Шрифт:
Глава 1
«Моррисон Дункан. Септа из Дерри и Донегала. 1613».
Прочитал ещё раз. Что такое Септа из Дерри и Донегала было не совсем ясно, но вот число 1613 явно напрягло. Что бы я написал на доме, где мне пришлось доживать свои дни? Мгновенно вспомнился Робинзон Крузо, ведь он тоже вырезал своё имя на бревне, а потом делал зарубки, чтобы иметь представление, какой наступил день. Хоть приблизительно. Моряк из Йорка 1659. Возможно, что эта самая Септа из Дерри и Донегала означало прежнее место жительства, и тогда число можно считать за сегодняшний год. Или скорее где-то около него, но однозначно начало семнадцатого века. Минус четыреста лет. Увы, сколько я ни искал, ни одной зарубки
Книги про попаданцев я читал. В отличие от меня, ребята попадались бравые, мгновенно соображали, что произошло, и свято в это верили. Но главное, практически все сразу находили цель, для чего их забросило.
Чаще всего оказывались на Великой Отечественной, причём перемещались целыми танковыми батальонами, эскадрами с оружием XXI века и прочими регалиями. Но в целом у них была возможность помочь своей стране. Правда, как-то бестолково. И немцев крошили ротами, а то и дивизиями, а в конце оказывалось, что победа всё равно была 9 Мая. И где помощь? Где изменение истории? Что они были, что их не было. Как говорится, отряд не заметил пропажи бойца. Или историю и в самом деле изменить нельзя. Вертится себе колесо, подминая под себя всё подряд.
А что я мог сделать, оказавшись в начале семнадцатого века в центре Африки? Зачем меня вообще сюда забросило? Изменить историю? Какую историю? Историю Африки? Для этого нужно её хоть немного знать. Я, конечно, не совсем неуч, но на начало XVII века не всплыло в голове вообще ни одной подробности.
Понятное дело, повезло, оказался не совсем голым и имею изрядное количество плюшек, вот только остановить демократию, которую цивилизованная Европа будет нести в Африку, у меня шансов не больше, чем у индейцев в Америке. И отбиваться в основном придётся от самих аборигенов, для которых мы будем представлять дичь. Да ещё и следить, чтобы мои плюшки не оказались в руках потенциального противника.
И громкий вой, внезапно прозвучавший за моей спиной, ещё раз подтвердил все мои не самые радужные перспективы.
Отмахнувшись очередной раз от роя мух, а как было хорошо, когда все эти кровососущие отсутствовали, я развернулся и увидел, как вся моя команда, протолкав вперёд корову, быстрым темпом проскочили через узкую калитку и теперь пытались её подоткнуть большим поленом. А учитывая, что высота частокола не превышала полутора метров, подобное занятие явно было бесперспективным. Я, глянув в сторону озера, немного опешил от такого количества чёрных людей. Не меньше двух сотен толкалось на другом берегу, потрясая копьями, а по узкому броду в нашу сторону торопливо бежали около десятка негров, громко при этом вопя. Видимо, своими гортанями они издавали нечто воинственное, потому как мои девчонки, да и Мобуту стояли с широко раскрытыми глазами, и на их лицах читалась паника.
— Мезабы, — воскликнула Ния, глядя растерянно на меня, и, наверное, её можно было понять. Перед нами находилось воинственное племя, наводившее ужас на всю местную округу уже не первый год.
Ширина озера не превышала двухсот метров, и десяток бегущих был уже на середине, когда я решил, что не обязательно их убивать. Может быть, получится напугать громкими выстрелами, ранив при этом каждого в ножку, чтобы сбавить спесь. До бегущих бойцов мезабы всего-то шагов триста. Бежали чернокожие точно на меня, а учитывая узкую ширину брода, так ещё и гуськом друг за другом. Остальные воины, как ни странно, стояли на месте, трясли копьями и что-то при этом громко выкрикивали.
— И что они кричат? — поинтересовался я у Нии, переводя предохранитель на одиночный огонь. — Что им нужно? Такое впечатление, что повторяют одно и то же слово.
— Да, — подтвердила девушка, — они кричат: «Смерть».
