"Господин мертвец"
Шрифт:
– Металл против чар, - пробормотал Крамер, - Опять то же самое…
– Верно. Металл неизменно проигрывает. Вассермейстеры на эсминцах сковали «Гебен», сделали так, что тот не мог сдвинуться с места даже при работающих на полный ход машинах. Что-то с плотностью поверхностного натяжения, я не специалист… Потом подошли остальные и закончили дело. Спаслось человек двадцать.
– Какие мерзавцы… Боже, какие мерзавцы…
– Англичане, - Крейцер пожал своими большими покатыми плечами, - Они вспоминают про честь и добродетель только тогда, когда пахнет их собственной паленой шкурой. В остальном они лицемернее и злее бандитов с большой дороги.
– Это не просто потеря корабля, - заметил Йонер, - Это нечто большее, если вы понимаете. «Гебена» больше нет. «Бреслау» подорвался на мине полгода назад. «Блюхер», покалеченный у Доггер-Банки, все еще не вернулся в строй, «Гейзенау» почти сгорел после атаки итальянских фойрмейстеров-диверсантов
– Значит, тем быстрее это закончится, - сказал Крейцер безразличным тоном, - Я всегда считал, что это дело несколько затянулось. Моим костям нужен покой, а они все никак не могут добраться до мягкой земли.
– Вам все равно, чем кончится война? – спросил Крамер с вызовом.
«Живой, - подумал о нем Дирк, почему-то с гордостью, - Вот кто на самом деле жив. Не то, что мы, старые циничные покойники, годные только ворчать да злорадно считать дни до конца войны. У него не просто горячая кровь в венах, у него и душа живая. А наши, сморщенные, старые, постепенно разлагаются, ведь мертвое тело – лучшая могила для души…»
Но унтер-офицер Крейцер только усмехнулся этим словам. Возможно, подумал о чем-то своем.
– У мертвецов не бывает родины.
– А чувство долга бывает?
– Не заговаривайте о долге с тем, кто выполняет его дважды, господин лейтенант! И не делайте вид, что жалуете нашего брата мертвеца. Все эти визиты, заступничество, братание… Хотите понять мертвецов? У нас здесь найдется химический карандаш и клочок бумаги. Напишите прошение о посмертном зачислении в Чумной Легион. А? На это не требуется много сил или времени. Чиркнуть по бумаге – и готово. Вот тогда вы станете ближе к нам. И я с удовольствием поговорю с вами про долг…
– Хватит, - Йонер раздраженно щелкнул пальцами, - Хватит чесать клювы, господа стервятники! Кажется, я уже сочувствую фридхофистам… Подумать только, общество, состоящее из живых и мертвецов. Сколько же ругани будет, сколько вечных споров и бесконечных укоров друг другу…
– Пока что мы в неравных условиях, - сказал Ланг, только и ждавший возможности вступить в разговор, - Редкий мертвец живет более пары лет. Это значит, мертвецов никогда не изберут в правительство – слишком уж часто будут мелькать тогда лица в президиуме. Вот если тоттмейстеры научатся сохранять трупы дольше… Хотя бы лет десять-пятнадцать. А там… Кто знает, может, настанет такой момент, когда срок жизни мертвеца и вовсе будет неограничен. Представляете такое?
– Вполне. Но не очень охотно, ведь это станет концом человечества и, пожалуй, даже более страшным, чем оно заслуживает.
– Что же в этом плохого, Отто? Бесконечно живущий мертвец – это, в сущности, отлично. Он не потребляет пищу, не спит, не теряет сил, не нуждается в деньгах или работе. Мертвецы смогут посвящать себя выбранному делу без остатка, и необязательно это будет военное искусство. Подумай сам, сколь много мог бы изваять Микеланджело, если бы его не прибрала капризная старуха с косой! А чем разродился бы Вагнер, если бы прожил не скудно отмеренное ему судьбой, а в десять раз больше?.. Великие умы человечества получили бы возможность бесконечно развиваться, а значит, дарить остальным плоды своих трудов. Исчезнут все родовые распри и споры вокруг наследования престола – всякий король сможет занимать его вечно, не боясь того, что его венценосный последователь уничтожит все, созданное им.
Йонер лишь грустно улыбнулся. Мертвый сапер рефлекторно перебирал в руке костяшки домино, каждая из которых казалась маленькой копией могильной плиты.
– Красиво, как в глянцевой детской книжке. Но реальность преподнесет совсем другую картину. Тоттмейстеров не так уж много, на всю Германию наберется едва ли полтысячи. А значит, плата за их услуги будет весьма высока. Ведь никто не станет поднимать твое мертвое тело бесплатно, раз нет надобности в Чумном Легионе и мертвой армии. Вы представляете, какая торговля душами начнется? Первыми посмертное существование обеспечат себе члены влиятельных семей, промышленники, банкиры и прочий люд. Некоторые наверняка обзаведутся и личными тоттмейстерами, а то и целым штатом. В остальном же ничего радостного нас не ожидает. Города и страны наполнятся мертвецами и превратятся в некрополи. Да, мертвец ничего не ест и ему не нужен отдых. Но ни одна казна не в состоянии выплачивать пенсии вечно-живым покойникам. Мертвецу не обязательно работать, а это ведет за собой возникновение тысяч и тысяч трутней, бесполезных в обществе особей, которые не приносят государству никакой выгоды, не платят налогов и не обеспечивают других. Сколько бездельников, лодырей, трусов, бандитов, мародеров и клеветников пришлось на одного Микеланджело? Сколько подлецов, убийц, ростовщиков и предателей надо, чтоб уравновесить
Вагнера? Социальное неравенство вечно, и даже линия, разделяющая жизнь и смерть, бледна на его фоне.– Допустим, - тряхнул головой Ланг, не спешивший быстро оставить позиции, - Пусть право жить после смерти будет сперва роскошью. Но когда-то роскошью был водопровод или, например, электрическое освещение. Общество развивается, и Орден Тоттмейстеров тоже. Возможно, когда-нибудь он сможет обеспечить каждому желающему свободный пропуск из чертогов Госпожи.
