Город без людей

Если не считать нескольких оплеух, полученных от старшего брата, и того, что, несмотря на все просьбы и слезы, ему не удалось вымолить для себя мяч и бойскаутские брюки, его детство в общем прошло сравнительно спокойно. Мать любила Омера и за счет денег, которые удавалось сберечь, незаметно совала ему в карман сладости. В то время у него было лишь одно желание — быстрее вырасти и на всю жизнь связать свою судьбу с любимой девушкой. Он был тогда худым, но сильным и довольно симпатичным юношей, славившимся среди товарищей крепкими кулаками. Маленькая подруга безумно любила его и говорила, что без него она не смогла бы жить.

Окончив лицей и поступив в университет, он с помощью отца сразу же устроился на работу в кадастровое управление. Непосредственные начальники Омера, будучи хорошими знакомыми или друзьями отца, не мешали его занятиям в университете. Сменив несколько факультетов, он понял в конце концов, что справиться с такой нагрузкой не сможет и что в этом отношении ему не под силу будет тягаться со своим преуспевающим старшим братом, ибо в лицее он слишком много бездельничал и чересчур часто убегал с занятий в парк Гюльхане. Вскоре поэтому он совсем бросил учебу и поступил на работу в управление водоснабжения. Теперь он мог спокойнее и смелее встречаться с Гёнюль в кинотеатрах, покупая билеты в ложу...

Омер снял палец с курка и крепко сжал в руке револьвер. Все прошлое отчетливо встало перед его глазами. Событие за событием воскресали в памяти, с необыкновенной быстротой сменяя друг друга. Все всплывало так ярко и живо, как будто это происходило сейчас. Воспоминания проходили перед его глазами, очищаясь от лишних деталей и всего наносного, сверкая лишь теми гранями, которые пробуждали хорошие чувства.

Время шло быстро. Солнце поднялось уже высоко и стояло, казалось, над самой площадью Сиркеджи.

«Лишь время вне моей власти, — подумал Омер, — все же остальное в моих руках. Вся вселенная связана со мной и моей волей. Я свободен в полном смысле слова. Я могу жить столько, сколько захочу, и могу умереть в ту минуту, когда этого пожелаю. Меня никто не может к чему-либо принудить. Как это прекрасно... А ведь человек может прожить так всю жизнь...»

Устав сидеть сгорбившись, он лег на спину, не выпуская из правой руки револьвера. Боль в плечах, руках и ногах прошла, и он почувствовал, что они опять принадлежат ему.

...Гёнюль любила в кино есть каленый горох. Отправляясь в кино, Омер всегда клал поэтому в карман пакетик гороха. В те дни, когда Омер опаздывал на свидание, он, подбегая к кинотеатру, с тревогой смотрел на входную дверь. Заметив забившуюся в угол, ожидавшую его девушку, вокруг которой уже вертелось несколько парней, он бросал на них гневный взгляд и, расправив плечи, с важным видом направлялся к ней, испытывая в этот момент приятное чувство собственника, словно был уже ее законным мужем. Они и вправду безумно любили друг друга. Почему же они все-таки не поженились? Это была длинная и бессвязная история, и поведать ее он не мог даже самому себе.

До окончания учебы Омер не выезжал из Стамбула. Впервые он поехал в Анатолию молодым офицером после призыва в армию. Гёнюль, конечно, ждала бы его возвращения. Но несколько месяцев он почти не вспоминал о ней, если не считать писем, отправленных в первые дни службы. Он с головой окунулся в новую жизнь, полностью отдавшись новым развлечениям, отвечавшим его новому образу жизни. В конце концов он обручился с дочерью полковника, которую встретил в новом кругу своих знакомых. Женился на ней и, не возвращаясь больше в Стамбул, с помощью своего тестя, ставшего вскоре генералом, получил весьма приличное место чиновника. Занимая эту должность, он исколесил потом немало анатолийских дорог.

Первые годы службы в анатолийских вилайетах прошли для него неплохо. Он был молод, доволен своей женой, имел надежную поддержку, которой при случае всегда мог воспользоваться, и с уверенностью смотрел в будущее. По истечении четырех лет тесть устроил ему перевод в Анкару, где он был назначен начальником одного из отделов министерства. Учтивый, исполнительный, умеющий в то же время подойти к своим подчиненным, Омер благодаря всем этим качествам и после ухода тестя в отставку продолжал двигаться вверх по служебной лестнице: сначала был назначен начальником одного из управлений, а затем — начальником главного управления министерства. Если бы он такими же темпами продолжал развивать качества, которые ему удалось воспитать в себе за долгие годы работы, то наверняка мог бы стать уже заместителем советника, а быть может, и советником. Тем самым он, возможно, избавил бы себя от несчастного случая, столкнувшего его с новым советником.

Но что могло ожидать его впереди? Что было бы, например, если бы он дослужился до более высокого поста? Разве тогда он не должен был бы снова вставать каждое утро ровно в половине восьмого, бриться, выходить из дому точно без четверти девять и одной и той же дорогой ежедневно направляться в одно и то же место, садиться за один и тот же стол, выслушивать уйму жалоб и просьб, узнавать, в каком магазине продают лучшее оливковое масло, кланяться самому или заставлять кланяться других, испытывать волнение при виде высокой груди машинистки Нермин, возвращаться усталым и обессиленным домой, всегда быть осторожным, чуть трусливым и ограниченным, в одно и то же время есть, ложиться спать и просыпаться?..

Рано или поздно дотянул бы до пенсии — подумаешь, до манны небесной! Состарился бы и остался без всякого дела; по мере роста различных забот и нужд деньги изо дня в день таяли бы; с утра до вечера он сидел бы дома, ругался с детьми и ждал смерти. Разве более человечно постоянно видеть перед глазами смерть, валяться по ее приказу в постели больным и все время ощущать ее близость?

Он вспомнил о чековой книжке. На его счете в банке было семьсот шестьдесят лир. Пожалуй, следовало бы взять эти деньги и хоть раз в жизни кутнуть на них, ни в чем себе не отказывая, а там можно будет отправиться и на тот свет. Ведь на протяжении всей своей сорокатрехлетней жизни, всегда обремененный тысячью долгов, он мечтал хоть раз вот так кутнуть. Эти семьсот шестьдесят лир, лежащие у него на счету, и к тому же еще более ста лир в кармане — вполне достаточный капитал для того, чтобы он в течение суток мог оплатить любую свою прихоть.

Но что может он сделать с этими деньгами? Конечно, можно, например, зайти в какой-нибудь ресторанчик и напиться допьяна, найти себе какую-нибудь женщину с такой же высокой обольстительной грудью, как у машинистки Нермин, отобедать с ней в ресторане, закатиться затем в ночной бар, потанцевать, послушать музыку, а потом, положив голову на ее теплое плечо, провести с ней остаток ночи в какой-нибудь чистенькой комнате. Но стоит ли ради этого жить?

«Нет, не стоит... Все это вздор. Это не обещает счастья в будущем, в этом нет даже привкуса счастья в настоящем. Если что и стоит сделать, так лишь то, о чем я думал недавно... Я только попусту трачу время...»

Интересно все же, какое впечатление произведет его смерть? Ему, конечно, уже не будет до этого никакого дела. Однако мысль об этом не оставляла его. Во всяком случае, кому-кому, а рыжеусому дежурному гостиницы будет немало хлопот. Внезапная смерть Омера вызовет, конечно, крайнее удивление и в министерстве и у его семьи. Об истинных причинах его бегства и смерти никто не догадается, в том числе и советник. Возможно, даже подумают, что он сошел с ума.

А разве это не могло случиться? Кто может точно начертить границу или определить расстояние между нормальным состоянием и безумием? Если бы это было возможно, все в мире встало бы вверх ногами, а многие подвиги перекочевали бы со страниц истории в журнал сумасшедшего дома... А сам мозг разве не что иное, чем сгусток нервов, в котором материя перемежается с пустотой?