"Господин мертвец"

– А суд?..

– Суд, как вы понимаете, оказался бессилен перед фактом. «Ipso facto [100] », так сказать. Ротмистр был заранее мертв, а значит, выстрел, расплескавший его мозги по столу и присутствующим, не мог считаться убийством. В соответствии с Уголовным уложением от семидесятого года, мертвецы есть не более, чем собственность, за чью судьбу и поступки несет ответственность воскресившее их лицо. То есть тоттмейстер. Выстрелив в ротмистра, он всего лишь уничтожил принадлежащее ему имущество. Самым безобразным и отвратительным образом, конечно, но все же он был в своем праве. Вот вам и юридический казус. Но самое забавное началось после того, как суду пришлось тоттмейстера оправдать. Вспомнили про все бумаги и депеши, которые подписывал ротмистр. Ведь выходило, что руку к ним приложил мертвец, а значит, они не имеют надлежащей силы! Залихорадило всех тех, кто подавал ротмистру в прошлом руку, привечал в своем доме и благожелательно к нему относился. Всех, включая бургомистра, который слег с нервной болезнью и с тех пор немного тронулся умом. В общем, шумиха поднялась небывалая. Так одна выходка тоттмейстера создала много паники, а также подпортила и без того не блестящую репутацию Ордена, но зато и обогатила юридическую науку.

100

(лат.) – «самим фактом».

– А что случилось с тем тоттмейстером? – с интересом спросил Крамер.

– Не помню точно, - Ланг пожал плечами, - Кажется, Орден поторопился убрать его с глаз долой и отослал куда-то в глухомань на восточную границу, где он быстро спился и умер от почечного недуга.

– Это… ужасно, - сказал Крамер осторожно, - Я имею в виду даже не сам факт убийства, а точку зрения закона… Мне дико слышать, что мыслящий человек может считаться имуществом. Это куда хуже работорговли.

Бывший помощник нотариуса развалился на стуле и стал придирчиво изучать носки стоптанных сапог.

– Тоттмейстеры куда гуманнее. В конце концов, они никого не убивают. Лишь… подбирают то, что плохо лежит. Договариваются с Госпожой о, скажем так, долгосрочной аренде.

– Но вам фактически отказано в праве именоваться людьми! Разве это вас не оскорбляет?

– Наверно, оскорбляло бы – будь я человеком, - Ланг проверил на прочность подошву и, судя по выражению лица, остался недоволен, - Проклятый Брюннер опять всунул мне рухлядь… А? Нет, господин лейтенант, нас это не сильно коробит. Ведь мы мертвы, помните об этом? Мы – вещи на балансе Чумного Легиона. У него много вещей. Время от времени он избавляется от одних и приобретает новые. Вполне закономерный процесс.

– А как же ваши… - Крамер оборвал себя на полуслове, - Простите. Это излишний вопрос.

– Наши кто? – унтер-офицер Крейцер мрачно усмехнулся, машинально теребя края стянутой серыми нитками раны, которой никогда не суждено затянуться, - Наши семьи? Вы это имели в виду, господин лейтенант?

– Отстань от него, - Йонер бросил на своего приятеля неприязненный взгляд, - Можно подумать, так часто к нам по доброй воле приходят живые люди.

Крейцер осклабился, его глаза, затянутые легкой белесой дымкой, на мгновенье полыхнули алым огнем, как осветительные ракеты в ночи:

– Может, оттого, что живым людям вообще нет смысла навещать мертвецов? Какое ему дело до нас? Он лейтенант, Отто, живой, и вполне может прожить еще пару месяцев, а то и лет. Зачем он к нам пришел? Если ему не хватает запаха, может понюхать старые консервы, они воняют не хуже.

– Кристоф!..

– Что? – черный плащ тяжело качнулся, на мгновенье показавшись облегающим плотную фигуру Крейцера могильным саваном, - Для него это лишь развлечение. Способ пощекотать нервы. Мол, я ни черта не боюсь, ни французских штыков, ни даже живых мертвецов. Сам ночью пришел к ним в склеп и вот сижу, слушаю их, и даже зубы не звенят. Думаешь, ему есть дело до того, что мы чувствуем? А, к черту вас. Паршивая ночь, лихорадит… Я возвращаюсь к себе во взвод.

