Город

— Ни на чём, — отрезал он. — Скоро Борис будет?

— Да сдался тебе этот Борис, — напомнила ему девушка. — Ну, наверное, скоро явится. Явится и будет тебе счастье, да?

Паша не ответил.

— Я знала, — она стукнула ладошкой по столу. — Я знала, что ты такой же как и все.

— Чего? — Скривился парень, оборачиваясь в её сторону.

— Ты такой же как и все, — повторила она. — Ты ждёшь ласки и заботы, ждёшь, что это всё достанется одному тебе, но ты не даёшь её в ответ. Ты говоришь, что любишь, но ты не хочешь сделать мою жизнь лучше, ты хочешь свою жизнь лучше сделать, преимущественно в постеле со мной. Ох, — она ударила себя по лбу. — Я ведь почти поверила твоим словам и твоим… чарам, хорошо, что почти. Думала, музыкант, творческая личность, иной взгляд, иное мнение, мной подход. Да видимо не понять тебе меня, не понять того, чем я занимаюсь и зачем.

Павел опешил, он пытался собраться с мыслями, успел даже вдохнуть побольше воздуха для ответа, но вдруг внутри у него что-то сломалось, точно замок на клетке, из которой вылетает птица, и парень притих, ещё сильнее углубившись в собственные раздумья.

Они молчали, ждали Бориса, больше не разговаривали друг с другом.

Девушка ходила то к зеркальцу, посмотреть на себя, то к тумбочке, водички попить, но внезапно она прильнула к Пашиной спине, уселась у его коленей и сказала:

— Ну ладно тебе, не дуйся. Я ведь слышала твоё сердце.

Музыкант в отставке повернулся к своей новоиспечённой возлюбленной, улыбнулся и спросил:

— Правда?

— Правда, — кивнула девушка. — А ты действительно считаешь меня такой красивой?

— Действительно, — кивнул парень.

— Ну так скажи какая я красивая, девушки ведь любят ушами.

— А мужчины чем любят? — С ехидной улыбкой на лицо спросил Павел.

— Ой, — она прыснула, давясь задорным смешком. — Они много чем любят, у каждого свои тараканы.

— Ну, знаешь, Мария, я вот порой иду по Городу, вижу наш Генератор и вспоминаю о том, как люди мечтают, чтобы последним, что они увидят перед своей смертью, был этот самый Генератор. Так вот, я бы перед смертью хотел взглянуть на тебя.

— О господи, это ужасно мило, — хихикнула девушка. — Слушай, а ты видел мою розу?

— Эм, — Паша замялся.

— Да я не про ту розу, — махнула она на него рукой. — Я про рисунок у меня на бедре.

— Ах, да, эту розу я видел, — покивал музыкант. — Классная.

— Хочешь такую же?

— Такую же?

Мария приказала ему жестом сесть на кровать. Он ещё не был готов это сделать, да и было ему не особо приятно, но он всё же не смел ослушаться приказа любимой женщины.

— Какое место бить будем? — Спросила Мария. — Какой рисунок?

— Давай на бедре, там же, где и у тебя, — неуверенно предложил Паша. — Давай тоже цветок.

— Какой?

— А я и не знаю какие бывают, — признался музыкант.

— Эх ты, — стукнула она его по коленке и принялась стягивать с него штаны. — Самое дорогое, что было у Старого мира, и не знаешь. Цветок у меня не просто так, он для меня как символ надежды на лучшее и веры в то, что всё когда-нибудь вернётся на круги своя.

— А вернётся? — Музыкант поджал губу.

— Я думаю, что если сильно-сильно верить, то обязательно вернётся, — она закончила со штанами и начала приготовления, вынимая из тумбочки и складывая на столике все нужные ей предметы.

Павел увидел иголку, острую и длинную, заметил ещё несколько до сегодняшнего дня неизвестных ему штуковин. От всего этого ком встал у него в горле, к тому же он никогда не находился перед дамой в одних трусах, да ещё и в таких положениях, чтобы она сидела перед ним на коленях. Ладно ещё на коленях, но без иголки хотя бы.

— Слушай, — промямлил испуганно скрипач. — А ты вообще умеешь это делать?

— Ты мою розу видел? Видел. Так что не дрейфь, работа качественная, а по поводу того, какой цветок тебе сделать, я уже решила — будет тот, с которым ты у меня ассоциируешься.

— Я у тебя ассоциируюсь с каким-то цветком? — Удивился Павел.

— Ещё как, — Мария стрельнула глазами. — Всё, давай, не отвлекай мастера. — Иголка впилась ему в ногу, его лицо скривилось в спазме боли.

Из комнаты начали доносится охи и ахи, но уже не женские стоны, а мужские, и только его одного.

Мария изначально не хотела отвлекаться, но видя то, как тяжело ему даётся процедура, она попросила:

— Расскажи что-нибудь.

— Видел как люди коробки таскают, — сквозь зубы процедил Паша. — Куда-то несут, непонятно куда. Во время казни. Чтоб никто. Не видел. Ай!

— Прости, — она чуть прервалась, протёрла чем-то участок, игла вновь вошла ему под кожу. — Эта штука на угольной основе, кстати, ну, как и всё в этом богом проклятом месте, — Мария усмехнулась.

Павел держался некоторое время молодцом, но потом задышал тяжело, снова застонал и начал разговор, чтобы отвлечь себя:

— Девочки в коридоре. Говорили. Что не знают. Что такое любовь. А ты?

— А что я? — Пытаясь уйти от вопроса, она задала собеседнику встречный.

— А ты знаешь. Что такое. Любовь, — Павел держался из последних сил, но чтобы узнать сколько ещё осталось вниз не смотрел. Боялся упасть в обморок.

— Неужели ты никогда не замечал, — искренне поинтересовалась Мария. — Что тот человек, который не любит, всегда выглядит чуть выигрышнее того, кто влюблён?

— Замечал, — согласился музыкант. — А разве так можно, не любить?

— Ну, у меня пока получается, и ничего, живу.

— И совсем ничего не чувствуешь? — Поразился её ответу скрипач.

— Не знаю, нет, наверное.

— А так? — Он приложил её свободную руку к своей груди, как сделал это и в прошлый раз.

— И что я должна была почувствовать? — Она боязливо вернула свою руку на место, продолжая работу над рисунком на его бедре.

— Ну… В прошлый же раз ты что-то почувствовала, — физическая боль утихала, на её смену приходила иная.

— Ты выглядишь глупо, — ответила Мария. — Как я и сказала, влюблённые люди в отличии от не влюбленных всегда выглядят глупо.

— Вот ты говоришь не любить, — Павел взъелся на её ответ. — Такая стратегия, мол, выигрышнее, а выигрыш то в чем? Что ты выигрываешь то от того, что никого не любишь?

— Безболезненную жизнь.

— По такому же принципу можно вообще из дома не выходить, чтобы ничего тебя не предало, ничего не кольнуло, ничего не ранило.

— Любовь — это развлечение для бедных, — выдвинула она свой последний аргумент.

— А ты прям богатая я смотрю? — Скрипач задал дерзкий вопрос. — Ай!

— Больно? — Усмехнулась она.

— Да, больно, и не над чем тут смеяться, — обозлился на неё музыкант. — Почему ты смеёшься?

— Да потому что я уже закончила! — Она не сдержала эмоций и немного даже прикрикнула.

Павел взглянул вниз на своё оголённое бедро, на нём располагался ещё свежий, местами кровоточащий, рисунок неизвестного ему цветка.