Государыня

Елена смирилась, но при этом добилась, чтобы Александр отпустил ратников в Россию.

— Я напишу батюшке грамоту и отправлю её с воинами, чтобы он дал волю сотне твоих лучников.

— Как я устал от твоего упорства! — вздохнул великий князь.

Ссора закончилась тем, что Александр принял предложение и разрешил Елене взять с собой в Краков семь воинов, которые в минувшие годы женились на литовских девушках. Во главе воинов остался князь Илья. Елена порадовалась тому. Ей легче было расстаться с Александром, нежели потерять любимого князя. Ещё Александр разрешил Елене взять с собой боярынь Анну Русалку, Марию Сабурову и Палашу, которых княгиня любила, словно сестёр.

В эти же дни до отъезда княгиня вместе с казначеем Фёдором Кулешиным сумела позаботиться о своём состоянии, которое не была намерена везти в Краков. Она долго думала о том, куда определить драгоценности, золотые и серебряные деньги, многие золотые изделия, иконы в дорогих окладах и ещё немало того, что до поры до времени должно храниться под спудом. Вспомнила она свою поездку в русский монастырь под Ошмянами и подумала, что в этом монастыре будет самое надёжное место спрятать достояние. Своими размышлениями она поделилась с Фёдором Кулешиным:

— Знаешь ли ты, дьяк–батюшка, что мы скоро уедем в Краков? Так вот подумай, где мы можем оставить казну на сохранение. Может, в Ошмянский монастырь отвезти?

— Я бы остерёгся, матушка. В том монастыре старый игумен преставился, а о новом сказано было, что из молодых да ранних. Проворен и к стяжательству тяготеет.

— Что же делать, Фёдор?

— Матушка, не волнуй себя. Знаю я надёжный монастырь с тайными захоронами. Он подальше от Вильно, чем Ошмянский. Стоит в лесах под городом Вельском. Там игумен Нифонт предан православию и Руси.

— Ну, коль так, я полагаюсь на твоё разумение. Отложи то, что мне должно взять в Краков для прожития, об остальном попекись, — рассудила Елена и облегчённо вздохнула, будто сняла с плеч тяжёлую ношу.

В первых числах ноября, когда дожди, порою со снегом, заливали раскисшую землю, когда дороги были малопроезжими, поезд Александра и Елены покинул Вильно. Провожающих было мало. Может быть, сотни три горожан собрались близ ворот Нижнего замка. Зато над городом стоял торжественный благовест всех колоколов — как в православных, так и в католических храмах.

Путешествие из Вильно в Краков оказалось очень трудным. Елена простудилась во время верховой езды ещё на пути к Гродно и до самого Кракова мучилась лихорадкой и не покидала тёплую карету. Её то бросало в жар, то знобило. Знахари поили её лекарственными отварами, смазывали–растирали барсучьим жиром. Лишь вблизи Кракова Елена пришла в себя. В теле появилась небывалая лёгкость, в душе — жажда жизни и перемен. «Смотри-ка, болести во благо пошли», — подумала Елена и поделилась своим душевным состоянием с Анной: — Чудеса да и только, Аннушка. То меня тоска грызла, печали съедали и ещё невесть что, а тут будто вновь на свет появилась. Всё в радость мне, всё влечёт.

— Выходит, с хворью минувшее ушло. Ныне за окоём можно посмотреть, какая новина ждёт, — рассудила Анна.

— Ан нет, не буду заглядывать за окоём, там опять страсти витают, — смеясь, ответила Елена. — Одним Божьим днём буду жить, его сладость пить.

Как сказала, так и начала жить: день благополучно прошёл — и счастлива. И в столицу Польши будущая королева приехала в радужном настроении, с жаждой наконец-то пожить для себя.

В Кракове конец ноября выдался благодатным, светило солнце, было тепло, город утопал в золоте листвы. Она была прекрасной всюду: на деревьях, на мостовых улиц, на брусчатке площадей. Старинные дворцы и замки Дворцового холма поразили Елену живописностью и величием. Но больше всего понравились ей горожане — живой народ, умеющий петь, плясать и веселиться. Радостными многолюдными плясками встречали они короля и королеву. По такому поводу Александр и Елена пересели в открытый экипаж и тем несказанно порадовали горожан, особенно молодых поляков, которые восторгались красотой Елены. В Кракове никого не интересовало, какую веру она исповедует. Поляки были горды тем, что у них теперь самая красивая королева в Европе.

День величального торжества по случаю коронования Александра был назначен на 1 декабря 1501 года. Краков ликовал и бушевал с утра. Поляки были довольны тем, что на трон поднимался добрый и милосердный король. В полдень процессия подъехала к кафедральному собору, и под песнопения огромного хора Александра ввели в храм. Близ алтаря Александра встретил его брат — архиепископ краковский Фридрих. Он сильно постарел, лицо было измождённым, словно его мучили внутренние болезни. После троекратного лобызания Фридрих произнёс проповедь, потом началась церемония коронования. Королевскую корону Польши возложил на Александра архиепископ Фридрих. Он тихо сказал брату:

— Носи её с честью, не запятнай разгульем, как в Вильно. Встань на трон твердо, правь милосердно и праведно. Тогда подданные твои воздадут тебе по делам твоим, и будешь ты в чести у сейма.

— Спасибо, славный брат, за вразумление, — ответил также тихо уже венчанный на королевство Польши потомок Ягеллонов.

Елены рядом с Александром не было. О том позаботились священнослужители. Но она в этот день побывала на богослужении в православном храме — небольшой каменной церкви — в квартале, где жила община русских. Причина и здесь оставалась одна: она не предала православие и не поддалась на увещевания архиепископа Фридриха принять католичество и быть коронованной. «Она упорно держалась веры греческой и не подавала никакой надежды на лучшее, а от уставов Римской церкви совершенно отвращалась», — уведомлял позже папу римского архиепископ Фридрих.

Вины в том россиянка не чувствовала. Великая княгиня Елена, пример которой в случае измены православию мог принести всем православным христианам объединённого королевства непоправимую беду, оставалась непоколебимой. В Кракове и самой Польше приняли это как должное, отнеслись к Елене милосерднее, чем в Вильно. Её не пытались удалить от мужа. И всё это вершилось вопреки повелению папы римского Александра VI. Стольный град Краков стал домом Елены более чем на пять лет. Поляки забыли, что она не коронована, и чтили её как королеву польскую и великую княгиню литовскую.

Глава двадцать шестая. ПЕЧАЛИ В ВАВЕЛЕ

Казалось бы, у великой княгини и королевы Елены после переезда из Вильно в Краков не было причин жаловаться на судьбу, сетовать на супруга. Александр, хотя и привёз из Вильно многих своих придворных и близких вельмож, однако уже не собирал их на попойки. Правда, иной раз у него прорывалась жажда пображничать в кругу своих «друзей», повеселиться с ними, но все эти попытки пресекал брат Фридрих. Властью главы польской церкви он запретил Александру пить хмельное. Александр принял этот запрет как должное и смирился с ролью трезвенника.

— Государь Польши и Литвы, сын мой, — строго начинал Фридрих, — отныне ты король великой державы. С тобою вновь пришло объединение наших народов. Мало других таких государств, кои могли бы сравняться с нами могуществом и единством веры. Потому тебе должно быть великим во всём, что служит чести короля. Помни: Господь Бог позволяет государям вкушать хмельное только в причастии.

Александр не возражал Фридриху, всегда слушал внимательно, и так получилось, что полностью попал под его влияние. Воля старшего брата была для него превыше всего. Он отвечал ему: