Гори, гори, моя звезда
Шрифт:
– Не думал, что это доставит вам столько радости. Дело в том, что мои уважаемые коллеги саботируют. В городе затруднения с деньгами, Советская власть молода, ей трудно. А господа преподаватели...
– Николай Николаевич махнул рукой, пошел к двери.
И в тишине раздался вдруг уверенный голос Аркадия:
– Деньги будут.
Николай Николаевич остановился, коротко взглянул на него, кивнул головой:
– Не сомневаюсь.
– И вышел.
А класс взорвался криками:
– Гляди, ребята, миллионщик!
– Он наследство получил!
– Дырку от бублика!
– Откуда про деньги знаешь?
–
– вскочил на парту Федька Башмаков.
– Он такой! У самого комиссара Чувырина на побегушках!
– Ну, Башмаков!
– Аркадий рванулся к Федьке, но на его руке повис Семка Ольшевский.
– Пусти!
– Аркадий пытался стряхнуть с себя цепкого Семку.
– Пусти, говорю! Он у меня получит!
– Видали мы таких!
– хорохорился Федька, пробиваясь к двери.
– Встань у церкви, ручку протяни: "Подайте, Христа ради, на обучение!"
Башмаков вышел. За ним двинулись остальные. В классе остались только Аркадий и Семка.
– Ну, погоди!
– сжимая кулаки, бормотал Аркадий.
– Погоди!.. Да что ты вцепился в меня, как рак!
– А ты за ним не побежишь?
– Бегать еще за всякими...
– Слово?
Семка отпустил рукав Аркадия, настороженно следя за тем, как тот сердито заправляет под пояс выбившуюся рубаху. Потом сокрушенно вздохнул:
– Зря ты ляпнул...
– Про что?
– Да про деньги эти...
– Сказал, потому что знаю.
– Что ты знаешь?
– Знаю, и все!
– Триста две тысячи сколько-то там...
– вспомнил вдруг Семка.
– Это деньги, что ли?
– Нет!
– засмеялся Аркадий.
– Это номер. Винтовка номер триста две тысячи девятьсот тридцать девять!
– Какая еще винтовка?
– уставился на него Семка.
– Моя!
– блеснул глазами Аркадий.
– Вчера получил.
– Врешь!
– ахнул Семка.
– Покажешь?
– А чего ж...
– согласился Аркадий.
– Пойдешь со мной купцов ловить, покажу.
– Каких купцов?
– вконец растерялся Семка.
– Обыкновенных, - посмеивался Аркадий.
– Мало их у нас, что ли? Гири дутые, аршины не меряны. Народ воет! Вот и пойдем с проверкой. Кто попадется, штраф. Знаешь, сколько денег будет!
– Сам придумал?
– восхитился Семка.
– Скажешь тоже... В комитете решили. Пойдешь?
– Оружия у меня нет...
– вздохнул Семка.
– Маузер свой дам.
– Слово?!
Аркадий протянул руку. Семка изо всех сил хлопнул по ней, отбил ладошку, поплевал, подул и, схватив ранец, побежал к двери.
Аркадий не спеша двинулся за ним.
* * *
Задолго до назначенного часа Семка нетерпеливо топтался под старыми тополями напротив белого двухэтажного особняка, где помещался комитет. То и дело хлопали тяжелые двери, и по ступеням подъезда мимо гипсовых львов с ободранными носами торопливо спускались красногвардейцы, женщины в красных платочках, чоновцы в кожаных куртках. Все они направлялись в одну сторону: к торговым рядам.
Наконец в дверях появился Аркадий. Семка рванулся навстречу и остановился, подавленный его великолепием. В лихо заломленной фуражке, с новенькой винтовкой за плечами, с маузером у пояса и красной повязкой на рукаве, он вдруг показался Семке совсем взрослым.
– Давно ждешь?
– небрежно спросил Аркадий, словно не замечая произведенного впечатления.
–
Ага...– робко кивнул Семка.
– Инструкцию получали, - важно объяснил Аркадий и, отстегнув маузер, протянул его Семке.
– Бери!
Семка торопливо прикрепил маузер на ремень форменной гимнастерки, попробовал заломить фуражку, но она, как назло, была новенькая, недавно купленная вместо утерянной, и торчала на голове колом. Аркадий засмеялся, снял ее с головы Семки, зубами надорвал подкладку и, вынув оттуда проволочный ободок, отшвырнул его в сторону. Надломив козырек, похлопал фуражкой по колену, помял и нахлобучил на стриженую Семкину голову. Потом вынул из кармана красную повязку и протянул ее Семке:
– Надевай!
Ошеломленный Семка только покрутил головой и, преданно смотря на друга, старался не дышать, пока тот прикалывал повязку к его рукаву. Проверив, крепко ли она держится, Аркадий коротко скомандовал:
– Пошли!
И неторопливо, чуть покачивая плечами, подражая размеренному шагу вооруженного патруля, двинулся к базарной площади. Семка заспешил за ним, придерживая рукой маузер.
По дороге Аркадий объяснил Семке, что на их долю досталась галантерейная лавка и мануфактурный магазин известного в городе купца Бебешина. С галантереей дело было проще, ленточки да пуговицы, а вот с Бебешиным придется попотеть.
Лавка, где торговали галантереей, была давно знакома реалистам. Там кроме всего прочего продавали тетради, и ученики реального нередко забегали туда.
Вот и сейчас приказчик приветливо кивнул им, но при виде красных повязок и винтовки Аркадия лицо его вытянулось.
– Что прикажете?
– залебезил он.
– Новые переводные картинки имеются. Тетрадочки общие получены. Не угодно ли?
Ловко щелкнув пальцем по глянцевой обложке, он веером раскинул на прилавке пахнущие клеем тетради. В твердых коленкоровых переплетах, обитые медными угольниками, они выглядели как-то по-особенному солидно.
– Сколько?
– спросил Аркадий.
– Гривенник-с...
– А цена поставлена?
– повертел тетрадь Аркадий.
– Партия оптовая...
– ушел от ответа приказчик.
На обложке цены не было, и Аркадий решил было составить акт, но его смутили слова приказчика об оптовой партии. Что это означает, он примерно представлял, но почему от этого зависит стоимость тетради, не имел понятия.
Многозначительно взглянув на Семку, он пошарил в кармане, где лежал единственный гривенник, и шикарным жестом бросил его на прилавок.
– Завернуть?
– ловко подхватил монету приказчик.
– Не надо!
– небрежно ответил Аркадий и, сунув тетрадь за пояс гимнастерки, пытливо оглядел полки с товарами.
– Прикажете что-нибудь еще?
– Нет, - покачал головой Аркадий.
– Поглядим, как торгуете.
– Милости просим!
– засуетился приказчик.
– Сейчас я насчет стульчиков-с...
– Постоим, - отрезал Аркадий и отошел от прилавка.
Торговля шла вяло. Изредка звенел колокольчик над дверью - и в лавку заходили приехавшие на базар крестьянки из соседних сел. Они уже расторговались и теперь ходили из магазина в магазин, приценяясь к городским товарам. Пощупав кружева и перебрав десяток коробок с пуговицами и тесьмой, они уходили, так ничего и не купив. По тем временам ценились только катушки с нитками да иголки.