Гончарову наносят удар
Шрифт:
–  Ну, что я тебе говорил?
–  торжествующе заорал сосед.
–  Он же живучий, как змей. Нормальный человек на его месте давно бы не хамил, а тихо тлел в могиле. Только я его трижды с того света вытаскивал, не говоря об остальных. Все, иди домой, я скоро буду. Костя, живой, что ли? 
– Живой, - оглядывая стены собственной берлоги, нехотя согласился я. Но за козла ты мне ответишь! Будешь землю жрать.
– Буду, - радостно согласился Юрка, - а ты не забудь, сколько раз я тебя полуживого вытаскивал из лап мокрушников.
– А ты не забудь, сколько раз я за тебя хлопотал перед полковником. Скотина, если бы не я, был бы
– Да если бы не я, тебя бы давно съели червяки! Тоже мне, частный сыщик! Алкаш и тунеядец!
– А ты говно, а не майор! Ладно, лучше расскажи, что это было?
– Думаю, просто взрывной пакет. Окажись под ковриком что-то посерьезнее, то сейчас твои яйца болтались бы на люстре.
– Почему так сильно болят ноги? Там, внизу, у меня все в порядке?
– Успокойся, у тебя все, словно у нормального человека. А ноги болят потому, что отшибло. Дать выпить?
– Что за дурацкий вопрос! Даже можешь немного, в пределах разумного, налить себе. И принеси чего-нибудь попить, ужасно хочется пить.
– Не дергайся, все сделаю.
Я лежал и размышлял, прикидывая, какая сволочь устроила мне этот праздничный фейерверк. Чей муравейник я разворошил? От кого такое серьезное предупреждение? Неужели это плод моих сегодняшних похождений? Не может такого быть, слишком рано! Тогда кто еще мог подложить мне подобную свинью? Кому дядя Костя наступал на хвост в ближайшие несколько дней? Никому, кроме двух недоделанных рэкетиров. Значит, кровная месть - зуб за зуб - идет оттуда? Мало их Макс отделал, придется повторить, только на более высоком идейно-политическом уровне и желательно в малонаселенном месте. Вот ведь бараны! И запросто можно сдать в ментовку, благо имеются их писульки. Конечно, они пойдут в отказ, но в следственном изоляторе стараниями Макса могут усвоить очень многое. Козлы!..
–  Ты чего бормочешь?
–  прервал Юрка мой негодующий внутренний монолог.
–  Может, правда психушку вызвать? 
– Непременно, о тебе давно дурдом плачет! Да что ты мне суешь? Что ты мне налил, у меня кот писает больше! Себя так не обделил, кулачье отродье!
– Хозяин барин, не заплохело бы тебе. Похоже, на Гончарова опять открыт охотничий сезон. Опять ты влез в какое-то дело? Если будешь платить, как в прошлый раз, то рассчитывай на мою помощь.
– "Если хочешь быть майором, то в сенате не служи..." Обойдусь без сопливых, да и толку от тебя как с козла молока.
– Конечно, у тебя же есть Ухов!
– Юрка, пей и проваливай, мне надо отдохнуть и подумать.
Этой невинной радости меня лишил приход Милки. Страшного в этом ничего не было, если бы не одно "но"... Она притаранила с собой огромную дорожную сумку. Запахло опасностью. С ужасом я наблюдал, как, раздевшись, Милка начала потрошить ее необъятное брюхо. Вещь за вещью на мой диван ложились плащи, костюмы, юбки и прочие рейтузы. Гора росла, и конца этому не было. Дело делалось фундаментально, и моя роль сводилась к минимуму.
–  Может, ты скажешь, в чем дело?
–  робко высунулся я. 
–  С папашей поругалась!
–  озабоченно рассматривая мятый пиджак, между прочим ответила она.
–  Кстати, из-за тебя. 
– Стало быть, я явился яблоком раздора?
