Горький вкус любви

Мы медленно шли навстречу Басилю — как олени, идущие прямо в ловушку, устроенную опытным охотником. И назад повернуть мы не могли, потому что сзади нас поджидают голодные львы. Выхода не было.

12

Как же сожалел я сейчас о том, что не дал Басилю того, о чем он просил, когда позвал меня в парк в первый раз. Добившись желаемого, он бы вернулся к своей прошлой жизни, потому что не сумел бы и дальше жить по правилам имама. А без Басиля религиозная полиция не стала бы следить за мной, как сейчас. «Но, может, у меня будет второй шанс избавиться от него?» — подумал я, вспомнив о своем обещании встретиться с Басилем в парке этим вечером.

Рядом с Басилем появился и Хамид, и теперь оба они стояли у нас на пути. Заметят ли они розовые туфли Фьоры? Сочтут ли их нарушением в мире черного и белого? Увезут ли из-за этого мою хабибати навсегда в своем страшном джипе?

Мы дошли до того места, где стояли Басиль и Хамид. Они немного отодвинулись, давая нам пройти. Я затаил дыхание. Когда я проходил мимо Басиля, он уронил дубинку. Она упала прямо передо мной. Я едва удержался от соблазна растоптать ее. Басиль нагнулся, чтобы поднять дубинку, а я остановился, чтобы не наткнуться на него. Фьора ушла вперед. Всё, я попался.

Слева от меня стоял Хамид, а Басилю, казалось, понадобилась вечность, чтобы подобрать дубинку и отойти в сторону. Или он всё это устроил специально, чтобы заглянуть мне под абайю и проверить свои подозрения насчет того, что я мужчина? Я судорожно вспоминал, видны ли из-под абайи мои брюки.

Наконец путь был свободен.

Вуаль прилипала к мокрому от пота лицу, не давала дышать, я чувствовал, что теряю сознание.

Едва живой от пережитого, я догнал Фьору.

Мы без дальнейших приключений добрались до ее дома.

Больше так продолжаться не могло. Басиль целыми днями разъезжает по улицам района. Сколько еще таких встреч придется нам пережить, прежде чем он окончательно уничтожит наше хрупкое счастье? Удача не всегда будет улыбаться нам, так что я должен предпринять что-то, пока Басиль готовится к нападению.

На улицах Аль-Нузлы есть место только для одного из нас: либо он, либо я. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы наши пути больше не пересекались.

Наилучшим и самым безопасным выходом было покинуть Джидду. Мы с Фьорой уже обсуждали такой план во время одной из наших прогулок по набережной.

Даже если бы не было Басиля — какое будущее ждало нас в Саудовской Аравии? Всем вокруг нас управляют мужчины, убеждал я Фьору. Магазины принадлежат мужчинам, за рулем автомобилей сидят мужчины, во всех конторах, предприятиях, правительственных учреждениях и банках на работу принимают только мужчин, политикой занимаются исключительно мужчины. И на что в таком мире может рассчитывать Фьора? Для меня здесь также не было места. Всё лучшее в стране предназначается коренным саудовцам. Иностранцам нельзя учиться в университетах. Высшие посты даются только саудовцам. Даже чувство собственного достоинства признается только за ними.

Сидя на скамейке и глядя на море, Фьора говорила, что в прошлом она мечтала уехать в Египет или Ливан. А теперь, когда мы шли вдоль виадука на улице Мекки, я доказывал ей, что больше ждать нельзя, что мы должны серьезно подумать об отъезде из этой страны.

Чтобы подкрепить свои аргументы, я рассказал Фьоре о Басиле, о парке и о том, через что мне пришлось пройти, чтобы стать поводырем слепого имама и получить возможность передавать в его портфеле наши письма.

— Он хочет, чтобы сегодня вечером я пришел в парк. Знаешь, для чего, Фьора? Чтобы заняться со мной сексом, — выговорил я ужасные слова.

— Что? О Аллах…

— Я знаю, тебе в этой стране приходится нелегко, потому что ты женщина. Но, скажу я тебе, если ты — юноша-иностранец, то жизнь тоже не…

— Что ты, Насер, я же не…

— Я не хотел говорить о том, что случилось со мной. Всё это я рассказал только для того, чтобы ты поверила мне и помогла избавиться от Басиля. Сам я ничего не могу с ним поделать. И еще — я хочу, чтобы мы с тобой уехали отсюда.

— Хабиби, я никогда не буду осуждать тебя за твое прошлое. О Аллах, Насер… прости меня… Прости меня за всё то, что с тобой случилось.

— Нам обоим причиняли боль, пусть и по-разному. Давай же поможем друг другу выбраться отсюда. Когда мы окажемся в безопасном месте, у нас будет целая жизнь, чтобы залечить раны. Фьора, ты ведь сама видишь, что мы не можем продолжать так жить. Вспомни, как мы дрожим каждый раз при виде полицейского джипа. Нам нужно принимать решение, и как можно скорее. А иначе это решение примет за нас Басиль.

Некоторое время Фьора не говорила ни слова. Я не знал, чем было вызвано ее молчание: то ли она не любит меня настолько, чтобы решиться на совместный побег из страны и претворить наши мечты в жизнь, то ли считает меня авантюристом, то ли просто не готова к такому серьезному шагу. Но я в любом случае не собирался отступать. Слишком сильна была моя любовь к ней.

Шагая рядом с ней по улице Мекки под пальмами и фонарями, я сказал ей:

— Фьора, посмотри на нас, нам всего по двадцать лет, а мы уже практически отказались от жизни. Говорят, что вне Саудовской Аравии в двадцать лет жизнь только начинается. Говорят, в других странах можно любить открыто, можно сосредоточиться на своей жизни, а не изыскивать способы спрятаться от полиции.

Наконец Фьора заговорила:

— Насер, много раз я повторяла тебе, что хотела бы уехать отсюда, но, по-моему, это просто невозможно. Денег у меня нет. Паспорта нет. Как я уеду?

Я взял ее за руку и сказал:

— Я всё устрою.

К тому времени, когда мы подошли к гостинице «Меридиан», я изложил Фьоре свой план. Я пообещал ей, что мы сможем добраться до Европы, и пересказал то, что говорил мне Хилаль о Харуне, слуге кафила, которого вывезли в Германию.

У Фьоры сразу возникли возражения, главным из которых было ее нежелание ехать в Европу. Средоточием ее устремлений был Каир. Я предупредил ее, что даже для выезда в Египет ей нужен будет паспорт, без которого нам придется бежать тайно.

Тогда она тихо проговорила:

— Насер, я боюсь. Я не смогу бросить здесь маму.

Я сжал ее ладошку, обтянутую перчаткой, и нежно сказал:

— Не пугайся, любовь моя. Расставания всегда печальны, но ты же не одна. Я буду с тобой. Мы поможем друг другу справиться с грустью.

И я поделился с Фьорой своими детскими размышлениями. В первые годы жизни в Саудовской Аравии я часто задавался вопросом: может ли мать, любящая своих детей, отправить их в чужую страну? Постепенно я понял, что высшая обязанность родителей — сохранить жизнь своему ребенку. Я понял, что моей матерью руководила истинная любовь, когда она отдала контрабандистам всё, что имела, и отослала с ними своих детей прочь из Эритреи, а сама осталась жить под бомбежками. Она хотела, чтобы мы начали новую, мирную жизнь в другом месте, потому что боялась за нас: в любой момент нас могли убить. Как не восхищаться силой ее любви? Как не преклонить колени перед материнской жертвой? Я не сомневался, что мать Фьоры поймет и простит свою дочь, которая покидает ее в поисках лучшей доли.