Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)

Наказание в виде нескольких недель заключения получили крестьянки из села Гулевка за то, что устроили драку при захвате земли и во время противозаконных выпасов скота. В селе Черепашинцы женщины ложились на землю, не пропуская помещичьи телеги с сеном с луга, который помещик считал своим, и даже прибытие губернатора, пытавшегося объяснить незаконность таких требований, ничего не изменило. «Целый отряд деревенских баб так упорно наступал, что власти отказались от уговоров и обратились за помощью к армии в Виннице. Когда ночью прибыли два батальона пехоты и несколько десятков крестьян было схвачено, а несколько из них сразу же проучено розгами, громада присягнула исправиться».

В это же время приходили сообщения о похожих случаях в Райках около Бердичева и в Семи-Дубах под Балтой. Советы М. Коровая-Метелицкого в связи с увеличением числа поджогов в следующем году не были услышаны: «Не нужно слишком натягивать струну личного интереса во вред тем, кто живет и трудится рядом с нами, тем, с кем крупным землевладельцам еще не раз в будущем придется вступать в разные взаимоотношения, основанные на взаимных услугах» 1055 .

Но будущее, к сожалению, готовило еще более неприятные сюрпризы.

1055

Ibidem. 1887. № 25. S. 17; 1888. № 39. S. 15.

Прийти к согласию не удавалось, повсюду царили произвол и самосуды. В сентябре 1890 г. крестьяне связали и на телеге отвезли в погреб Гонсовского, арендатора Потоцких из Комарова около села Ободовка Винницкого уезда, за то, что тот снизил им плату за уборку урожая свеклы. Полиция оказалась бессильной и была вынуждена обратиться за военной помощью в Одессу, чтобы освободить узника. В связи с этим в газете «Kraj» сообщалось: «Этот досадный случай свидетельствует об озлобленности и дикости нашего народа». В газете охотно писали как о трогательных, так и о трагических случаях в деревне, представляя тем самым образ инфантильного и безответственного украинского крестьянства. Наравне с трогательным рассказом о похоронах помещика Тшечецкого, куда крестьяне пришли с венком из цветов «в знак глубокого уважения», или историей о том, что крестьяне намеревались покрыть убытки, нанесенные помещику пожаром, размещались рассказы, которые не могли не вызывать чувство ужаса у читателей. Рассказывалось, как толпа крестьян, требуя устранить управляющего-еврея, прогнала одного волынского помещика из его усадьбы, после того как он несколько раз не давал самовольно засеять свои луга; или как поляк-арендатор был захвачен жителями села за то, что погнался за детьми, укравшими дрова, и один из них утонул, а арендатора in extremis 1056 смогла спасти лишь полиция 1057 .

1056

In extremis (лат.) – в последний момент. (Прим. пер.)

1057

Ibidem. 1890. № 33. S. 12; № 50. S. 15.

Прибыв в Киев в конце 1889 г., новый генерал-губернатор А.П. Игнатьев подготовил подробный отчет о конфликтах, связанных с сервитутами, и о мерах по их отделению, предусмотренных помещиками. Было известно, что в то время в Киевской губернии насчитывалось 980 сел, где разграничение еще не было проведено, при этом подозревали, что в Подольской и Волынской губерниях подобных сел должно было быть еще больше.

В начале 1890 г. Киевское сельскохозяйственное общество создало комиссию для обсуждения предложений по ликвидации чересполосицы и сервитутов. В ней преобладали поляки: наряду с Исаковым и Гудим-Левковичем в ее состав вошли Ф. Чацкий, Р. Бнинский, А. Еловицкий, Диновский, И. Лиховский. Несомненно, именно в связи с этим в 1891 г. Игнатьев создал при собственной канцелярии специальную службу – особое совещание, действовавшее до 1901 г., впрочем, также безрезультатно. В мае 1891 г. Игнатьев встретился с тремя губернаторами Правобережной Украины для обсуждения крестьянского вопроса, в результате чего родился проект (также вскоре заброшенный), который должен был бы вынудить помещиков принять принципиальное решение по этому вопросу. Как и в Привислинском крае, где в 1875 г. наместничество было заменено генерал-губернаторством, предусматривалось предоставлять лишенным сервитутов сельским обществам возмещение. Однако крайняя привязанность украинских крестьян к этой «привилегии» помешала реализации замысла. Любая изгородь или преграда, каждый выкопанный ров приводили к волнениям. Как раз тогда, когда Игнатьев советовался с губернаторами, поступило сообщение из села Мирецкое: во время подавления волнений, вызванных проводимым межеванием, в которые были вовлечены еще два соседних села, репрессии оказались настолько жестокими, что пострадали все жители, а 60-летний избитый солдатами крестьянин покончил жизнь самоубийством 1058 .

