Гончаров и похитители

– Понял, командир. Ни пуха ни пера, - пожелал он и затерялся в толпе.

Зайдя в административное здание, я толкнул дверь приемной и, развязно кивнув на директорскую дверь, спросил уныл, как тень, секретаршу:

– Киска, шеф у себя?

– Кто-о-о???
– вытянула она и без того лошадиную физиономию.

– Шеф у себя?
– досадливо повторил я вопрос.

– Кто?.. Киска?..

– Ты, красавица, ты. Шеф у себя?

– У себя, - заливаясь краской, тихо ответила она.
– Но Григорий Иванович занят, у него Анатолий Борисович и представители санэпидемстанции. Но... Я спрошу...

– Не надо, милая, загляну попозже, - обаятельно улыбнулся я и захлопнул дверь.

Выйдя из помещения, я с удовлетворением отметил, как выгодно Ухов поставил машину. Сам он, открыв заднюю дверцу, сосредоточенно ковырялся в какой-то железяке. Поощрительно ему кивнув, я приступил к выполнению второго, главного этапа нашей рискованной операции.

Целеустремленно подойдя к перекупщику, я деловито спросил:

– Вы Фархад?

– Ну я, - презрительно смерив меня заплывшими жиром глазками, неожиданно тоненько пропищал он.
– А тебе-то какое дело?

– Мне-то до вас нет никакого дела, - небрежно ответил я, чувствуя, как за моей спиной слюной исходят охранники от неистового желания порвать меня на куски.
– Лично я с вами на одном гектаре с... бы постыдился. Меня прислал Григорий Иванович. Он срочно требует вас к себе.

– Какого черта ему надо?
– доставая сотовый телефон, выпятил он слюнявые губы.

– А вот этого я вам делать не советую, - ехидно усмехнулся я.
– У него в кабинете целая комиссия из санэпидемстанции.

– Да в гробу я вашу комиссию видел, - презрительно сплюнул он и начал набирать номер.
– Мало я вас пою и кормлю...

– Дело ваше, - понимая, что проиграл, беспечно заметил я.
– Только хочу предупредить, что, кроме комиссии, приехал Анатолий Борисович и он тобой очень недоволен.

– Что?
– побледнел он, убирая сотовый.
– Анатолий Борисович... Да как же...

– А вот так.
– Облегченно и злорадно я сделал неприличный жест.
– Иди и мой задницу, сейчас он тебя будет иметь.

– Все-все, сейчас иду... За что же он так... Хафиз, Славик, присмотрите тут пока... Я в контору... Хоть бы все обошлось...

Отдав эти приказания, толстяк в совершеннейшем шоке, что-то бормоча себе под нос, затрусил, спотыкаясь, к конторе. Отставая от него не больше чем на полметра, я заботливо охранял его обширный тыл, а когда он поравнялся с открытой дверцей "уазика", дернул его за рукав.

– А! Что такое?
– непонимающе вытаращился он, поворачиваясь ко мне лицом и спиной к затаившемуся в машине Максу.

– Ничего хорошего, - гаркнул Ухов, накидывая ему на жирную шею толсто скрученный жгут простыни.
– Гулять едем и тебя решили прихватить.

С этими словами он затащил мощную тушу перекупщика в салон и сразу же залепил ему рот куском перцового пластыря. Мне оставалось забросить его ноги и, забравшись в машину, захлопнуть дверцу.

– Гони!
– крикнул я Максу, заметив, как у машины собирается любопытный зритель.
– Дальше я с ним сам справлюсь.

– А справишься ли?
– срываясь с места, с сомнением прокричал он.

– А то нет! Груда студня.

Каким же я оказался самонадеянным дураком! Эта "груда студня" спокойно смогла бы побороть быка. Если бы не накинутый на его шею жгут, то нам с Максом пришлось бы не сладко. Каким-то чудом мне удалось накинуть наручник на его правую руку и зацепить за левое сиденье. Дальше дело пошло полегче. При помощи веревки я подтащил его левый кулак к верхней раме и в этой точке зафиксировал. С ногами вообще все обошлось просто - поскольку они были зажаты теснотой пространства, то и дрыгал он ими вяло. В общем, когда Макс влетел в облюбованный нами тупичок, наш буйвол был связан по всем параметрам.

Остановив машину, Макс содрал липовые цифры и обнажил действительный госномер.

– Ну вот, теперь все в порядке, - поправив растяжки, с удовлетворением пробубнил Ухов.
– Куда его? На Лобное место?

– Нет, в театр, на оперу "Русалка", - усмехнулся я, пересаживаясь на заднее сиденье.
– Поехали, уже пятнадцать тридцать. До вечера нам предстоит содрать с него всю шкуру - утомительная процедура.

Второй раз за сегодняшний день мы вырвались из города и по давно протоптанной дорожке углубились в лес. Когда шум и сигналы проезжающих по трассе автомобилей не стали слышны и их сменил птичий щебет, мы остановились.

– Послушай, Макс, - с удовольствием вдыхая лесной воздух, предложил я.
– Давай-ка мы с тобой повременим с экзекуцией хотя бы минут пять. Просто полежим на травке, послушаем птичек. Прелесть-то какая!

– Да я не против, только у этого борова на крикушке наклеен перцовый пластырь. Ему, наверное, все губы разъело, больно ведь. Ты слышишь, как мычит, что тебе племенной бык. Сейчас всех коров сюда соберет.

– Нет в тебе, Ухов, романтики ни на грош, - огорчительно посмотрел я на него и открыл заднюю дверцу.
– Принимай свой крупный рогатый скот по описи.

Не распутывая ног, мы отвязали ему руки и в таком положении вытащили на траву. Первое, что сделал Макс, так это обыскал его и оказался совершенно прав. Во внутреннем кармане нашего клиента оказался видавший виды пистолет "ТТ", причем с разрешением на его ношение.

– Послушай, Макс, он ведь вполне мог нас пристрелить, - рассматривая конфискованное оружие, озабоченно высказался я.
– Ухлопал бы как двух глупых фазанов.

– Когда и как?
– резонно спросил Ухов, подтаскивая Фархада к толстому сосновому стволу.
– Не было у него такой возможности, не было и уже никогда не будет. Да не мычи ты, козел толстожопый, считай, что отпрыгался.

Основательно привязав его спиной к дереву, Ухов отошел в сторону, полюбовался своей работой и только после этого содрал пластырь с пунцовой рожи перекупщика.

– Привет, Фархад, - дружелюбно потрепав его по щекам, весело поздоровался Макс.
– Рассказывай, как делишки, как деньжишки.

– Ты кто?
– вжимаясь в древесный ствол, со страхом спросил базарный воротила.
– Где-то я тебя видел. Откуда-то я тебя знаю.

– Знаешь, - подтвердил Ухов, вытаскивая штык - нож и яблоко.
– И скоро узнаешь еще лучше. Я буду последним живым человеком, которого ты увидишь на этой земле.