Государь

Духарев едва успел поддержать его:

– Княже!

Мелькнула паническая мысль: «Отравили!»

– Воевода… – Голос великого князя был еле слышен, зато пальцы впились железной хваткой сомкнулись на предплечье Духарева. – Ты видишь это?

– Что? – не на шутку встревожился Сергей.

– Небеса…

Духарев вновь глянул на великолепный купол Святой Софии, пронизанный светом, проникавшим сквозь бесчисленные окна.

– Небо? – Сергею было трудно сосредоточиться на красоте собора. «Неужели яд? Но зачем? Ведь Варда еще не разбит?»

– Небеса! – Голос Владимира обрел твердость. – Ирий! Ты видишь его?

Духарев молчал, в замешательстве, не зная, что сказать…

Стальные клещи разжались, освободив руку Сергея.

– Мне показалось, – произнес Владимир едва слышно, продолжая глядеть вверх, – что я умер. И оказался в Ирии…

Духарев вздохнул с облегчением. Слава тебе, Господи! Всё хорошо! Это не яд. Это Святая София. И ничего удивительного. Если он сам, входя под своды храма, испытывает благоговение и восторг, то какой силы воздействие это чудо христианского зодчества оказывает на неподготовленного человека?

– Ирий… – прошептал Владимир. – Он там, я его вижу… Но я жив. И стою на твердой земле… А Ирий, Небеса, куда человек может вознестись лишь после смерти, они здесь. Здесь! – Голос великого князя вновь обрел твердость. И заставил Духарева вздрогнуть, потому что в голосе этом звучала почти нестерпимая боль.

Сергей совсем растерялся. Он не понимал, что происходит. На глаза попался храмовый служка, тщедушное существо в монашеской рясе. Служка глядел на русов, выпучив глаза, и быстро-быстро крестился.

Владимир справился. Выпрямился, расстегнул подбородочный ремень, стянул с бритой головы подбитый войлоком шлем:

– Это и есть настоящий дом твоего бога? Христа?

– Это дом Бога Единого, – сказал Духарев, не вдумываясь в то, что говорит. – И Сына Его Иисуса, и Духа Святого…

– Ты видишь! – уверенно произнес Владимир. Его взгляд, острый взгляд степной хищной птицы, пронзал бесконечное пространство меж колонн, упираясь в темное золото иконостаса. – Ты знаешь! Ты говорил мне… Другие тоже… Я не верил! Помнишь, я сказал тебе, что мне душно в тех домах бога, что стояли в Киеве? Я говорил тебе: мне любы те боги, чьи стены – дубрава, а потолок – синее небо? Ты помнишь?

Духарев почувствовал, как качнулись вокруг него арочные проемы Святой Софии. Не Владимир говорил ему эти слова, а отец его, Святослав!

Привиделось: не сын стоит рядом с Сергеем, а отец. Величайший из людей, которых знал Духарев. Безвременно погибший Святослав Игоревич…

И опять качнулись великолепные колонны, обращаясь в подобие чудесных мраморных стволов, и показалось ему, что не купол над ним, а Царствие Небесное, и не лик Божий, грозный и всеведущий, глядит на него, а сам Господь…

Трудно сказать, сколько времени они стояли так…

Но когда Духарев очнулся, то обнаружил, что слезы бегут по его щекам, а вокруг собралась небольшая толпа византийцев и все они смотрят на них в глубоком изумлении. Но никто не решается потревожить.

Духарев поспешно перекрестился и тронул плечо Владимира:

– Княже…

Владимир резко стряхнул его руку, развернулся стремительно, будто – в бою, и скорым шагом вышел, нет – выскочил из храма.

Духарев выбежал за ним, слыша за спиной ропот…

И тут же, как и князь, оказался в окружении встревоженных гридней.

– Коня! – бросил Владимир.

– Княже! Что ты…

– Это твой бог! – резко произнес великий князь. – И он не принял меня! Он вошел вот сюда, – кулак Владимира с силой ударил в зерцало брони. – И отринул. Не принял! – воскликнул князь с гневной обидой. – Я ему – чужой! – Владимир заскрипел, нет, заскрежетал зубами, сжал кулаки, глянул на золотые купола, яростно, с вызовом. Властный, прямой, сросшийся с конем античный кентавр…

– Значит, так тому и быть! – рыкнул князь и точным движением вернул на голову шлем.

– Ты откажешься? Не примешь крещения? – дрогнувшим голосом проговорил Сергей.

Если Владимир сдаст назад, тем более после того, как император сам пожелал стать его крестным отцом, – то всё. Конец…

– Ты смеешься надо мной, воевода? – Владимир наклонился, движением колен удержав едва не взявшего в рысь коня. Заглянул Сергею в глаза, угадал, что тот говорит серьезно, и произнес почти шепотом: – Откажусь? После того, что я видел…

И тут же выпрямился, глянул на Духарева сверху, бросил:

– Только не говори, что не знал, что будет, когда привел меня сюда, ты… ведун!

И движением колен бросил коня вперед, вон из круга ничего не понимающих, но готовых выполнить любой приказ дружинников, и погнал жеребца к Триумфальной арке, сквозь поспешно расступившуюся толпу ромеев.

Однако на ипподром они все-таки пришли. Заняли почетную ложу, отведенную им по распоряжению императора. Великий князь Владимир, воеводы Претич и Путята, Сигурд, Богуслав, Духарев и еще двадцать воев из старшей гриди.

Выслушали приветственную речь императора, повторенную глашатаями, усиленную замечательной акустикой ипподрома. Пронаблюдали все номера шоу, включая и главный: состязания колесниц.

Победили «зеленые», на которых обычно и ставил Духарев. Но сейчас ему было не до ставок. Сергей пытался осмыслить то, что произошло в храме. С ним, и с князем. То, что, похоже, было кристалльно ясно для Владимира… И совершенно невнятно – для «ведуна» Духарева. Что-то, несомненно, произошло. Что-то, имеющее важнейшее значение для будущего и Сергея, и великого князя, и всей Руси…

Но как это понять, и главное, что теперь делать, Духарев уяснить так и не смог. И решил положиться на Бога. Владимир видит цель. И цель эта, безусловно, правильная. Значит, поступим как и подобает воеводе: постараемся поддержать своего князя во всем, что он делает. Главное – Крещение. Всё прочее: сомнения, непонятки – это уже от лукавого…

Глава одиннадцатая. Битва за империю

Азиатский берег Босфора, близ Абидоса