Гори, гори, моя звезда!

Маша

Белый день занялся над столицей, Сладко спит молодая жена, Только труженик муж бледнолицый Не ложится – ему не до сна! Завтра Маше подруга покажет Дорогой и красивый наряд… Ничего ему Маша не скажет, Только взглянет… убийственный взгляд! В ней одной его жизни отрада, Так пускай в нем не видит врага: Два таких он ей купит наряда, А столичная жизнь дорога! Есть, конечно, прекрасное средство: Под рукою казенный сундук; Да испорчен он был с малолетства Изученьем опасных наук. Человек он был новой породы: Исключительно честь понимал, И безгрешные даже доходы Называл воровством, либерал! Лучше жить бы хотел он попроще, Не франтить, не тянуться бы в свет, — Да обидно покажется теще, Да осудит богатый сосед! Всё бы вздор… только с Машей не сладишь. Не втолкуешь – глупа, молода! Скажет: «Так за любовь мою платишь!» Нет! упреки тошнее труда! И кипит-поспевает работа, И болит-надрывается грудь… Наконец наступила суббота: Вот и праздник – пора отдохнуть! Он лелеет красавицу Машу, Выпив полную чашу труда, Наслаждения полную чашу Жадно пьет… и он счастлив тогда! Если дни его полны печали, То минуты порой хороши, Но и самая радость едва ли Не вредна для усталой души. Скоро в гроб его Маша уложит, Проклянет свой сиротский удел, И, бедняжка, ума не приложит, Отчего он так скоро сгорел? 1851

«Давно – отвергнутый тобою…»

Давно – отвергнутый тобою, Я шел по этим берегам И, полон думой роковою, Мгновенно кинулся к волнам. Они приветливо яснели. На край обрыва я ступил — Вдруг волны грозно потемнели, И страх меня остановил! Поздней – любви и счастья полны, Ходили часто мы сюда, И ты благословляла волны, Меня отвергшие тогда. Теперь – один, забыт тобою, Чрез много роковых годов, Брожу с убитою душою Опять у этих берегов. И та же мысль приходит снова — И на обрыве я стою, Но волны не грозят сурово, А манят в глубину свою… 1855

«Где твое личико смуглое…»

Где твое личико смуглое Нынче смеется, кому? Эх, одиночество круглое! Не посулю никому! А ведь, бывало, охотно Шла ты ко мне вечерком! Как мы с тобой беззаботно Веселы были вдвоем! Как выражала ты живо Милые чувства свои! Помнишь, тебе особливо Нравились зубы мои; Как любовалась ты ими, Как целовала, любя! Но и зубами моими Не удержал я тебя… 1855

Прости

Прости! Не помни дней паденья, Тоски, унынья, озлобленья, — Не помни бурь, не помни слез, Не помни ревности угроз! Но дни, когда любви светило Над нами ласково всходило И бодро мы свершали путь, — Благослови и не забудь! 29 июля 1856

«Не говори, что молодость сгубила…»

Не говори, что молодость сгубила Ты, ревностью истерзана моей; Не говори!.. близка моя могила, А ты цветка весеннего свежей! Тот день, когда меня ты полюбила И от меня услышала: люблю, — Не проклинай! близка моя могила, Поправлю всё, что смертью искуплю! Не говори, что дни твои унылы, Тюремщиком больного не зови: Передо мной – холодный мрак могилы. Перед тобой – объятия любви! Я знаю: ты другого полюбила, Щадить и ждать наскучило тебе… О, погоди! близка моя могила — Начатое и кончить дай судьбе!.. 1856

«Внимая ужасам войны…»

Внимая ужасам войны, При каждой новой жертве боя Мне жаль не друга, не жены, Мне жаль не самого героя… Увы! утешится жена, И друга лучший друг забудет; Но где-то есть одна душа — Она до гроба помнить будет! Средь лицемерных наших дел И всякой пошлости и прозы Один я в мире подсмотрел Святые, искренние слезы — То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве; Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей. <1856>

<Из поэмы «Коробейники»>

«Ой, полна, полна коробушка, Есть и ситцы и парча. Пожалей, моя зазнобушка, Молодецкого плеча! Выди, выди в рожь высокую! Там до ночки погожу, А завижу черноокую — Все товары разложу. Цены сам платил немалые, Не торгуйся, не скупись: Подставляй-ка губы алые, Ближе к милому садись!» Вот и пала ночь туманная, Ждет удалый молодец. Чу, идет! – пришла желанная, Продает товар купец. Катя бережно торгуется, Всё боится передать. Парень с девицей целуется, Просит цену набавлять. Знает только ночь глубокая, Как поладили они. Расступись ты, рожь высокая, Тайну свято сохрани! «Ой! легка, легка коробушка Плеч не режет ремешок! А всего взяла зазнобушка Бирюзовый перстенек. Дал ей ситцу штуку целую, Ленту алую для кос. Поясок – рубаху белую Подпоясать в сенокос, — Всё поклала ненаглядная В короб, кроме перстенька: «Не хочу ходить нарядная Без сердечного дружка!»» 1861

«Душно! без счастья и воли…»

Душно! без счастья и воли Ночь бесконечно длинна. Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна! Грянь над пучиною моря, В поле, в лесу засвищи, Чашу вселенского горя Всю расплещи!.. 1868

Николай Платонович Огарев (1813–1877)

На сон грядущий

Ночная тьма безмолвие приносит И к отдыху зовет меня. Пора, пора! покоя тело просит, Душа устала в вихре дня. Молю тебя, пред сном грядущим, Боже: Дай людям мир; благослови Младенца сон, и нищенское ложе, И слезы тихие любви! Прости греху, на жгучее страданье Успокоительно дохни, И все твои печальные созданья Хоть сновиденьем обмани! 1840

Деревенский сторож

Ночь темна, на небе тучи, Белый снег кругом, И разлит мороз трескучий В воздухе ночном. Вдоль по улице широкой Избы мужиков. Ходит сторож одинокой, Слышен скрип шагов. Зябнет сторож; вьюга смело Злится вкруг него; На морозе побелела Борода его. Скучно! радость изменила, Скучно одному; Песнь его звучит уныло Сквозь метель и тьму. Ходит он в ночи безлунной, Бела утра ждет И в края доски чугунной С тайной грустью бьет. И, качаясь, завывает Звонкая доска… Пуще сердце замирает, Тяжелей тоска. 1840

Звуки

Как дорожу я прекрасным мгновеньем! Музыкой вдруг наполняется слух, Звуки несутся с каким-то стремленьем, Звуки откуда-то льются вокруг, Сердце за ними стремится тревожно, Хочет за ними куда-то лететь — В эти минуты растаять бы можно, В эти минуты легко умереть. 1840–1841

Путник

Дол туманен, воздух сыр, Туча небо кроет, Грустно смотрит тусклый мир, Грустно ветер воет. Не страшится путник мой, На земле все битва; Но в тебе живет покой, Слава да молитва. <1840–1841>