Крейцер тяжело поднялся по лестнице и пропал, хлопнув дверью. Дирк понимал его ощущения, сейчас ему и самому было муторно, все ощущения, терзавшие его с утра, обострились, въелись под кожу, пробуя ее на вкус тысячами маленьких острых зубов. Ныл правый висок, а содержимое головы казалось внутренностями сгоревшего танка, раскаленными и зазубренными. Что бы ни происходило вокруг них, оно не собиралось исчезать.

– Не сердитесь на него, - сказал он вслух Крамеру, - Крейцер всегда был грубоват. Думаю, даже при жизни.

– У него семья есть, - сказал Йонер, вздохнув, - Вот и рассердился. Зря вы семью упомянули, лейтенант. Для многих мертвецов это неприятная тема. Потому что именно семьи мы теряем необратимо. Они получают извещение о смерти, и все. Мы не имеем права писать или иным образом передавать им что-то. Нас считают погибшими, и совершенно справедливо. Вряд ли кого-то утешит мысль о том, что тело их сына, мужа или отца марширует с винтовкой в руках.

– И никто не узнаёт? – спросил Крамер.

– Иногда узнают… Тогда становится еще хуже. Некоторые как-то учатся жить с этим. Другие не выдерживают и совершают какую-нибудь глупость. Например, приезжают к нам. Пытаются спасти чадо из лап Ордена Тоттмейстеров. Это всегда отвратительно и жалко. Для нас, мертвецов, это самая страшная новость, лейтенант – узнать о том, что твои близкие извещены. Мы все этого боимся.

– Понимаю, - твердо сказал Крамер, - Отлично вас понимаю. И еще раз простите меня за эту тему. Больше никогда не заговорю на этот счет.

– Ну и замечательно… Боже, как раскалывается голова. Тоже чувствуешь, Дирк?.. Кажется, сегодня мы в кругу ада. Еще день таких мучений и немудрено тронуться умом.

– Земля дрожит, - вдруг сказал Ланг озабоченно. Он сидел у стены, приложив руку к доскам, - Сами смотрите.

Дирк приложил руку к стене и тоже ощутил дрожь. Это не было похоже на привычное сотрясение от снарядов. Дрожь была неровной, она то пропадала, то возвращалась ощутимой вибрацией, от которой зудела ладонь.

– Как работающий двигатель, - сказал Йонер, нахмурившись, - Может, подкоп?

Мертвецы переглянулись, кое-кто рефлекторно коснулся оружия.

– Штейнмейстеры, - предположил Ланг хмуро, - Прокладывают тоннель под землей. Заложат пару тонн взрывчатки под нами и привет. В Пашендале так и случилось.

– Штейнмейстеры работают осторожнее, - не согласился Йонер, - Да и источник как будто недалеко. За каким чертом они бы рыли в глубокий тыл? От нас до французов – как через Ла-Манш…

– Не знаю. Но уже жалею, что не надел доспехи.

– Может, нервы? – предположил Дирк, - Целый день нас этой лихорадкой трясло, вот и кажется всякое…

– Но я тоже чувствую, - сказал Крамер озадаченно, - Я-то от тревог вашего мейстера не завишу. Только на подкоп это действительно не похоже. Скорее… Словно кто-то ворочается в земле. Что-то и мне не по себе стало.

Точно вторя его словам, где-то наверху над ними открылась дверь блиндажа и протяжно заскрипела ржавыми петлями. Раздались шаги по лестнице.

– Крейцер вернулся…- проворчал Йонер, - Вечно он так. Вспылит, потом в себя придет. Сейчас еще прощения у вас, лейтенант, попросит, вот увидите. На самом деле он славный малый, просто часто не в духе. Возраст…

– В этом нет необходимости, - Крамер поднялся, - Спасибо вам за компанию, господа. Но мне пора вернуться в полк. Эта дрожь мне чертовски не нравится. Не знаю, в чем дело, но мне спокойней будет с моим людьми. Если французы готовят какую-то пакость, моим штурмовикам нужен командир.