– Это будет замечательно! – саркастично заметил Йонер, - Но представь, к чему это приведет, мой дорогой и наивный романтик. Человечество попросту вымрет, приятель. И чем быстрее, тем лучше, потому что оно будет являть собой достаточно мерзкое зрелище. Живые постепенно исчезнут, пропадут, как ископаемые обязьяно-люди. Всякий будет спешить умереть в расцвете сил, чтобы оставаться таким и в смерти. У кого-то будут дети, у кого-то нет. Мертвецы же, как тебе известно, не способны к зачатию или деторождению. Мы стерильны, как мраморные ангелы на кладбище. И нас будет становиться все больше. Ведь не так уж много найдется тех, для кого вечная жизнь станет мукой. Человек – злое и жадное существо, господа, и смерть его нисколько не красит. Через полсотни лет мертвецы будут безраздельно править в городах, планомерно выживая людей отовсюду, может, даже без злого умысла. Портной, способный трудиться неделями напролет, обходясь без сна, всегда окажется в выгоде по сравнению с живым коллегой. Художник, которому не нужна еда, посвятит себя созданию шедевров, не размениваясь на дешевые копии для пропитания. Люди по сравнению с нами окажутся бесполезны и ущербны. А значит, они тоже поспешат умереть пораньше. Города будущего – это живые склепы, набитые миллионами покойников. Постепенно, за десятки и сотни лет, угаснут даже следы былых чувств, а плоть, какими чарами ее не укрепляй, всегда бренна. Улицы будут завалены мертвыми калеками, с безмолвием жаб взирающими в небо. В какой-то момент на всей планете не останется ни одного человека с живой кровью в жилах, но этого никто даже не заметит…
Дирк поморщился. Йонеру удалось впечатлить не только эмоционального Крамера, но и мертвецов.
– Жаль, что мы не доживем до всего описанного. Ты бы мог выйти на пенсию и посвятить себя писательскому ремеслу. Испить свой глоток славы, пока мертвые писатели еще не стали чем-то обыденным и приевшимся.
– Ерунда. Жизнь гораздо увлекательнее и интереснее всего того, о чем пишут в книгах. Был у меня, например, во втором взводе один ефрейтор, Хидлер. Толковый парень, хоть и со своими бесами в голове. Рисовал, кстати, отлично. Где-то под Ла Монтенем в восемнадцатом попал под химическую атаку, хлебнул газа и помер дня через два, отмучавшись. Ожог легких – и человека мучительно рвет собственной плотью. Сами знаете, как бывает. То ли Альфред его звали, то ли Алоиз… Не помню, как звали. Он был из патриотов, хотя сам, кажется, австриец. Ну, знаете, все норовил речь завести про великую судьбу Германии, про евреев-предателей, бьющих нам в спину, и все в этом духе. Есть такая порода беспокойная. Ну да мы не в том положении, чтоб выбирать. Поставил его командиром отделения. Какое-то время все нормально шло, хотя, известно, поначалу всегда сложно привыкнуть. Но он справлялся, и отлично. Образцовый мертвец, можно сказать. Только потом у него окончательно в голове смешалось все, то ли сам себя распалил, то ли статей социалистических начитался. В общем, возомнил он, что Орден Тоттмейстеров состоит из евреев, ими же и управляется. И действует не в интересах Германской Империи, а им вопреки, то есть намеренно разлагает боеспособные части. Я пару раз пытался с ним поговорить, да пустое. Такие люди уж если что-то придумали, хоть кулаком по голове лупи – не передумают.
– Бунтующий мертвец? – спросил Крамер с искренним интересом, - Любопытно.
– В Чумном Легионе никто не бунтует. Мейстер на подобные чудачества смотрел сквозь пальцы, ведь если отсеивать каждого, у кого рассудок хромает, можно вовсе без солдат остаться. Винтовку в руках держит, значит, годен. Попробовал ефрейтор несколько раз против воли мейстера идти, без всякого результата, понятно. Когда мейстер приказывает, тут никто не выбирает, подчиняться или нет. Ноги сами несут. Так что не побунтуешь особо. Так что решил он демобилизоваться из Чумного Легиона. Единственным возможным способом, сложив голову на поле боя. С тех пор это у него какой-то идеей фикс стало.
– Мертвец-самоубийца?
– Именно. Стал искать вторую смерть, и проявил в этом недюжинное упорство. Чуть где опасность – он там первый. Он и раньше не из трусливых был, но тут уж превзошел сам себя, очень уж ему не терпелось из-под тоттмейстерских лап уйти. Упрямый был мертвец… Один раз закрыл своим телом амбразуру пулеметную. Но если радовался, что теперь магильеры отпустят его душу, то зря – Брюннер из него два десятка пуль вытащил, ни одна не задела мозга или позвоночника. Неплохая удача, а?