— Ах смерти они нам желают, — даже как-то искренне удивился.
Мы ведь им ничего не сделали, — и за что они нас не любят?— Они не будут нас убивать, это кричат, чтобы мы боялись. Они нас хотят схватить и увести в своё племя.
Добрые ребята. Хотя чего я хочу. Начало семнадцатого века. Англичане уже оккупировали Манхэттен или что-то другое. Испанцы не первый год истребляют коренное население, а индейцы, вместо того чтобы объединиться, воюют друг с другом. В Европе бардак, а в России смута. Меняют одного Дмитрия на другого. Может, время такое было, когда все воевали против всех. А если подумать, то, что изменилось к XXI веку? А ничего, только оружие стало более разрушительным, а как воевали, так и продолжают. Или демографию поддерживают в определённых рамках?
— Ну от этого любовь к ним не прибавится, — пробурчал я в ответ, — и не нужно закрывать калитку, — сказал, увидев, что дочка вождя продолжает возиться с поленом, — просто стойте и не мельтешите.
Даже не зная, что я им сказал, приняли команду правильно, спрятались за моей спиной. Лазарева вместе с коровой вообще скрылась за первым жилищем, так что пора было начинать. До озера от частокола деревни около 100 шагов, и шагов семьдесят им ещё бежать до берега.
Я упёрся локтями в бревно, направив автомат в сторону озера. Дождался, когда мушка окажется приблизительно в два раза шире грудной клетки первого пациента, и потянул спусковой крючок.
Первый продолжил бег, а вот второй кувыркнулся через голову и что-то заорал, однако его слов было не разобрать, потому как всё племя продолжало оглашать округу своими возгласами. На узком участке брода мгновенно организовался затор, чем я и воспользовался, ещё дважды потянув собачку. Дошло. Шестеро развернулись и кинулись прочь в обратном направлении, за ними последовали ещё двое, заметно прихрамывая, а вот первый, не оборачиваясь, продолжил мчаться вперёд. Ещё десяток шагов, и он бы достиг берега, вот только зачем? Выстрел и, наверное, попал не совсем в ногу, потому как негр, нелепо взмахнув руками, уронил своё копьё и брякнулся головой в воду по самые плечи, да так и застыл на месте. Вой на противоположном берегу прекратился, и теперь был слышен лишь скулёж, барахтающегося в воде аборигена, которого я подстрелил первым.
Девчонки перевесились через частокол и во все глаза глядели на случившееся, а Мобуту, весело покрикивая, принялся танцевать на одной ноге. Ну да, такое им наблюдать никогда не приходилось, хоть и прекрасно понимали, что у них в руках грозное оружие.
— Элен, — я щёлкнул по тангенте, — приём.
— Боже мой, как тебя плохо слышно, — донёсся скрипучий голос из динамика.
— А ты не хочешь выбраться из автомобиля и подняться на пригорок?
— Минутку, — видимо, выскочила на улицу, потому как речь стала более разборчивой.
— Я на пригорке, приём, — донеслось из рации через пару минут.
— У вас тихо? Приём.
— Да, вокруг ни души. Дети наловили рыбы, Акоко чистит, сейчас костёр будем разводить. А у вас что? Приём.
Я даже завис на мгновение.
— Какая рыба? У вас мяса валом, испортится же.
— Несколько дней точно нет.
— Понятно, тогда обрадую. У нас толпа аборигенов. Я их отогнал немного, но они как раз на нашей тропе стоят. Не лучший вариант.
Элен сделала небольшую паузу, потом встревоженно спросила:
— И много их? Приём.
— Сотни две, — я замолчал, ожидая, пока Элен переварит информацию.
— Ого, — наконец отозвалась она, — и что будем делать? Приём.
— Оглядитесь, никого нет? — проговорил я и глянул на Нию, вдруг вспомнив про дорогу, которая в XXI веке шла от Банги в сторону небольшой деревни Бандоро. Может быть, тут и раньше была просека. А мы как раз находились меж двух ручьёв. Через один переехали, а вот вдоль второго как раз и была проложена дорога в моём времени. Хотя какая дорога, просто грунтовка.