Государь

Кроме императора в кабинете находилось еще семеро. Два этериота-северянина с каменно-неподвижными лицами и пятеро чиновников. Духарев знал троих: логофета дрома, логофета стратиотиков и друнгария флота.

– Кто ты, человек? – глухим, невыразительным голосом произнес император. – Спафарий Сергий? Или – варвар из свиты архонта русов?

Духарев перевел взгляд с жемчужных нитей на груди василевса на его густо заросшее бородой лицо. Светло-голубые глаза императора были холодны, как мрамор под коленом Сергея.

– Если ты спафарий, – не дожидаясь ответа, проговорил император, – то почему не привествуешь меня как должно? А если ты – варвар, то почему ты здесь?

– Прошу милости величайшего, – произнес Духарев негромко. – Знаю, что спафарию надлежит пасть к ногам Августа, но боюсь, что не смог бы после этого подняться. Годы и раны…

– Я задал вопрос, – тем же невыразительным голосом сказал Василий.

– Я – тот, кто более потребен Божественному, – уклонился от прямого ответа Духарев.

Похоже, во дворце не знают о плавании Богуслава на азиатский берег. Это хорошо. Впрочем, кесарь может отправить Сергея за Кромку и без всякого повода. Он довольно жесток, император Василий Второй.

Но не дурак. Что Духарева насторожило, так это отсутствие холощеного тезки императора – паракимомена Василия. Неужели кесарь решил избавиться от всевластного евнуха?

Император молчал. Теребил заросший черной щетиной подбородок. Думал… Наконец изрек:

– Почему твой варвар-архонт бездействует? Я повелел ему напасть на бунтовщиков! Что же он медлит?

– Он варвар, Божественный, – почтительно проговорил Духарев. – Ему неведома дипломатия. Он желает, чтобы то, что обещали ему послы, было подтверждено и закреплено договором так же, как это делалось ранее.

– Он по-прежнему хочет мою сестру-кесаревну? Я бы предпочел дать ему золото. Два кентинария он уже получил. Я готов добавить еще тридцать.

– Боюсь, что золота будет недостаточно, – вздохнул Духарев.

– Сорок кентинариев.

– Мне ведомо, Божественный, что великий князь Владимир по пути сюда встречался с человеком Варды Фоки.

– Кто это допустил? – глуховатый голос императора теперь походил на рычание.

– Сие мне неведомо. Я был здесь, в столице. Владимир сам сказал мне об этом. И о том, что узурпатор готов заплатить столько же, сколько даст богопомазанный император лишь за то, чтобы Владимир вместе со своими воинами вернулся домой. Позволит ли мне Божественный высказать собственное мнение?

– Говори.

– Империя вот уже сотни лет покупает варваров. И платит им дань. И страдает от их набегов. Сейчас великий князь Владимир – сильнейший из варварских вождей. Дружбы с ним ищут и поклонники Мухаммеда, и император Оттон, и посланцы Ватикана. Все предлагают золото. Все готовы породниться с Владимиром. Но он отказал всем и пришел сюда. С немалым войском. И ждет подтверждения обещаний.

– Он их получит, – буркнул император. – Когда покажет, на что он способен.

– Я так ему и передам, – сказал Духарев. – Но, думаю, он не предпримет ничего. Великий князь простодушен, но не глуп. Он понимает: чем сильнее войско бунтовщиков, тем дороже его помощь. Хотя я всё же попробую его уговорить…

– Сделай это, светлейший, и я возвышу тебя!

Духарев покачал головой.

– Не ради такой награды я тружусь, – сказал он.

– Чего же ты хочешь?

– Чтобы Владимир принял Крещение. Он и весь народ его. Я уже немолод, Божественный. Мне есть что оставить детям, но нечего сказать Богу, когда придет мое время. Пусть русы примут учение Христово, и душа моя успокоится.

«Интересно, поверит ли император в мою искренность?» – подумал Духарев.

Должен поверить. Тем более что Сергей говорил чистую правду.

Василий расхохотался. Громко, безудержно, сотрясаясь всем телом.

Духарев замер. Такой реакции он точно не ожидал.

Отсмеявшись и переведя дух, император махнул рукой:

– Иди, светлейший. Сделай, что я сказал, – и я сам стану воспреемником архонта Владимира.

Прежде чем Духарев, сопровождаемый всё теми же этериотами, добрался до выхода, его догнал логофет дрома.

– Ты дурак, спафарий! – пропыхтел он, с трудом переводя дух. – Ты мог бы стать магистром, спасителем империи!

– Обойдусь, – проворчал Духарев. – Один магистр и спаситель империи уже стоит лагерем на азиатском берегу Босфора. Так что я предпочту остаться простым меченосцем.

– Ты был на волосок от того, чтобы остаться без головы. Или языка. Да и я с тобой заодно!

– Однако наши головы – при нас. И языки – тоже.

– Так используй свой язык, чтобы уговорить архонта русов напасть на мятежников! Или пожалеешь, что не умер этой ночью!

Духарев остановился и развернулся так резко, что евнух налетел на него и мячиком отскочил назад.

– Ты мне угрожаешь, логофет?

– Упаси Бог! – К чести евнуха, он совсем не испугался нависшего над ним Духарева. Хотя наиболее вероятной причиной бесстрашия логофета был панический страх угодить под императорскую раздачу. – Мы с тобой – в одной хеландии! Так что пойдем ко дну вместе!

– Кстати, о хеландиях, – сказал Сергей. – Позаботься о том, чтобы их было достаточно, если я всё-таки уговорю Владимира ввязаться в драку.

Глава девятая. Битва при Хрисополе

Транспортные суда подогнали вовремя.

«Принимал» их Духарев. Он же и занялся погрузкой.

Сам Сергей на ту сторону не собирался и большую часть своей дружины, три большие сотни, отдал сыну. В дополнение к четырем сотням, что поручил Богуславу великий князь.

В полной темноте (луна как раз спряталась за тучки) шеститысячное войско русов загружалось на хеландии. Вместе с лошадьми и амуницией, но без обычных припасов. Завтракать предполагалось за счет противника.

Войско Владимира было заранее поделено на три части:

ударную латную конницу, которой под личным водительством великого князя командовали воеводы Претич и Путята;

конницу легкую, состоявшую из хузар, возглавляемых Йонахом, сыном Машега, и разноплеменных степняков, предводительствуемых собственными ханами, над которыми был поставлен воевода Варяжко;

пешее войско, состоявщее, главным образом, из скандинавов. Этими рулил ярл Сигурд.

Еще имелся полутысячный авангардный полк, задачей которого был целевой удар по вражескому штабу. Полк был отдан под начало Богуславу, который лучше всех ориентировался на местности.