Город страха

– Да-а, – Вовчик махнул рукой и принял сухую сигарету из руки Рублева. Прикурил, затянувшись глубоко, потом добавил: – Мне хоть как называй, лишь бы работать поменьше.

– Это поправимо! – тоже закуривая, согласился Рублев. – Тут ведь как – задание выполнил, бабки получил и на все четыре стороны, да еще со своей любимой. Любишь Таньку Агапову?

– Че она, пиво, что ли, – смутился Вовчик.

– Ну, это дело твое, – убежденно заявил Рублев. – В личное я лезть не собираюсь. Это святое. Давай-ка поговорим о наших делах. Как там Алексей Агапов себя чувствует? Какое у него настроение?

– Хреновое у него настроение. Цех пожарник опечатал, рабочие уволились, долги возвращать нечем, контракты похерены. Ходит куда-то, с кем-то, наверное, пытается дела порешать. А на Таньку даже не смотрит, сначала думал, что он меня… ну это, с ней подозревает. А потом понял, что у них давно меж собой все… ругаются.

– А Татьяна о муже что говорит?

– Смеется только… да и не говорим мы о нем… как-то все… о другом.

– Это понятно, – тоном эксперта сказал Рублев. – Такая женщина! С ней не разговаривать надо, с ней… Значит, говоришь, Алексей целыми днями по городу бегает и помощь ищет. А разговоров не было, что он собирается продать свой цех?

– Так он и со мной не разговаривает! – глупо засмеялся Вовчик и с вожделением посмотрел на бутылку.

Рублев вздохнул и стал отвинчивать колпачок на горлышке. Посмотрев, как Вовчик опрокидывает в рот еще пятьдесят граммов, выпил сам немного и решительно отложил бутылку на заднее сиденье.

– Так, все! Мы с тобой встретились не коньяк хлестать, а по делу. Значит, Вовчик, запоминай, что и как тебе надо сделать, чтобы закрыть вопрос с этой чертовой лесопилкой. Смотри не ошибись, а то обещанных денег не получишь! Завтра я тебе передам сумку…

Оля Встречина имела собственное мнение о том, каким должен быть настоящий журналист. К тому же она считала, что на свете имеет право жить только тот, кто способен на поступки, на борьбу. Не то чтобы она разделяла точку зрения Родиона Раскольникова, но она находила в его мировоззрении нечто, с чем была согласна. Не то чтобы она на каждом углу декларировала свою жизненную позицию. Она даже в школе на уроках литературы отвечала так, как того требовала программа. Но в душе, по мере взросления, убежденность росла.

Оля даже как-то попыталась перечитать Достоевского, предполагая, что в школьные годы что-то упустила. Но ничего нового для себя не нашла. Точнее, у нее не хватило терпения и усидчивости, чтобы прочитать «Преступление и наказание» по-новому. Она просто добавила себе в убеждение, что Сонечкам Мармеладовым места на земле быть не должно. Жить – значит бороться, бороться – значит жить, вот и вся незамысловатая теория Встречиной, которую она скрывала от окружающих, но которой следовала четко.

Эта теория и привела ее на журналистскую стезю. Именно здесь можно было безнаказанно и вполне легально лезть во все, расследовать, обличать, клеймить и исправлять мир хотя бы пером, если уж не дано ей взять в руки, скажем, оружие. Это Оля понимала тоже. Сражаться, как солдат, убивать людей, пусть и врагов, она не сможет. Слишком она впечатлительная натура. Но, сколько себя помнила, она постоянно проверяла себя на способность на поступки. Могу или не могу, способна или нет, испугаюсь или докажу всем!

А еще она втайне считала себя лидером, человеком, который может повести за собой, за своей идеей массы, создать движение. Просто… просто для этого нужно возмужать духовно, идейно и… нужную идею придумать. Пока что ей в голову приходили лишь избитые фразы, лозунги и политические позиции.