1058

Ibidem. 1889. № 9. S. 16; № 48. S. 11; 1890. № 8. S. 16; 1891. № 22. S. 16.

После 1890 г. количество конфликтов из-за земель для выпаса немного уменьшилось, но произошло это, в сущности, потому, что землевладельцы больше не осмеливались требовать разграничения сервитутных земель. Те же, кто все-таки пытался что-то предпринять, сталкивались с сопротивлением местного населения. Земля настолько подорожала, что кое-кто из помещиков даже пытался перепахать старые кладбища, заручившись поддержкой подкупленных православных священников. В 1891 г. в селе Верхушка под Брацлавом Собанские договорились с местным православным священником, чтобы торжественно во избежание крестьянского гнева перенести православный крест со старого кладбища на новое место. Но если часть села согласилась, то другая перегородила путь процессии и заставила вернуться назад. Полиция задержала зачинщиков, однако они были освобождены двумя сотнями крестьян, выломавших двери и выбивших окна полицейского участка, где держали арестованных, а становому приставу удалось избежать смерти благодаря подоспевшей помощи. Вследствие недостаточности своих наделов крестьяне все чаще и зачастую открыто и организованно стали воровать помещичье сено, солому, лен, рыбу, зерно, в особенности в засушливые 1891 – 1893 гг. В течение 1881 – 1895 гг. Д.П. Пойда насчитал 184 случая массового воровства. Войско вмешивалось лишь в одном случае из десяти. Значительное место среди разных столкновений занимал также насильственный захват помещичьих стогов сена, выкосов, посевов: в тот же период произошло 172 конфликта такого типа, особая интенсивность была отмечена в Киевской губернии 1059 .

1059

Пойда Д.П. Крестьянское движение. С. 275 – 277, 294 – 297, 304 – 305, 333 – 334.

Что же касается остальной империи, то эти годы после страшного голода 1891 г. в Центральной России стали временем массового переселения крестьян в Сибирь, для освоения и заселения которой правительство предоставляло поддержку переселенцам. Юго-западные губернии, где голода, правда, не было, не могли воспользоваться возможностью переселения, чтобы хоть таким образом избежать бедности. К моменту начала миграционного движения, в 1882 г., генерал-губернатор Дрентельн отказался лишить эти земли «населения одинакового с нами происхождения», считая, что любое уменьшение количества православных будет способствовать усилению «польского элемента». И хотя огромному количественному преимуществу украинцев ничто не могло угрожать (абсурдный аргумент Дрентельна объясняется лишь его более чем излишней полонофобией), их старались удержать в родном крае ради сохранения противовеса польскому влиянию.

Правда, в течение 1885 – 1896 гг. в Сибирь выехало 209 259 украинцев, почти все из губерний Левобережной Украины. Количество уроженцев Юго-Западного края было значительно меньшим:

Это принудительное «привязывание» крестьян, якобы освобожденных от крепостничества, вызывало еще большее неудовлетворение, раздуваемое разнообразными слухами. В 1891 г. газета «Kraj» сообщала, что подольский губернатор засыпан просьбами о выезде крестьян Каменецкого, Ушицкого, Могилевского и Ямпольского уездов, задавленных польскими и русскими помещиками и подстрекаемых к выезду рассказами солдат, демобилизованных из Сибири. Местность вокруг реки Уссури казалась землей обетованной, где раздавали удивительные наделы в 120 десятин по три рубля за десятину 1060 .

1060

Ibidem. С. 66; Воблий К.Г. Нариси з історії. Т. 2. С. 5; Kraj. 1891. № 32. S. 12. На тему великого голода см.: Robbins R.G. Famine in Russia 1891 – 1892: The Imperial Government Responds to a Crisis. New York, 1975. На тему массовой миграции в Сибирь см.: Coquin F.X. La Sib'erie: Peuplement et immigration paysanne au XIXe si`ecle. Paris, 1969.

