Город

Но беса уже и след простыл. Того тоже не очень-то грело встречаться здесь с высокомерным демоном. Лучше держаться от начальства подальше - так спокойнее.

Пантокрин, кряхтя, с трудом поднялся с колен. Стыдоба какая! Как это он так оплошал? На колени как? Жить совсем расхотелось. Спину ломило. Суставы хрустели и щелкали. Ноги едва держали, дрожа мелко и противно. Вот так бы лег на диван, закрыл глаза и поминай как звали. Без Танечки теперь ничего неохота. Пропади все пропадом!

– Вызывай Бархана, - потребовал Грязнов-Водкин, подступая к правителю.

– Не, не хочу, - захныкал тот. Лег на диван.
– Я уж лучше здесь... Я помирать буду. Идите все, не мешайте.

– Я те помру, каналья, в бога, в душу, в мать!
– взревел премьер, вновь сграбастал Пантокрина за грудки, поднял с дивана.
– Ты сначала прекрати это безобразие, а уж потом подыхай, хрен с тобой.

– Ах, ах, ах!
– пришла в себя и закудахтала Тятькина.
– Вы, Ваша Гениальность, самый умный, самый необыкновенный! Вы герой! Только вы один в состоянии нам помочь. Умоляю - спасите нас!

Удивительное дело, не грубость премьер-министра, а именно слова директора телестудии привели Пантокрина в чувство, приободрили. Он так привык к таким словам и так сейчас в них нуждался.

– В таком случае, всем выйти, - приосанившись, правитель величественным жестом указал на дверь.
– Я буду вызывать старшего демона Бархана.

Когда все вышли, он стал быстро-быстро шептать заклинание вызова Бархана. Ждать пришлось довольно долго. Вдруг, с улицы раздался пронзительный свист, будто летел артиллерийский снаряд либо мина. Окно разлетелось вдребезги и в кабинет ворвался статс-секретарь. Приземлившись точно в центр кабинета, он завопил, как оглашенный:

– Беда! Беда! Караул! Спасайся, кто может! Достукался, старый маразматик! Довоевался, мать твою! Доигрался в шпионов, плесень ты болотная! А знаешь ли ты, сморчок, что город твой тонет? Я пока по улицам бежал туфли замочил.
– Демон указал на свои лаковые туфли, из которых били мощные фонтаны болотной жижи, заливая роскошный персидский ковер.

– Здравствуйте, Бархан! Вечно вы со своими шутками, - подхалимски осклабился Пантокрин.

– Не сметь со мной разговаривать таким тоном!
– ещё более рассвирипел Бархан.
– Перед тобой, гаденыш, чрезвычайный полномочный представитель ада, а не какой-нибудь шишли-мышли на фиг вышли. Понятно, змей ты подколодный?!

– Но я ничего такого. Извините!
– вконец растерялся правитель, не зная, как ему себя вести с демоном.

– Молчать, огрызок!!
– затопал ногами демон. Ему доставляло огромное удовольствие издеваться над Пантокрином.
– Ишь разговорился, "Цицерон", слова не дает сказать. Зачем вызывал, негодяй? Опять Таньку свою потерял? Забудь её, душегуб. Не для тебя девка. Она Грише Орлову предназначена.

– Помоги, Бархан! Спаси город, - униженно попросил Пантокрин.

Статс-секретарь с ответом не спешил. Сел в кресло, достал сигару, раскурил и, с удовольствием затянувшись, сказал:

– Если бы я даже мог, то не стал бы этого делать, Иуда ты Искариот. Потому, как надоел ты мне и твой гнусный городишко хуже горькой редьки. Но, к счастью, я этого не могу, не в моей это компетенции.

– Но почему?!
– чуть не плача, проговорил правитель.
– Вы ведь старший демон, вы все можете.

– Дурак ты, Пантокрин, и не лечишься. У Орлова слишком прочная связь с Космосом, порушить которую даже сам сатана не в состоянии.

– У этого парня? Шутите?!
– усомнился правитель.

– Поверь мне на слово, огрызок. За ним стоят такие силы, что одного их желания достаточно, чтобы от нас с тобой лишь мокрое место осталось.

– Но почему?! Чем это он заслужил подобного покровительства?

– А тем, параноик, что парень знает о жизни такое, чего нам с тобой никогда не узнать. Потому, ему покровительствует сам Создатель, а нам с тобой - всего навсего сатана. И вообще, притомил ты меня, Пантокрин. Век бы тебя не видеть. Я очень рад, что все так случилось. До встречи, злодей! Лелею надежду, что ты попадешь ко мне на пятый уровень. Вот там я тебе и покажу, где раки зимуют. Впрочем, за все свои мерзости, ты достоен большего - минимум, третьего уровня.

И демон исчез. А Пантокрин окончательно понял, что это конец. Больше ему уже никто не в состоянии помочь.

10. Конец города-призрака.

Свобода! Нет, что ни говорите, а в этом слове есть какая-то особая прелесть, можно даже сказать - магическая, завораживающая сила. И что с того, что свободы, в прямом смысле этого слова, никогда не было и быть не должно, что слово это чаще использовалось подлецами в борьбе за место под солнец, нежели - романтиками. Что с того. Уж больно красивое слово! Оно поднимало людей на баррикады. Оно заставляло их идти прямиком в пасть дракона. Вот такое это слово, такая могучая сила заключена в нем.

Григорий с Таней ступили наконец-то на твердую землю, которая если и плавала, то вместе с этой симпатичной и такой родной планетой в нескончаемом и мудром Космосе. Но к такому положению вещей, к такому путешествию люди уже давно привыкли. Орлов оглянулся. Город постепенно погружался в болото. С него с радостными улыбками на лицах бежали люди. Много людей. Сотни, а может и тысячи, таща за собой нехитрый скарб. А хлюндявые... Простите великодушно. Рабочие так вообще шли налегке. Как некогда говорил классик марксизма - им нечего было терять. Среди них Орлов увидел рослого Астахова. Тот издали помахал ему рукой, что-то прокричал. Но Григорий не расслышал и, сцепив руки, поднял над головой, приветствуя Астахова.

Березин опустился на колени и поцеловал землю.

– Здравствуй, Матушка! Кормилица ты наша! Заждалась, голубушка, сынов своих!
– говорил он ей ласково. По лицу его струились обильные счастливые слезы. Но он не замечал их.

На востоке медленно карабкалось на небосклон вялое ото сна, ещё дремотное солнце. Зачинался новый день. Это будет самый замечательный день в жизни Григория с Таней и их многочисленных друзей.

И здесь Орлов увидел стоящего неподалеку вихрастого подростка лет двенадцати. Он с удивлением смотрел на невесть откуда взявшиеся толпы людей. Он, вероятно, и о городе-то слыхом не слыхивал. Григорий с Таней подошли.

– Привет, приятель!
– поздоровался Орлов.

– Здравствуйте! А откуда их столько?
– спросил он, кивая на беженцев. На симпатичном широкоскулом лице его было написано любопытство.

– Долго, парень, рассказывать. А ты куда это такую рань собрался?

– На рыбалку.

– На рыбалку? А где же удочка?

– Здесь, - он потряс большой матерчатой сумкой.
– А удилище я на берегу срежу.

– Ясно. Тебя как звать-то?

– Григорием, - солидно ответил парнишка.