Город сестёр

Но - увы. Ребёнок уже спал.

Беда первым делом обняла и чмокнула в щёку Шило.

Бабка подняла брови, округлила глаза и помотала головой. Мол - Ну и ну.

А Пашка вытащил из рюкзака три фотографии в рамках, протянул Марие. Она положила эти фотки на стол и долго смотрела на них, капая слезами. После прижалась к Скорому. Прошептала.

– Спасибо, Паша.

Ванесса как-то улыбчиво и по-доброму смотрела на прибывших, прислонившись к косяку и сложив руки на груди.

Ольга засуетилась.

– Давайте за стол.

– Ой, нет, Оленька. Я, например, не хочу.

Шило прямо возмутился.

– Бабка, ты почему всё за нас решаешь?! Ну ладно в походе. А тут-то?... Пойдем Оля, я похлебаю чайку. А Фукс, кстати, где?

– Ой, вы знаете - что тут было!

И Ольга с Марией наперебой начали описывать ужасы затмения, похолодания и песни тварей.

– Я так волновалась, что вы там замёрзнете. В поле. В открытой машине, - сетовала Ольга.

А Машка как-то спокойно сообщила.

– А я нисколько не волновалась. Наши мужики из любой неприятности выкрутятся. Ещё и прибыль ухитрятся получить.

– М-м-м!
– Замычал Шило, крутя пальцами. Прожевал и объявил.

– Мы холод у Скорого в бане пересидели. Как на курорте. Кстати, роскошно Скорый живёт, блин... То есть - жил. А потом целую кучу тварей выпотрошили, пока они от затмения не отошли. Потом... А! Бля! Танька!

– Тьфу, ты чёрт, - вспомнила Бабка.
– Девка-то, так в машине и сидит. Пойду...

– Сиди. Я приведу, - остановил Скорый. Укорил.
– Я уж думал, что и не вспомните.

Вышел к луноходу. Девушка сидела в машине тихо, как мышка. Пашка похвалил.

– Не сбежала? Молодец. Это тоже своего рода проверка. Тут у нас в рабыни можно попасть, как дважды два. Знаешь, Танечка, я тебе скажу по секрету, ты держись Бабки и её команды. У нас всё по-человечески. Больше такого отношения ты нигде не найдёшь. Поняла? Нигде.

– Вот это всё... Это было по-человечески?!
– Удивилась Таня.

– Да, девочка. Да. Тебя заставили сразу понять, что тут всё очень жестоко. Чтобы иллюзий не осталось. Совсем. Ну, давай золушка ручку. Выходи из кареты. Пойдём, введу тебя в семью.

– А тебя зовут?

– Меня зовут "Скорый".

– А по-настоящему.

– Павлом. Пошли, Танечка.

– Подожди, Паша. Я почему-то чувствую, как люди ко мне относятся. Что-то внутри у меня изменилось... Изо всех, только ты ко мне относишься нормально, как к человеку. Остальным я безразлична.

Пашка насторожился. Девочка ментат?

– Тань, что я сейчас думаю?

– Не знаю, - удивилась Танечка.

– А что я чувствую?

– Ты устал. И голодный.

– Пошли, Тань. А то там всё съедят и выпьют.

– А тебя что - не удивляет, что я чувствую других.

Пашка отмахнулся.

– Ай, Тань, уж поверь мне - тут удивляться нечему. Тут и похлеще бывает.

Завёл найдёныша.

– Вот! "Она звалась Татьяной"!

Танечка стеснительно поздоровалась.

– Давай к столу, - пригласила Ольга.

Снова расселись.

– Саша, - рассказывала Ольга, - народ спасал от холода. Патруль носился по улицам и всех загоняли в помещения. Четыре человека замёрзли.

– А как это они ухитрились?
– Удивился Шило.

– Под спеком. Кольнулись и ничего не чувствовали. Когда их патруль нашёл - уже было поздно. Саша на дежурстве пальцы на ногах обморозил. К знахарю ходил. Пальцы отрезали. Я его дома оставляла. Поругались даже. Он тряпок в берцы напихал, обрубки свои туда заснул и опять на службу! Ну, вот что ты с ним будешь делать?!... Пилот,... Помнишь, Бабка, Пилота?... Так у того, на одной руке пальцы тоже отрезали. Когда этих нариков в машину грузили, он за железяку какую-то схватился, пальцы сразу заледенели. Когда всё это началось, ох, мы все и перепугались. Я давай печи топить...

Просидели за столом битый час. Рассказывали свои приключения.

Собрались идти спать. Хоть было ещё довольно светло. Весь режим сбился. Как теперь ребёнок будет? Непонятно.

Мария спросила по дороге.

– Бабка, а у нас запасные кровати есть?

– Да. В кладовке. И кровати и матрасы и бельё.

– Ну, тогда одну койку занесите ко мне в комнату. Таню нельзя одну оставлять. Будет у меня жить.

Так и сделали. В купе, вытянутом в длину, вторая койка легко поместилась.

Бабка отвела Беду в сторонку и спросила.

– Про режим секретности помнишь? Танька, она не в нашей бригаде. Так что...

Потом, по половой принадлежности, блин, сходили группами в душ, и разбрелись по комнатам. Только Шило ушёл в Машкину комнату с гитарой. Он долго там девчонкам что-то наигрывал и напевал.

Бабка заглянула к Пашке.

– Вечерние процедуры! Клизма, горчичники, болезненные уколы, кровь из пальца.

– Нет, спасибо, - отказался Дугин.

– А я настаиваю...
– хохотнула Бабка.
– На вот - держи.

И протянула ему красную жемчужину. Пашка положил в рот, запил раствором гороха. Начальник пошла дальше по комнатам со своей шуткой.

Минут на десять задержалась в комнате Беды, тоже послушала Шиловские песни.

Пашка потянулся своим даром к Марии, прощупал организм. Всё в порядке. Здоровая девочка. Мозги полыхают удовольствием и ещё чем-то таким... Специфическим, непонятным.

Пригляделся повнимательней. Так это же ей Шило нравится! Она получает удовольствие от его песен... И от того, что он рядом.

Потом Дугин прощупал новенькую. Немного плеснул силы в её ослабленный организм. Подстегнул регенерацию. Подумал - сейчас есть захочет.

И точно. В коридоре тихонько зашуршали, затопали, заскрипели половицами.

Он встал, осторожно выглянул в коридор. Вся бессонная команда, не включая свет, вытащила из холодильника утренние бутерброды и полуночничала. Особенно на еду налегала Татьяна. Тихонько переговаривались в темноте.

Новенькая спрашивала что-то. Мария отвечала.

Пашка прислушался.