Гончаров и убийца в поезде
Шрифт:
Так что рассчитывать приходилось лишь на мою гудящую от боли голову, больше не на что. И кое-что в ней уже копошилось, правда, пока смутное и неясное, как сизый сумрак.
Я делал первый ход. Он должен быть красивым и естественным, поэтому не грех поломаться, выказывая нерешительность.
Валера распорядился:
– Продолжим, Витек!
– Нет, нет, нет.
– Я залепетал поспешно-торопливо, давясь гнусавыми словами.
– Я скажу, скажу, только не надо, не надо, больно-о...
– Ну вот, видишь, какой умный мальчик-паинька. Витек, уважь человека, охлади ему гениталии. Говори.
Когда
– В тринадцать ноль-ноль в "Степном приволье".
– Что в "Степном приволье"?
– Встреча.
– С кем?
– С Натальей. Развязывайте.
– Ну это ты зря, - укоризненно похлопал меня по животу Валера, - это ты поторопился.
– Ну я же сказал!
– Проверим, убедимся.
– Ну так развязывайте, одеться надо - не пойду же я голым.
– Не пойдешь, родной. Ты вообще никуда не пойдешь. Так и будешь тут в ванночке лежать, гукать через тряпочку и слушать дядю Витю. А я съезжу, погляжу, так ли господин Гончаров правдив и сердечен, как рисует. Держи, Витек.
– Он передал бесноватому "стечкин".
– Не мучай его. Дергаться будет тыквой о ванну. Где это чертово "Степное приволье"?
– В центре.
– Понял. Ладно, Витек, не будет меня до четырех, значит, меня загребли, значит, он подставил. В четыре ноль-пять ты его замочишь - и к хозяину. Вместе с Алкой. Ножичком, без шума. Усек?
– Нет проблем.
– Ну, червяк, моли Бога, чтобы дядя Валера вернулся до четырех и с баксами. Твой банный номер я продлю до пяти.
Он ушел. Ситуация складывалась не слишком обнадеживающе. На людях, у ресторана, я бы от них отделался легко и играючи. А наедине с голым садистом? Придется пересмотреть планы. Каким образом, я пока не знал.
– Дай водочки, - бросил я пробный шар.
– Перебьешься.
– Дай сигарету.
– Ща дам, из жопы дым повалит.
– Ослабь мне руки, больно невмоготу.
– Я не врал. Жгуты из простыни намокли и набухли, жестко перетянув кисти, почти перекрыв ток крови.
– Заткнись, сука!
Низ живота, внутренние части бедер и иже с ними жгло неописуемо. Уже обозначались здоровенные волдыри. А на самом интересном месте... Ленка бы их убила, без суда и следствия.
Что же делать? У меня в распоряжении чуть больше часа. Потом, убедившись, что я наврал, приедет Валера и тогда... В коридоре, за дверью, в трех-четырех метрах от меня, ходили, разговаривали люди, а я спеленутый коконом лежал, боясь пикнуть, потому как агрессивно настроенный сторож держался начеку и только ждал момента, когда можно будет приступить к моему убиению. Итак, или сейчас, или никогда...
– Витек, полей холодненькой, не могу больше.
– Пошел ты...
– Я для вас сделал все. Полей - больно.
С явным отвращением и неохотой он вытянул гибкий душ и стал поливать мои бедные причиндалы. Сейчас самое время. Только наверняка. Если ошибусь, мне крышка. Да поможет мне Бог! Напрягшись и подобравшись пружиной, я пятками замолотил по патрубку крана с горячей водой, что нависал над ванной, вкладывая в удар последние силы и отчаяние.
И Бог мне помог. Кран отлетел на месте полусгнившего соединения, и забила мощная струя кипятка, ошпаривая Витьку рожу и грудь. Отскакивая, он упал и заорал благим матом. Ему вторил я, завопив, кажется, еще сильнее.Послышался резкий стук, чего я и добивался.
– Откройте! Что там случилось?
Подвывая, Витек подбежал к двери и проблеял:
– Все нормально.
А я орал еще неистовей, потому как знал: это мой последний шанс:
– Убивают! Помогите!
– Откройте немедленно!
– У нас все нормально!
– успокаивал Витек.
Но там, видимо, догадались, что медлить не стоит, и тот же голос кассирши-бандерши приказал:
– Ломай!
С треском отлетела дверь, и в пару тумана я с трудом различил на пороге рослую мужицкую фигуру.
– Осторожнее, он вооружен, - предупредил я.
– Да и хрен с ним, отсюда не уйдет. Тут свои законы. Вовчик, подмогни, счас мы его завяжем. Брось пушку, мудак, а то живым отсюда не выберешься.
Последовали удар, возня и довольное урчание.
– Ну вот, отдыхай! А ты там кран-то закрой!
– Как?
Мужики вошли в мойку и сразу оценили ситуацию.
– Володька, тащи пробку. А тебя что, связали?
– задал мужик явно дурацкий вопрос.
За ноги, чтобы самому не попасть под кипяток, он осторожно выволок меня из ванны, стараясь не подставить под бушующий надо много горячий фонтан. В раздевалке-предбаннике он сапожным ножом перерезал путы, и мои онемевшие руки мертвыми плетьми упали вдоль тела.
Вода тем временем перестала хлестать: ловкий Вовчик уже ее перекрыл. Меня мужик положил на деревянный диванчик, сбросив оттуда скулящего связанного Витька. Пышнотелая кассирша, внимательно осмотрев мое мужское достоинство и вокруг, только охнула и велела:
– Скоты! Ильинична, неси растительное масло! Больно?
– Нет, приятно. Зачем вы их пустили в мой номер?
– Окстись, серденько! У тебя третий, а они взяли пятый. Ильинична их и проводила. Так, Ильинична?
Кривая бабка притащила засаленную бутылку растительного масла и, старательно вымазав мои причиндалы, прошамкала:
– А то? А то? Довела до пятого нумера, они еще спросили, в каком моется мужик, который только что билет купил. Я и указала. Потом возвернулась к тебе.
– Суду все ясно, - зло пошутил я, приподнимаясь.
– А что за комедия с парикмахершей? Она что, в курсе? Ее попросили спровоцировать вторжение?
– Тамара сегодня вообще из кабинета не выходила.
– Но я-то не псих: женский голос предложил услуги.
– Так с ними еще девка была. Она и сейчас сидит в вестибюле. Наверняка ее работа.
– Мужики, задержите ее.
Осторожно натянув трусы и майку, я увидел на столе мои документы и кучу денег, которые они выпотрошили из моих карманов. К деньгам был прикован и взгляд толстухи.
– Сдается мне, мой золотой, что задерживать придется всех. Как ты считаешь?
Я показал глазами на Ильиничну, и бандерша поняла:
– Что рот раззявила? Работы нет? Мигом подброшу!
Недовольно ворча, старуха убралась, а мамочка-кассирша, прикрыв дверь, удобно устроилась на деревянном диванчике и закурила: