Гончаров и убийца в поезде

– Послушай, Костя, ты приехал к дядьке отдыхать или морочить ему голову? глядя, как я собираюсь, серьезно спросил Виктор Борисович.

– Послезавтра вернусь, дядя, - бодро ответил я, щелкнув замками новенького кейса.

– Ну куда ты под вечер?

– Как раз на последний успеваю. До Ангрена два часа, сослуживца повидать надо. Обидится!

Куда идти ночевать, я не знал. Знакомых в Ташкенте не было. Впрочем, как и мифического сослуживца в Ангрене. В гостиницы нельзя. В частных ночлежках периодически устраивают шмон, именуемый паспортной проверкой. Ночью болтаться по скверам и паркам одинаково опасно. Как бы то ни было, но паспорт, едва дядька отвернулся, я зашвырнул за массивный резной буфет дореволюционного образца. Он был только помехой. В ближайшей парикмахерской я коротко, очень коротко подстригся. В универмаге приобрел умопомрачительную американскую футболку, вероятно, ташкентского производства. Подумав, разорился и купил портативный магнитофон, он легко и удобно лег в кейс.

К восьми вечера Гончарова, то бишь меня, было не узнать. Один лишь вопрос о предстоящем ночлеге оставался открытым. Нужно было предпринимать какие-то превентивные меры. Торопиться мне было некуда, и я на автобусе добрался до центра, до сквера Революции. Здесь под открытым небом стояли столики и заканчивали трудовой день ташкентские алкаши. Выбрав одного поинтеллигентнее, я подсел к нему с бутылкой ликеру и попросил составить компанию. Засуетившись, он поспешно согласился, отодвигая соседний стул и услужливо придвигая себя к столику. Тягучая малиновая жидкость растеклась по стаканам, и мужик с сожалением заметил:

– За такие деньги можно было две водочки купить.

– Не пейте, - посоветовал я с опозданием, ибо интеллигент с интересом рассматривал обнаженное дно стакана.

Крепкий ликер уже через несколько минут заметно расслабил нервы и снял напряжение сегодняшнего дня.

– Будем знакомы.
– Собутыльник хозяйским жестом распорядился моим ликером и, дружелюбно улыбаясь, представился: - Гена!

– Чебурашка, - ответил я, с трудом гася вдруг поднявшуюся во мне злость.

– Не понял...

– Приказа "повторить" не было.

– Пардон!
– Мужик суетливо пододвинул ко мне свой стакан, и тут вообще стало мерзко до тошнотиков.

– Завязывай "дуру" гнать, Гена. За знакомство!
– Я поднял малиновый граненый стакан.
– Костя.

– Паскудно?

– Весело!

– Видно.
– Он втянул в себя липкую жидкость из стакана и философски добавил: - А кому сейчас легко?

– Тебе!

– Что так?

– Бухаешь себе каждый день и трын тебе трава.

– Я работаю!

– Кем?

– Художник и физиогномист.

– А-а-а, редкая профессия. Большой, должно быть, спрос на тебя?

– Да нет, нет никакого спроса.
– Гена тоскливо уставился на пустеющую бутылку.
– Нынче экстрасенсы в моде, а я будущее не умею предсказывать. Никому, даже себе. Только настоящее и чуть-чуть прошедшее.

– Гена, водки хочешь?

– Хочу.

– Расскажи про меня.

Он уставился колдовскими глазищами, цепляясь и проникая через мои зрачки куда-то там аж в спинной мозг. Сначала было неприятно и тревожно, но постепенно накатили усталость и успокоение.

– Тебе плохо, Костя. Хуже, чем мне.

– Козе понятно.

– Ты военный или нет, скорее, мент.
– Гена придвинулся ближе, и теперь казалось, я тону в волшебных его глазах-озерах.
– Конечно мент. Бывший. У тебя никого нет. Ты один. Тебе некуда идти!

– Заткнись!
– Я стряхнул наваждение.
– Водку ты заслужил.

Я протянул деньги:

– Иди тащи.

Да, раздели меня отлично, как дешевую девку в кустах. Не смог я его блокировать, хотя и желания-то не было. А он уже, довольно ворча, наливал дешевый "Арак", улыбаясь предстоящему забвению.

– Тебе налить?

– Я - ликер. А ты не упадешь?
– поинтересовался я, наблюдая, как Гена выхлебал полный стакан.

– Да тут рядом.

– Женат?

– Был.

– С кем живешь?

– Один.

– Мне можно переночевать?

– Костя, мы этот вопрос уже разрешили десять минут назад. Ты что, не понял?

– Черт тебя знает. Допивай да пойдем.

Через десять минут уже теплого Гену я вел дворами, надеясь только на его автопилот. И надежда не подвела. В конце концов мы уперлись в металлические двустворчатые ворота в высоком глухом заборе. Из кармана хозяин извлек длиннющий винтовой ключ, безуспешно пытаясь найти им скважину. С моей помощью это сделать удалось, и через дверцу в воротах мы проникли во двор П-образного здания. На жилье, как таковое, оно походило мало. И все же физиогномист, шатаясь, однако уверенно тянулся к правому крылу строения.

– Костя, мы пришли!
– радостно сообщил он, телом открывая дверь.
– Вот!

На внутренней стене он долго искал выключатель, тихонько, но грязно матерясь. Тусклая лампочка наконец нехотя через пыль и паутину осветила прихожую. Здесь стояли двадцатилитровые бутыли в корзинах, и вид и цвет их были весьма подозрительными.

– Что это?
– осведомился я.

– Это не пей - вредно. Кислоты - азотная, соляная, "царская водка". Ты вообще здесь ничего не трогай.

Дальше мы прошли в довольно большое и обжитое помещение. Посередине стоял полевой, крест-накрест сколоченный стол, а вокруг пристроились, вместо стульев, лакированные чурки с наброшенными на них овечьими шкурами. Весь дальний правый угол занимали обширные двухъярусные нары, также выстланные шкурами.

– Вот мой альков. В партере сплю я. Бельэтаж твой.

Прямо находилась еще одна дверь.

– Гена, что это за берлога в центре двухмиллионного города?

– Это, Костя, мое жилье.
– Он с удовольствием вытянулся на шкурах и добавил: - А также ювелирная мастерская моего богопротивного братца. Но ты не волнуйся, сейчас он тешит свои телеса в волнах Черного моря. А я уполномочен охранять. У нас выпить нечего?

– Нет.

Приют был подходящим, и я вызвался сходить.

– Не надо!
– возразил сторож.
– Стервы сходят.

– Какие?

– Да какие явятся. Всякие!

– Зачем пускаешь?

– Мое дело. Да и все ценное Сергей - это, значит, братец мой - запер в сейф. У тебя деньги есть?

– Есть немного.

– Спрячь, девки могут конфисковать. Случаи были.

– Так не пускай!

– А они мне нравятся!

– Все вместе?

– Угу.

Девки, в количестве двух персон, явились минут через пятнадцать. Брезгливо взяв деньги, с достоинством отправились за выпивкой. Я же, забравшись на второй ярус, зарылся в вонючие бараньи шкуры и, проклиная кошмары сегодняшнего дня, улетел в страну грез и забвения. Глубокой ночью меня разбудили резкие толчки, сатанинский смех и табачный дым. Народ гулял. Шатром расположившись на нижней палубе, голые непотребные девки орали то романсы, то похабные частушки. Гена отдыхал. Родная стихия и привычный быт заставили его забыть про сон.

Стараясь не шуметь, я осторожно сполз с нар и с двумя овчинами проскользнул во двор. Здесь, за углом мастерской, прямо на худосочной траве я устроил себе лежбище, вытянувшись на спине и долго глядя на низкие азиатские звезды. Анализировать прошедший день не было ни сил, ни желания.

В шесть утра, кое-как ополоснув физиономию, я вышел за веселые ворота приютившего меня притона. Появляться здесь во второй раз было неразумно. Спросив у редких пока прохожих нужную мне улицу, я не торопясь, пешком отправился по адресу, на ходу обдумывая и планируя предстоящие действия.