Горизонты ада
Шрифт:
Прежде чем уйти, я позвонил Биллу. Рассказал, что узнал, сообщил, где забрать Валери и что случилось с Зиглером. Билл велел мне оставаться на месте, но я не мог. Сказал, что поеду домой. Он принялся возражать, настаивал, чтобы я оставался на месте, но я повесил трубку и ушел прочь, в мир, где оказалось намного больше мук и печали, чем я считал прежде.
23
Валери призналась в убийствах Николы, Эллен и Зиглера. Сказала полиции, что я не имею к ним никакого отношения. Не упомянула сообщника или любовника. Я не стал противоречить. Копы решили, что нашли убийцу, дела
Один дотошный репортер доискался, что существовала связь между мною и обеими убитыми женщинами. Некоторое время я был главной новостью: решительный герой-любовник, который нашел убийцу и сдал его полиции. Общественный пример, которому должны следовать дети. Репортеры новостных СМИ гонялись за мной по всему городу. Билл и Кетт старались держать их от меня подальше. Билл – потому что меня жалел, а Кетт боялся, что в разговоре может всплыть его имя.
Валери умерла спустя пару дней после признания. Повесилась в своей камере. Никто не знал, как ей удалось раздобыть веревку. Так или иначе, ее все равно посадили бы на электрический стул, так что она сэкономила городу время и деньги.
Пресса просто обезумела, когда Валери Томас покончила с собой. Идеальный конец истории, для полного завершения которой требовалось только интервью со мной. Журналюги безжалостно меня преследовали, пока Билл не вспомнил об одолжении, которое он когда-то сделал мэру, и тот велел редакторам отозвать своих гончих.
Дни сливались один с другим, а я один в своей квартире думал о Ник, Эллен и Валери. Мне следовало бы разыскивать демонического любовника, человека, который заманил Ник и Эллен, привел их к смерти и побудил Валери ко лжи и самоуничтожению. Но я слишком устал. На меня навалилась страшная тоска. Мне хотелось только плакать, сидя в темноте.
Вами и Кардинал поздравили меня по телефону. Я что-то пробормотал в ответ, не сказав правды ни одному, ни другому. Они бы вытрясли из меня всю душу, если бы узнали, что дело не закончено.
Я перестал мыться и бриться. День за днем носил одну и ту же одежду. Ел мало, да и то какую-нибудь ерунду. Потерял себя в воспоминаниях об Эллен. Мир для меня теперь не имел никакого смысла. Реальной была только Эллен.
Билл и Али пытались помочь. Они приносили свежую еду и выносили мусор. Иногда, просыпаясь, я обнаруживал, что, пока я спал, кто-то из них снял с меня одежду и постирал ее. Они разговаривали со мной, не получая ответа, болтали и делали вид, что все нормально. Я пытался реагировать, так как ценил усилия друзей, но сил не хватало. Я напоминал жертву лоботомии, человека, который может только пялиться, пускать слюни и иногда кивать головой.
К бутылке я не прикасался. Даже в самые тяжелые моменты мне удавалось бороться с искушением. Я превратился в жалкую развалину, но в душе знал, что в свое время смогу восстать из этих руин. Если же запью, возврата не будет. И такая жизнь останется со мной навсегда.
В период глубочайшего уныния в мою жизнь вновь впорхнула Присцилла. Она появилась в один из ничем не примечательных дней, скромно одетая и неуверенно улыбающаяся.
– Я пыталась дозвониться, – проговорила она, – но ты не отвечал. Я должна была приехать. Если хочешь, могу уйти.
Я ничего не сказал, просто жестом предложил ей войти.
Она сморщила нос, оказавшись в моей берлоге. Али и Билл уже несколько дней не приходили, и я совсем распустился. Грязные
тарелки, плохо пахнущая одежда, переполненное помойное ведро.– У тебя что, год борьбы с уборщиками? – пошутила она.
– Не нравится – проваливай, – пробурчал я.
Присцилла двинулась к двери.
– Подожди, – торопливо произнес я. – Извини. Я чаще всего не соображаю, что говорю или делаю. Не уходи. Пожалуйста. Сядь.
Она огляделась:
– Лучше постою, если не возражаешь.
Я умудрился через силу улыбнуться:
– Итак, ты пришла…
– Пришла, – кивнула она.
Последовало долгое молчание.
– Хочешь о чем-нибудь конкретном поговорить? – наконец спросил я.
– Ох, Ал. – Присцилла кинулась мне на шею. Я повалился в одно из заваленных грязными тряпками кресел, увлекая ее за собой. – То, что сделало с твоей женой это чудовище… Какой ужас! Не понимаю, как ты не порвал ей глотку. Я бы на твоем месте…
Она расплакалась.
– Все нормально, – сказал я, гладя ее волосы и думая о золотых прядях Эллен. – Все позади. Она мертва. Нет нужды плакать.
Присцилла повсхлипывала, потом с надеждой взглянула на меня:
– Ведь все кончено, правда? Их в самом деле она убила?
– Она ведь призналась…
– Я знаю, но… – Вздохнув, Присцилла выпрямилась. – Я все никак не могу забыть тот вечер, когда отправилась в «Скайлайт», чтобы встретиться с Ник. Она определенно сказала, что придет с мужчиной. Я сейчас все газеты читаю. Если им верить, Валери Томас действовала в одиночку. Репортеры пишут, что она была сумасшедшей.
– Это их право.
– А все остальное?
Я понимал, что не давало покоя Присцилле. Если Валери была психопаткой-одиночкой и человек, которого Ник привела в гостиницу, не причастен к убийству, тогда Присцилла могла не испытывать вины. То есть если имело место случайное нападение, а не поработал клиент Ник, который, возможно, не убил бы ее, если бы Присцилла находилась с ними в номере.
Чтобы Присцилле спокойнее спалось, мне хотелось соврать, как я врал всем остальным, избавить ее от демонов вины, которые ни на секунду не оставляли в покое меня. Но я смотрел в ее глаза и слышал, как рассказываю ей правду. Она слушала молча, сжимая мои руки. Когда я закончил, она долго молчала, потом произнесла с запинкой:
– Может быть… она врала.
– Нет.
– Она была злобной, сумасшедшей дьяволицей. Она поняла, что игра закончена. И сделала один последний поворот ножа в ране, чтобы заставить тебя сомневаться.
– Нет, – вздохнул я. – Это не был трюк. Я же столкнулся с ней лицом к лицу. Я знаю.
– Но…
– Я знаю, Присцилла!
– Тогда выходит, что убийца все еще где-то там, – прошептала она, направив взгляд в окно.
– Да.
– Мне страшно, Ал.
– Мне тоже.
– Очень страшно. Эллен была твоей женой, а Ник – любовницей. Что, если этот тип охотится за каждой женщиной, с кем ты был близок?
– У меня есть несколько старых подружек, чей номер телефона я бы с удовольствием дал ему, – засмеялся я, но Присцилла не видела в ситуации ничего смешного.
– Я могу оказаться следующей, – проговорила она.
– Почему? Между нами ничего не было.
– Пока.
Наклонившись, она поцеловала меня. Я отстранил ее.
– Что ты делаешь? – вспылил я. – Только что сама сказала, что я приношу несчастье, а теперь…