Гордубал

Штепан, пожав плечами, ведет Бигла в избу. Гельнай стучит в окошко.

– Эй, старик, подите-ка сюда.

Старик Манья выходит, опасливо помаргивая.

– Сделайте милость, скажите, что случилось?

Гельнай машет рукой.

– Да Гордубала этой ночью избили, досталось ему палкой по морде. Слушайте, папаша, это не Штепан ли постарался?

Старик качает головой.

– Вот уж нет, с вашего позволенья. Штепан не мог, Штепан дома был, спал. Эй, Михал, поди-ка сюда. Скажи, где был Штепан этой ночью?

Михал сначала молчит, потом говорит не спеша:

– Где же ему быть? Спал наверху, со мной и с Дьюлой.

– Так, так, - кивает головой Гельнай.
– Я так и думал. А Гордубала не любили в деревне? Разбогател, приехал из Америки и даже соседей не угостил.

Старый Манья поднимает руку.

– Ох, и разбогател. На шее носил мешочек с долларами...

– Вы видели?

Ну, конечно, старый Манья видел, ведь Гордубал приезжал к нему покупать усадьбу и деньги показывал. Больше семисот долларов, изволите ли видеть. А в деревне, - что верно то верно, - его не любили. У гордого человека нет друзей.

Гельнай серьезно кивает.

– Что это у вас дверь вся исколота, Манья?

– От шила это. Шило сюда втыкаем, которым плетем корзины. Круглый год тут торчит.

– Покажите-ка, какое оно, - интересуется Гельнай.
– Первый раз слышу, что корзины делают шилом.

– Прутья вот этак сплетают.
– Манья чертит рукой в воздухе.
– Еще вчера здесь было шило, - сердится он.
– Куда оно запропастилось, а, Михал?

– А ну его, - равнодушно отмахивается Гельнай.
– Другой раз буду здесь, погляжу. А вот жижа у вас течет на дорогу, это не годится, Манья. Дорога казенная.

– Прошу прощенья, как будем навозить поле, все вывезем...

– Надо, чтобы была настоящая яма, цементная. Небось денег не хватает в хозяйстве?

– Ох, не хватает!
– усмехается старик.
– Амбар надо ставить новый. Михал - глупый парень. Штепан куда толковей, вот бы кому быть хозяином.

С поля едет Дьюла, в телеге у него охапка сена, но шуму столько, словно гром везет.

– Подойди-ка сюда, парень, - по-отечески зовет его Гельнай.
– Допрошу и тебя для порядка. Где был Штепан сегодня ночью?

Дьюла, разинув рот, вопросительно глядит на старика и на Михала. Но никто и бровью не повел.

– Здесь был, - ворчит Дьюла, - со мной и с Михалом спал на чердаке.

– Молодец!
– хвалит Гельнай.
– А что, хотел бы ты поступить в кавалерию?

Подросток блеснул зубами.

– Еще бы!

Бигл выходит из избы, тихонько ругаясь.

– Пойдите сюда, Гельнай. Штепана я хватил немного по морде и запер в избе.

– Этого не полагается, - замечает Гельнай.
– Неприкосновенность личности и всякое такое.

Бигл непочтительно ухмыляется.

– Плевать мне на неприкосновенность личности! Хуже то, что я ничего не нашел. А как вы?

– Алиби, хоть умри. Карел. Всю ночь дрых на сеновале, как примерный мальчик.

– Врут!
– восклицает Бигл.

– Ясно, врут. Это у них в крови, друг мой.

– На суде заговорят, - злится Бигл.

– Плохо вы их знаете. Откажутся от показаний или будут ложно присягать. Как ни в чем не бывало. В деревне, Карел, это нечто вроде народного обычая.

– Так что же нам делать?
– хмурится Бигл.
– Арестовать нам сейчас Штепана, как вы думаете, Гельнай, а? Можно головой ручаться, что это он...

Гельнай кивнул головой.

– Ясно. Только смотрите, Бигл...

Он не докончил. Где-то слабо звякнуло стекло.

– Стой!
– ревет Бигл и бросается за угол дома.

Гельнай отправляется за ним. На земле барахтаются два человека, в конце концов Бигл оказывается сверху.

– Давайте, я его подержу, Карел, - предлагает Гельнай.

Бигл поднимается и тащит за собой Штепана, выворачивая ему руку.

– Пошевеливайся!
– хрипит он.
– Вставай! Я тебе покажу, как от меня бегать!

Штепан, тяжело дыша, морщится от боли.

– Пустите, - хрипло бормочет он.
– Я только хотел в Кривую... за вещами.

Дьюла кидается между ними.

– Пустите его!
– кричит он.
– А то я...

Гельнай берет Дьюлу за плечо.

– Легче, легче, малыш! А вы, Михал, не вмешивайтесь не в свое дело. Штепан Манья, вы арестованы именем закона. Ну, иди, дурень, иди.

Штепана Манью везут в город. Уже не на коне он, не скачет с гордо поднятой головой, и все же люди останавливаются поглядеть на него. По бокам его - полицейские, с ружьями между колен. Не сдвинута у Штепана шапка на затылок, не смотрит он на долину - там вон река, там пасутся кони, виднеется болото за камышом... Молча сидит Штепан, уперся взглядом в рыжую лошадиную спину.

Гельнай расстегивает мундир и заводит со Штепаном дружескую беседу. О Гордубале ни слова, все о хозяйстве, о доме в Рыбарах, о лошадях. Штепан сперва дичится, полом увлекается разговором.

Да, да, хорош был жеребчик. Зря его продал хозяин, бог весть кому и зачем. Восемь тысяч можно было бы за него взять, продать на конный завод, а перед тем пустить его на ту черную кобылу. Эх, сударь, хотел бы я поглядеть на них... У Маньи загораются глаза. Такого коня продал хозяин - грех, да и только! Мерина надо было продать или кобылу, вот что. А не жеребца...
– Штепан искренне взволнован.

"С арестованными говорить не полагается, разве что вполне официально!" - огорченно думает Бигл.

– Вот вез бы нас тот жеребец, - говорит Штепан точно про себя, - я сам бы взял вожжи... То-то бы прокатились, эх!

IV

– Смотрите, Гельнай, - сказал вечером Бигл, - это кто-то из своих. Окно выдавлено изнутри, чтобы похоже было на взлом. Через дверь в избу не попасть, дверь была на засове. Значит, убийца был в доме уже с вечера...

– Не был, - возразил Гельнай.
– Гафья мне сказала, что дядя Штепан вечером к ним не приходил.

– Хорошо. Значит, ночью его впустил кто-нибудь из домашних. Опять же выходит, что убийца не мог быть посторонним человеком. Штепан здесь пять лет в батраках жил. Вся деревня знает, что все это время у него была любовная связь с хозяйкой.