Город

Мария придвинулась к нему поближе так, чтобы он мог ощутить своим лицом её дыхание и, предвидя назревающий вопрос, ответила, его не дожидаясь:

— Это лилия.

— Красиво, — только и успел он прошептать, как их губы вновь слились, сплелись между собою. Три слова по прежнему кувыркались в его рту, он разомкнул глаза лишь на мгновение и протянул ласково:

— Я люблю тебя.

Девушка взобралась на парня сверху, нежно опустила руки на его плечи, он обнял её за тонкую талию, они принялись осыпать шеи друг друга горячими поцелуями, оставляя влажные следы. Их губы встречались, задерживались на мгновения, сталкиваясь и впиваясь в языки друг друга, и вновь остервенело бросались к другим участкам кожи, ещё не успевшим покрыться их слюной. Они начали стягивать со своих тел лишнюю одежду, утекая в какой-то совершенно иной, неизведанный для них обоих, мир утешений и сладкого забвения.

Индиговая Лилия переплелась с Пунцовой Розой.

* * *

Он слышал, как птица трепыхалась у него над самым ухом, мог поклясться, что вот-вот протянет руку и ухватит её за хрупкое крылышко.

Эмиель открыл глаза и увидел, что этим крылом, укрывающим его от бушующих снаружи ветров, оказалась палатка, стены которой и издавали этот похожий на птичье трепетание звук. Он сомкнул веки — ему очень не захотелось возвращаться в этот пустынный и безжизненный мир. А хотелось представить, будто ему под силу приручить крылатое существо.

И всё же, рано или поздно, нужно вставать и двигаться дальше.

Эмиль обнаружил себя в полном облачении — всё его снаряжение было при нём, в одной из многочисленных палаток в лагере: снаружи слышался шум людей, постукивания жестяной посуды, а ещё мерное потрескивание костра где-то неподалёку. От самого лагеря беженцев в небо уходило большое множество столпов дыма, словно паровые завитки от кофейной гущи.

Мужчина поднялся с постели, тряпичной раскладушки, сел на её край и схватился за голову целой рукой.

— «Если бы у меня так болела нога, я бы уже давно отрубил бы её к чертовой матери.» — Подумал он, проверяя ситуацию с рукой. И с ней ничего не изменилось, всё говорило о том, что жить ему осталось недолго.

В палатку никто не заходил, видимо, не хотели беспокоить его сон, сама конструкция стояла вполне себе твёрдо. Только редкие внезапные нападки неугомонного ветра заставляли опасаться того, что Эмиль вот-вот лишится крыши над головой.

Он огляделся. У стены, напротив входа под навес, стоял столик, а у столика его ружьё. Крюк на его руке также был при нём. Удивительно, что в подобных условиях, в страхе и бегстве от серьезной угрозы люди всё ещё не ограбили его, оставив его право на владение всеми этими вещами ему же.

Лоскут ткани, лишь формально обозначавший вход в укрытие, был откинут в сторону, и внутрь вошёл неизвестный мужчина. Он очень обрадовался сидящему на кровати в полном здравии Эмиелю, о чём и свидетельствовала его широкая улыбка.

— Очнулся? — Спросил мужчина, выуживая из неоткуда такой же раскладной, как и кровать, стул, ловко усаживаясь на него, прямо напротив. У мужчины были русые волосы, лохмотьями выбивающиеся из под шапки-ушанки и такие же русые густые усы, двумя трубочками восседающие на его верхней губе.

— Нет, сплю, — отозвался Эмиль.

— Шутишь, значит силы есть, — всё также, не скрывая радости, высказался неизвестный. — А то что грубишь прощаю, знаю, нелегко вам с другом пришлось.

— С другом?

— Да, и его нашли и приволокли сюда, — он мягко опустил руки на колени. — Он уже всё рассказал нам, про весь ваш путь, так что можешь не утруждаться. Мучить тебя вопросами и выведывать что-то не буду. Давай-ка лучше ты меня помучаешь и я сам отвечу на все твои вопросы.