В 1895 – 1898 гг. волнения проникли и в Волынскую губернию. Впрочем, крестьянские наделы здесь были не самыми маленькими, а беспорядков произошло не так уж много. Здесь распространялись слухи о том, что польские помещики заплатили царским чиновникам, чтобы те скрыли тайный царский указ, разрешавший каждому желающему получить землю в Сибири и выехать туда за казенный счет. Группы крестьян по 100 – 200 человек из Староконстантиновского, Заславского, Острожского уездов прибывали в Житомир, губернский город, и, столпившись под окнами губернатора Трепова, требовали зачитать злосчастный указ. Долины Амура и Уссури настолько разожгли их воображение, что они послали в Министерство внутренних дел телеграмму с просьбой предоставить разрешение на выезд. Этой ситуацией воспользовались аферисты, бравшие у крестьян деньги якобы для проведения разведки на месте. Трепов был вынужден послать в уезды специального представителя Небольсина для распространения по всей Волынской губернии плакатов, в которых опровергались слухи и запрещалось готовиться к выезду. В конечном итоге несколько арестов погасило ажиотаж, а Небольсин воспользовался поездкой, чтобы отрапортовать губернатору об антипольских настроениях среди крестьянства.

Взяв в качестве примера Заславский уезд, в котором располагались имения князя Сангушко, в том числе его суконная фабрика в Славуте, представитель губернатора подчеркивал, что предоставление земель крестьянам в 1861 – 1863 гг. было здесь недостаточным: из 230 дворов 216 получили лишь надел для огорода, то есть 1200 – 1450 кв. саженей; 13 дворам было предоставлено от 4 до 6 десятин, и только у одного двора было 8 десятин. К тому же фабрика, ранее процветавшая, теперь работала всего один-полтора месяца в году. Описывая нищету крестьянства, Небольсин опирался на отчет помощника начальника полиции, из которого следовало, что всему виной были три польских рода. Почти все население Заславского уезда зависело от семьи Сангушко и Потоцких, а значительная часть Острожского уезда находилась под влиянием Яблоновских 1061 .

1061

ЦДІАУК. Ф. 442. Оп. 700. Спр. 190 – Отчет Трепова генерал-губернатору М.И. Драгомирову от 15 мая 1898 г. О влиянии Сангушко см.: Dunin-Karwicki J. Wspomnienia o Slawucie // Klosy. Т. 1. S. 284, 300, 317, 348.

Еще проще оказалось обратить гнев украинских крестьян против польских помещиков в Радомышльском уезде, где было немало крупных имений. Некоторые рьяные православные священники начали составлять крестьянские петиции, в которых сложно отделить действительное описание положения дел от литературных изысков их авторов. Жалоба, адресованная в 1892 г. генерал-губернатору Игнатьеву от старост 8 сел, соседних с имением Станислава Хорватта, написана простонародным русским языком, который мало напоминает украинский, – по своему стилю, особенно обильными повторами, она похожа на былины, а по тональности на страдания. В этой жалобе есть типичные мотивы, которые должны были тронуть сердце истинного русского: «Никогда еще нашая Хабенская волость не претерпевала такого горя и бедственного положения (исключая лишь крепостного права), как в настоящее время и на предь будущее время грозит еще хуже – от кого оне именно, как не от местного и известного магната, нашего помещика землевладельца г. Станислава Александрова Горватта? За что же такая адская, глубокая, непримиримая ненависть? Чем наш добрый, простой, добродушный крестьянин русский оскорбил и обидел этого польского богача, чтобы вызвать такое с его стороны ожесточение и желание смести нас с лица земли?»

Затем крестьяне перечисляли свои претензии: нехватка пахотной земли, пастбищ; ругали помещика, который забирал скот, якобы забредший в его владения; но прежде всего обращалось внимание на межэтнические отношения: Хорватт не принимал на службу местных крестьян ни в качестве дворни, ни для работы в своем имении. Он привозил поляков из Привислинского края, которые «допускались ужасных насилий на нас, русских крестьян». Эти чужаки, по словам жалобщиков, вели себя фанатично, били крестьян палками по головам и стреляли им вслед. Кроме того, Хорватт сдавал в аренду свои земли евреям, которые незаконно торговали водкой, табаком, краденой рыбой. Он отказался отпустить бесплатно лес для ремонта православной церкви и даже не позволял крестьянам собирать дрова в своих лесах, давая разрешение на это лишь своим арендаторам католического вероисповедания. «Если со стороны Правительства не последует ограждения от такого польского фанатизма, мы должны погибнуть. Из всего этого видно, что русский народ и православная вера составляют предметы глубокой, непримиримой ненависти к нам Польши, этого Горватта, ксендза иезуита с плетью в руках и его многочисленной челяди, смешанной с евреями… [которые желают] изгладить все следы нашего бытия…»