– Ага, он назвал тебя шалопаем, бабником и алкоголиком, но я мужественно защищала тебя своей чахлой грудью четвертого номера. В конце концов, схватившись
за сердце, он вылакал бутылку коньяку и назвал меня блядью. Это же уму непостижимо!!!– Ну почему же...
– Молчи, козел, гнусный соблазнитель, испортил девушку, а теперь глумишься! Все вы такие!
–  Ты будешь здесь жить?
–  робко поинтересовался я. 
– А что?!
– Нет, я просто спросил... Уж и спросить нельзя...
– Когда вопрос глуп, его не задают. Поживу, подожду, пока он сам за мной не прибежит.
–  Не дождешься!
–  с горечью заметил я.
–  Дело не в этом. Завтра я хотел идти к нему по делу. А теперь не знаю... 
– Вот и пойдешь, передашь привет от госпожи Гончаровой.
–  Это от кого?
–  не сразу врубился я. 
–  Он сообразит, - хохотнув, ответила Людмила.
–  Давай спать, уже поздно! 
* * *
Наутро, тщательно приведя себя в порядок, я с трудом доковылял до милиции. Да, видно, зря я бил свои обожженные ноги: в приеме мне было отказано. Знакомая секретарша, соболезнуя, предложила мне чашку кофе. Сидя в уголке, я скромно потягивал растворимую гадость, подслушивая милицейские новости и сплетни. Ефимов вышел неожиданно и сразу. Окинув меня грозным оком, он пророкотал:
– Эт-то что такое? Устроили мне в приемной чайную! Немедленно очистить помещение! Татьяна, что здесь делают посторонние?
– Ждут приема, - логично ответила секретарша.
– Приема не будет! Тем более - для этого гражданина.
Отставив чашку, я поплелся к выходу. Поравнявшись с полковником, я шепнул:
– Ваша дочь повесилась. Всего вам доброго!
Что случилось у меня за спиной, я не видел, только услышал сдавленный крик. Тяжелая, медвежья лапа рванула плечо.
–  Что-о-о?
–  хрипло заорал он. 
– Ничего, я пошутил. Она в полном здравии и передает вам пламенный привет.
–  Собака, сукин сын!
–  Он схватил меня за шиворот и швырнул в кабинет, где и принялся дубасить - грубо, по-мужицки, не забывая при этом изрыгать совершенно фантастический мат. 
Если бы не вчерашняя контузия, я бы его вздрючил, настолько неграмотно и бессистемно он наносил удары, правда, надо признаться, весьма болезненные. Кулак - он и в Африке кулак, особенно такой молот, как у полковника. Кажется, я потерял сознание, потому что очнулся в начальничьем бардачке на диванчике. Секретарша Таня смывала с меня кровь теплым мохнатым полотенцем. Было больно, но очень приятно, особенно когда, склоняясь, она прижимала меня грудью. На всякий случай я не спешил приходить в сознание, твердо помня, что спешка нужна лишь при ловле блох. Да и подумать в спокойной обстановке, в стенах полковничьего кабинета, - сплошное удовольствие! Что-то, Константин Иванович, бить вас стали часто! Хлещут по роже все кому не лень, да еще и взрывчатку под задницу подгадывают. Не общество, а сумасшедший дом!
– Танюха, ну что там с ним? Сильно я его покалечил?
–  Вроде дышит. Странно другое - у него все ноги черные и в волдырях, словно его поджаривали, вот посмотрите.
–  Она осторожно отогнула мне штанину, показывая следы вчерашнего теракта. 
–  Любопытно, - согласился полковник и больно потыкал пальцем.
–  Ты, Танюша, иди на место, ко мне никого не пускай, а с ним я сам разберусь. 
Засопев, он тяжело погрузил себя в кресло и, прихлебывая чай, зачавкал. Ну не скотина ли? До полусмерти избил человека, а теперь преспокойно жрет.