И в Харитоново Оля Встречина приехала не по заданию редакции, а по зову сердца. Здесь было мещанское болото, здесь было засилье ленивых бюрократов, политическая тупость и близорукость в области понимания будущего страны. А под будущим Оля понимала детей. Здоровье детей и физическое их воспитание она также полагала одними из важнейших принципов подхода в отношении к детству. А тут не могли пробить простой детский спорткомплекс и детскую спортшколу при нем.

Городок Оле не нравился. Она сразу прониклась к нему антипатией. И гостиница какая-то дурацкая. Ни старого образца, ни нового стиля. Безвкусица и убожество. А на улицах? Хулиганье, безкультурье! А еще она нутром чувствовала, что ее приезд кого-то раздражает, что тут творятся нехорошие дела, и… что ее хотят запугать.

Реакция Встречиной была совершенно обратной той, которую от нее ожидали неизвестные злоумышленники. Журналистка наоборот полезла вглубь и довольно быстро сообразила, что на берегах реки Чусовой отнюдь не ленивые бюрократы, не политические тупицы и близорукие политики вполне откровенно давят на жителей, отселяя их с ценных территорий для коммерческого строительства. И именно поэтому на берегу реки и нет мест для детской спортивной школы. И Ольга загорелась довести свое дело до конца и выяснить, а кто же лично среди представителей местной власти занимается попустительством, кто тут с такими широкими объятиями принимает заезжих бизнесменов и создает им все условия. С бизнесменами она собиралась разобраться позже. В Екатеринбурге. А здесь ей нужен был фактический материал, иллюстрация безобразий.

Она ходила по гостиничному номеру и грызла костяшку указательного пальца. Ноутбук на столе замер в ожидании вдохновения с открытой чистой страницей в редакторской программе. Итак, «что важнее для будущего…», нет – «будущее детей в глубинке», нет, не так… Это все не о том, тут нужно название, которое било бы точно в цель, а от названия и потянется текст, где каждое слово – обличение, пуля в гнилое яблочко местной власти…

Ольга даже не сразу услышала, как дверь за ее спиной открылась. Она просто ощутила, что находится в комнате не одна. Ойкнув, девушка обернулась и уставилась на плечистого большеголового мужчину с короткой стрижкой и ледяными глазами. Вид у него был не угрожающий, а какой-то неприятный, непробиваемый. Директор гостиницы, подумала Ольга. Нет – начальник местного коммунального хозяйства!

– Вы Оля Встречина, – улыбнулся одними губами мужчина, продолжая смотреть на нее холодно, оценивающе. – Журналистка из Екатеринбурга.

– А вы кто? – сразу проявила неприязнь девушка. – У вас тут принято входить без стука?

– Вы, наверное, сразу невзлюбили наш город, как только приехали, так ведь? – заключил гость и прошелся по номеру, разглядывая разложенные вещи, ноутбук. – В вашей профессии нельзя быть необъективной.

– Вы из местной газеты? – наспех решила Ольга. – Главный редактор?

– Это да, – чему-то улыбнулся мужчина. – Редактировать у меня получается. И именно как главному. Вот я и решил зайти к вам, пообщаться на творческие темы. Ну, посудите сами, не зная людей, местной обстановки, вы тут же бросаетесь ловить, хватать, подозревать и всем мешать. Нельзя же так. Это мир, это люди, это их жизнь. А вы врываетесь со своим уставом в чужой монастырь и начинаете тут…

– Что-то я вас никак не пойму, – насторожилась девушка. – Что вам нужно?

– Давайте все-таки присядем, – предложил мужчина и, выдвинув стул, уселся на него, положив ногу на ногу, и посмотрел приглашающе на журналистку.

Ольга помялась немного, потом взяла второй стул и поставила его поодаль, метрах в двух от гостя. Она с неудовольствием отметила, что неизвестный сидел между ней и входной дверью, но страха в ней пока еще не было. Центр города, полно людей в гостинице, на улицах, да и администраторша видела, кто входил и поднимался наверх. Это просто, это человек такой странный, он так привык изъясняться, думала она. Что с них взять – провинция!

– Так в чем вы пришли меня обвинить? – жестко потребовала Ольга. – Что я делаю не так, что я не так понимаю в вашем городе?