— Ну давай, — поддержал инициативу собеседника Эмиль. — Меня зовут Эмиель. Можно просто Эм, если мы будем дружить. А тебя?

— Михаил. Можно просто Миша, если мы станем друзьями, — он улыбнулся.

— Скажи, Мишаня, — человек с крюком вместо левой руки подался вперёд. — А вы знаете от чего бежите?

— Знаем, — кивнул Михаил. — От великой бури.

— А есть доказательства, что она существует?

— Нету. Никаких доказательств. Но если хочешь, — улыбнулся мужик. — Тебя никто не держит, можешь взять своего друга и пойти в противоположном от нашего направления пути. Буря как раз скоро будет тут, так что сам и проверишь существует она, а ли нет.

— В противоположном направлении? — Спросил Эмиль. — Это куда же, какое это у вас направление?

— Город, дружище, — ответил Михаил. — А куда ж нам ещё топать?

— Куда угодно, но только не в Город, — твёрдо заявил Эмиель. — Там вас никто не ждёт, вы там никому не нужны. Либо вас не пустят и в лучшем случае убьют на месте, чтоб лагерей вокруг не разбивали, разведке с охотой не мешали, либо, что вероятнее всего, закуют в цепи и отправят на Чернуху. Разворачивайтесь и ищите себе другое место.

— Ты думаешь, я не пытался объяснить это людям? Если хочешь, выходи, созывай толпу, объясняй.

— Так значит, ты против того, чтобы люди шли туда?

— Моё мнение здесь не учитывается, — холодно заявил Михаил, судя по всему, привыкший к подобному раскладу вещей. — По крайней мере не учитывается в полном объёме. Когда я говорю, что нам нельзя тут оставаться и надо идти, люди слушают и идут. Когда я им говорю, что в Город идти нельзя, они называют меня дураком и всё равно идут. Пойми, это уже не толпа, не беженцы, это здоровая человеческая каша, в которой мнение и взгляд на ситуацию одного человека перемалываются и съедаются без каких-либо усилий. Похлеще чем у вас в Городе.

— Ты не пробовал собрать единомышленников и убедить всех в том, что вам не стоит идти к нам?

— Пробовал, — честно признался мужчина. — Ничего не получилось и ничего не получится. Вся эта толпа разбита на мелкие лагеря, понимаешь? Это с виду кажется, мол, каша, ковёр из человеческих букашек, но на самом деле здесь существует четко распределение на кланы. Каждым беженцем правит его собственный правитель, который правил в ранее принадлежавшим ему городе. Есть только один надёжный способ сохранить власть — вторгаться в чужие поселения, разворовывать их и идти дальше, чем всё это скопище страждущих и занимается. Нет смысла убеждать их в чём-то, пока над ними всеми стоят определённые люди.

— Предлагаешь убрать этих людей? — Хмыкнул Эмиль.

— Я этого не говорил, — подмигнул Миша.

— Ты мне нравишься, — с напором заявил Эм, строго поглядывая в его глаза, пытаясь разглядеть в них соринки лжи. — Большинство людей, которые хотят свергнуть кого-либо с высоких постов, сами хотят занять эти места. Но ты другое дело. Я вижу в тебе искреннее желание спасти людей. Но я не могу тебя не спросить, — он честно признался. — Зачем ты разговариваешь об этом со мной?

— Потому что полагаю, что ты мне в этом поможешь. В конце концов, я спас жизнь тебе и твоему другу. Да, ты добрался до лагеря сам, с горы глянув на весь этот неблагодарный сброд, но, уверяю, тебя бы никто не затащил под навес и не обогрел бы. Единственную помощь, которую бы тебе оказали, — так это облегчили бы твои карманы, не более. Метель последние несколько дней свищет как дурная, я состою в патрульном отряде по поиску людей. Человек может отойти от лагеря на пять шагов, повернуть чуть не туда и бам, лагерь для него как-будто исчез. А люди либо двигаются с места и эти бедолаги остаются одни, либо натыкаются на их уже замёрзшие насмерть трупы, которые лежат в каких-нибудь десяти шагах от лагеря. Вот так вот.