Гордубал
Шрифт:
Старый Манья качает головой.
– Нет, нет, - бормочет он, - так не выйдет.
– Отчего ж это не выйдет?
– горячо вмешивается Штепан.
– А ты проваливай отсюда, да поживей!
– обрывает его старик.
– Чего лезешь в разговоры?
Обиженно ворча, Штепан выходит во двор.
Дьюла, разумеется, вертится около лошадей.
– Ну как, Дьюла?
– Штепан хлопает брата по плечу.
– Добрый коняга!
– тоном знатока говорит паренек.
– Дашь прокатиться?
– Слишком хорош для тебя, - цедит Штепан и кивает головой в избу.
– Наш старый...
– Что?
–
– Какое счастье?
– А никакое! Что ты смыслишь!..
Тихо на дворе; только свинья похрюкивает, точно разговаривает сама с собой, да с болота доносится голос коростеля, лягушки квакают.
– А ты останешься в Кривой, Штепан?
– Наверно. Еще не решил, - важничает Штепан.
– А хозяйка?
– Тебе-то какое дело?
– скрытничает старший брат.
Ох, и комары! Ласточки чуть не чиркают крыльями по земле. Штепан широко зевает, - едва челюсть не вывихнул. Интересно, что там поделывают старики в избе? Не откусили друг другу носы?
Штепан с досады и от скуки вытаскивает из косяка шило и с силой вгоняет его в дверь.
– А ну, вытащи!
– предлагает он Дьюле.
– Не осилишь!
Дьюла осиливает.
– Эй!
– говорит наконец Дьюла.
– Пойду к девкам, что с тобой зря время тратить?
Некоторое время они забавляются шилом, загоняя его в дверь, так что щепки летят.
Темнеет, небо над равниной затягивается синим туманом. "Зайти, что ли, в избу?
– думает Штепан.
– Нет, назло не пойду! "Убирайся, - крикнет старый, - не лезь в разговор". А кому, спрашивается, "американец" сватает дочь? Ему или мне? Разве не могу я сам за себя постоять? А он - "убирайся, проваливай". Нечего командовать, - злится Штепан, - я уже не ваш теперь".
Разомлевший от водки, Гордубал наконец выходи г из избы. Видно, старики договорились. Старый Манья провожает гостя, похлопывая его по спине. Штепан уже стоит у лошадей, держит уздечку, как заправский конюх. Гордубал, заметив это, с одобрением кивает головой.
– Так, значит, в воскресенье, в городе!
– кричит старый Манья, и телега срывается с места.
– Счастливый путь!
Штепан косится на хозяина и упрямо молчит. Небось сам расскажет.
– Вон наша река, - показывает Штепан кнутом.
– М-м.
– А вон там воз с камышом, - это наш Михал едет. У нас камыш на подстилку идет, стелем за место соломы.
– Так.
– И Гордубал больше ни слова.
Штепан правит, старается, из кожи лезет вон, а хозяин только головой покачивает. Не выдержал наконец Манья.
– Так что же, хозяин, сколько вы им дали?
Гордубал поднимает брови.
– Что?
– На чем сошлись, хозяин?
Гордубал медлит. И нехотя отвечает.
– По пять тысяч каждому.
Молча обдумывает новость Штепан, а потом цедит сквозь зубы:
– Опутали вас, хозяин. Хватило бы и по три.
– М-м, - ворчит Гордубал, - отец твой, что пень дубовый.
"Эх ты, - думает Штепан, - добро раздаешь всем, а со мной говоришь так, словно получаю только я".
– И тебе тоже пять тысяч, - добавляет Гордубал, - на обзаведение.
"Ладно!
– думает Штепан.
– Однако ж теперь я ему вроде сына. Как же будет с жалованьем? Теперь мне платить нельзя как батраку.
– Правь как следует!
– распоряжается Гордубал,
– Слушаюсь, хозяин.
XVIII
И вот все уже едут из города. Дело сделано, договор у адвоката составлен исправный, обошелся в двести крон.
И то запишите, господин адвокат, и этого не забудьте. Мужик в денежных делах осторожен, его, брат, не проведешь. Да вот еще что! Пишите: половину хозяйства в Рыбарах считать за Гафьей. Хорошо, соглашается адвокат, внесу вам и - такую кла-у-зу-лу. Вот, братцы, и она тут есть. А потом все подписались. Юрай Гордубал - поставил три креста во имя отца, сына и святого духа; старый Манья - три креста, а Михал Манья, с букетиком на шляпе, важно надувает щеки и подписывается полным именем. С ними и Мария, по мужу Яношова, - у нее на голове шелковый платок, и Штепан, праздничный с головы до пят... Больше никто не будет подписываться? Нет, нет: Дьюла остался с лошадьми, да и годами еще не вышел. "Ну, так, готово, господа, желаю вам всяческих благ". Две сотни обошлось, зато исправная работа, и кла-у-зула там есть.
А потом все вместе в трактир, спрыснуть сделку, Теперь уж хочешь не хочешь, Юрай Гордубал, а надо быть на "ты" со старым Маньей. Они даже поссорились маленько, как полагается родственникам.
– Езжай, Штепан!
Штепан и рад бы вести себя с Гордубалом по-сыновьему, да какой с ним разговор? Сидит Гордубал в телеге, держится руками за край, глаза запрятал под самые брови и почти не отзывается. "Эх, нудное какое обручение, - думает Штепан, Батрак хозяину не ровня. Н-но!"
Вот и въехали в Кривую резвой рысью, простучали подковы. Юрай Гордубал исподлобья глянул кругом и вдруг взмахнул рукой, щелкнул пальцами, поет, гикает, точно на масленице.
"Пьяный, должно быть, - думают люди, оборачиваясь на него.
– С чего это так разошелся "американец" Гордубал?"
На площади толпятся девушки и парни, приходится ехать шагом. Юрай поднимается, обнимает Штепана за плечи и кричит на всю улицу:
– Зятя везу, во! Эх, ах!
Штепан пытается стряхнуть его руку и шипит:
– Тише, хозяин!
Но Гордубал с силой сжимает его плечо, так что Маиья чуть не кряхтит от боли.
– Слышите!
– бушует Юрай.
– Зятя везу! Гафьи обручение празднуем!
Штепан хлещет коней кнутом, хмурится, в кровь кусает губы.
– Опомнитесь, хозяин! Ишь как перехватили!
Телега с грохотом заворачивает во двор Гордубала. Юрай отпускает Штепана и сразу делается тихим и серьезным.
– Прогуляй коней, - распоряжается он сухо.
– Видишь, все в мыле.
XIX
Растерялась Полана, не знает, что и думать о Юрае. Гордубал потащил Штепана в трактир: он, мол, не батрак уже, а почитай что сын. Не прячется больше Гордубал за амбаром, а ходит гоголем по деревне, останавливается и судачит с бабами. "Вот, мол, Гафью просватал, правда, мала еще, да привыкла к Штепану, пока отца не было дома. А Штепан, соседушка, на нее прямо молится, как на икону. Радость - такие дети". Штепана Гордубал превозносит до небес - работящий какой, славный будет хозяин, отец ему в наследство усадьбу в Рыбарах оставит.