Госпожа Шестого Дома

Измученный стон вырвался против его воли. Сорнтран уже и не надеялся, что она даст ему отдышаться и прийти в себя. И действительно, ее пальцы нарисовали спиралевидный узор на ставшей донельзя чувствительной головке, ногти легонько погладили тонкую кожу ствола, а потом резко сжали его.

— Госпожа, пожалуйста… — слова вырвались из уст Сорнтрана прежде, чем он осекся и сжал губы.

— Пожалуйста — что?

Попросить продолжить и дать ему кончить? Или хотя бы остановиться и прекратить это? Что бы он ни сказал, она ведь, скорее всего, сделает что угодно, но только не это. А еще и возмутится наверняка. Сказать, что больно и неприятно? Да ни за что.

Шумно выдохнув, он покачал головой.

— Ничего, госпожа.

Она хмыкнула.

Сердцебиение ощущалось в горле, не давая дышать. Дискомфорт в паху перерос в боль, все мысли из головы вылетели — осталось только ослепляющее желание избавиться от напряжения, выплеснуть его из себя.

Пальцы вновь сомкнулись вокруг ствола, сжимая с неожиданной силой.

— Не останавливайтесь… умоляю, не останавливайтесь…

Резкий толчок. Еще один. Сорнтран сделал вдох. Не смог выдохнуть. Время остановилось, тело будто парализовало, глубоко внутри ожидаемо и одновременно неожиданно запульсировало, и наслаждение молниями пронзило тело.

Его голос, наверное, был слышен во всей крепости.

Звон в ушах. Она что-то говорила, но Сорнтран не слышал. Или не понимал. Потребовалась, кажется, целая вечность, чтобы чувства вернулись. Когда мерцание перед глазами потускнело, а взгляд смог более-менее сосредоточиться, представшая перед ним картина вновь заставила сердце забиться быстрее.

Руки вновь с силой дернулись — страшно хотелось освободиться, провести пальцами по мягким лепесткам у нее между ног. Но результат был таким же, как и раньше, — ремень лишь сильнее впился в поврежденную кожу.

— Хватит же дергаться. Иди-ка сюда, я успела соскучиться и по этим ласкам, — она подвинулась еще ближе, устроилась поудобнее и приподняла его голову, направляя себе между ног.

Губы начали покрывать поцелуями невероятно мягкие, влажные складки кожи. Язык нашел чувствительную точку, сделал несколько кругов вокруг нее. Сорнтран уже хорошо знал, какие ласки ей нравились, и по дыханию понимал, насколько правильно действовал и насколько близка она была к пику наслаждения.

Почувствовав, что еще немного — и этот пик настанет, Сорнтран резко повернул голову, поцеловал ее во внутреннюю часть бедра, а потом слегка прикусил упругую кожу. Госпожа разочарованно вздохнула, впилась пальцами в его волосы, вернула голову в исходное положение.

— Не туда. Вот так.

Сорнтран вновь начал ласкать ее, но стоило ее дыханию участиться и перейти в стоны — он сразу же остановился.

— Да как ты смеешь! — воскликнула она возмущенно.

Немного помедлив, Сорнтран вернулся к прерванным ласкам.

И когда ее стоны наполнили всю залу, он поймал себя на мысли, что слушать их было не менее приятно, чем наслаждаться собственными ощущениями, не думая о том, что надо вести себя сдержанно.

Она отстранилась, и вдруг он почувствовал, как ее пальцы сжали его подбородок. Ее лицо — прямо перед ним. Взгляды встретились. Сорнтран впервые видел ее глаза — вблизи. Кроваво красные, обрамленные длинными белыми ресницами. Взгляд уверенный в себе, жесткий и выразительный.

— Ты наглец. Но — это было приятно. Очень.

***

Пока они развлекались с Сорнтраном, никаких лишних мыслей не всплывало и все внимание было сосредоточено на наслаждении происходящим. Но когда он ушел, внутреннее напряжение выросло, а в голове вновь начали крутиться слова Фаэры. И ее мысли — до того, как она явным усилием воли взяла их под контроль. Детей двое. Это сложнее. И опаснее.

Впервые в жизни Инстра ощущала острую необходимость с кем-нибудь поговорить, хотя бы просто выговориться, поделиться опасениями и тревогами, но не могла позволить себе это сделать. Нельзя показывать слабость. К тому же, если вдруг что-то пойдет не так… Ее ведь по-прежнему считают не совсем законной правительницей, и если она вновь потеряет ребенка — даже не одного, а близнецов, это лишь убедит всех в том, что у нее и у Дома нет поддержки Богини. Тогда все будет очень, очень плохо. Поэтому Инстра решила держать неожиданную новость в секрете и клерику тоже велела никому ничего не говорить.

Лледрит, которая почти всю жизнь рядом с ней, скорее всего, могла бы понять ее беспокойство — знает ведь, через что ей пришлось пройти. Но… нет полной уверенности, что жрица сейчас действительно на ее стороне, так что и ей пока не следует ничего знать, решила Инстра.

Все будет хорошо. Надо просто успокоиться и заняться делом, сказала она себе.

Если там и правда двое детей, значит, на то воля Богини. И Богиня же, наверное, поможет и справиться с возможными трудностями.

Надо обязательно устроить жертвоприношение. И поскорее.

Вот только кого предложить Богине в качестве жертвы? Для защиты Дома ей нужны и жрицы, и бойцы. Жизнь каждого из них ценнее, чем может показаться, каждый может сыграть решающую роль в предстоящей битве, а в том, что битва рано или поздно случится, Инстра не сомневалась. Служение Богине, конечно, тоже очень важно, но… Богине же наверняка все равно, из какого Дома жертвы. Так пусть они будут из чужаков — не из своих.

Размышляя об этом, Инстра спустилась в крыло магов, отдала им артефактный камень, чтобы они попробовали разобраться в его свойствах, и направилась в покои Лледрит. С ней рано или поздно придется поговорить, и откладывать этот разговор нет смысла.

Время было уже позднее, и жрица ожидаемо находилась в своих покоях — сидела в кресле в первой же комнате, окруженная несколькими сияющими шарами, висящими воздухе. Сидела почти спиной к двери и гостью даже не заметила. Тихо подойдя, Инстра заглянула через ее плечо. На коленях у нее лежала книга о ядовитых растениях, с картинками. Ну конечно. Яды с детства были ее страстью.

Увидев книгу, Инстра вспомнила, что поговорить нужно не только о делах Дома и произошедшем в Подземье, но и о другом нерешенном и давно уже беспокоящем ее вопросе.

— Ищешь новые яды, чтобы снова попытаться убить моего наложника?

Лледрит вскочила от неожиданности, резко развернулась. На лице — сразу так много эмоций, что не разобрать, рада она, удивлена, напугана или злится. Одета в одну лишь ночную рубашку с глубоким вырезом на груди, волосы распущены, макияжа на лице нет. Мало кому доводилось видеть ее такой.