Если постараться, то можно лишиться свободы на три года, а по второму пункту на все пять - это как дело повернуть.

– А тут и поворачивать не надо, он и без нас уже постарался. Нары себе обеспечил. Но это еще не все. Тут в его досье запротоколировано, что он еще и убийством угрожал. Немного, но тоже на пару годков потянет, как ты считаешь, Левашов?

– Да ерунда все это, товарищ подполковник, по пьянке я...

– Краснову от этого не легче, человек, как минимум, месяц не сможет работать.

– А я ему заплачу, я с ним договорюсь.

– Послушай, Левашов, тебе не пять лет от роду! Протоколы составлены, заявления зарегистрированы, а ты мелешь полнейшую чушь.
– Закрывая папку, Фокин словно поставил точку.
– Александр Николаевич, кому доверим вести это дело?

– Дело-то пустячное, там и распутывать нечего. Отдадим следователю Свиридовой, пусть все оформит, а через пару дней направим в суд.

– Отлично, суши сухари, Левашов. Александр Николаевич, вели вызвать конвой.

– Да вы что? Не надо, я прошу вас, а с Красновым я договорюсь, обещаю.

– Поздно, батенька, поздно, - усмехнулся Фокин и изучающе уставился в глаза Левашова.
– Хотя есть у тебя некоторый шанс, но захочешь ли ты его использовать...

– Что за вопрос, конечно захочу, - приободрился парень.
– Что я для этого должен сделать, под какой поезд положить руку?

– Под поезд тебе ложиться не придется, а вот о своих дружках-товарищах, которые в прошлую субботу замочили одного "муфлона", ты нам непременно расскажешь.