Государыня
Шрифт:
— Всё это было вызвано радением твоей матушки о том, чтобы венец и престол после батюшки достались твоему старшему брату Василию, а не твоему племяннику, княжичу Дмитрию. Ты знаешь, как батюшка тяготел к внуку. Иван Васильевич и венчал его на великое княжение прежде времени. Позже, когда матушка твоя была в опале, проявилась на свет Божий неправда бытия княжича Дмитрия. Жил он ложно, не хотел, чтобы русские князья отходили от Литовского княжества под крыло твоего батюшки. А дальше и руку занёс на деда, в заговор пошёл с Иваном Патрикеевым и Семёном Ряполовским. Тот заговор открыли. Патрикеевых постригом наказали, а Семён Ряполовский голову на плахе сложил.
— По чести ли они заслужили столь жестокую расправу, может, оговорили? — спросила
— То одному Богу ведомо, — уклончиво ответил Ангелов. — А матушку твою после того Иван Васильевич простил, да уже подрубленную под корень, — она и зачахла.
Слёзы у Елены лились и лились, но она не впадала в рыдания, спрашивала, дабы услышать слово о судьбе племянника.
— А что же Дмитрий, всё вольничает? Господи, и как это батюшка прикипел к нему сердцем! За что? Ведь непутёвый же!
— Князь Дмитрий ноне в заточении. И мать его, княгиня Волошанка, в сидельнице: вместе с сыном она выступила против твоего батюшки.
— Надо же! И как это её угораздило идти встречь моему родимому? Он же всегда её жаловал.
Елена и о ней горевала. Но боль, рождённая утратой матери, вытеснила прочие печали, сердце её рвалось на родину, на могилу родимой, чтобы припасть к надгробной плите, изойти страданием. Только теперь она поняла, как дорога была ей мать, как много дала она дочери, чтобы мужественно пройти тернистый путь. Страдания по матери затенили образ отца. Елена как-то совсем не думала о нём, а если и думала, то казнила родителя за укороченную жизнь Софьи Фоминишны, за нелюбовь к сыну Василию.
Мысли о московской жизни, о событиях в Кремле надолго овладели вниманием Елены. Она всё переворошила в памяти, начиная со дня смерти старшего брата по отцу, князя Ивана Молодого. Он умер в девяностом году минувшего столетия. Сказывали, что смерть его была насильственной по проискам папы римского Иннокентия VIII. Это он прислал из Рима лекаря Леона, который якобы по воле Софьи Фоминишны отравил Ивана Молодого. Тогда вина великой княгини была не доказана, а Леона тем не менее обвинили в злодеянии и по повелению государя ему отрубили голову.
У Ивана Молодого остался шестилетний сын Дмитрий. Он стал любимцем деда, и Иван Васильевич прочил его себе в наследники, хотя по закону трон должен был перейти к сыну Василию, в ту пору десятилетнему княжичу. Свара, затеянная по поводу престолонаследия, расколола государев двор на два враждующих стана. Силы, конечно, были неравными. Софья Фоминишна стояла за сына Василия почти одна. Князья Патрикеевы, Ряполовские и Ромодановский лишь сочувствовали великой княгине, а в заговоре не участвовали. Противостояние длилось годами, и только в 1498 году Иван Васильевич одолел Софью Фоминишну окончательно. 4 февраля в Успенском соборе при огромном стечении именитых вельмож, торговых людей и горожан государь всея Руси благословил четырнадцатилетнего внука на великое княжение. «Митрополит усадил Дмитрия на престол и передал «бармы Мономаховы и шапку» Ивану III, который собственноручно возложил их на внука. Коронованного соправителя Ивана III «воздравиша» дети государя (Василий и Софья на коронации не присутствовали), а также «боляре вси и вси люди».
Государь Иван Васильевич вскоре понял, какую неисправимую ошибку и недальновидность он допустил при скоропостижном короновании внука. Дмитрий и всё его окружение во главе с матерью Еленой Стефановной Волошанкой пошли в заговор. Намерения заговорщиков были серьёзны. Елена Волошанка, обретя поддержку наибольшего воеводы, наместника Москвы, князя Ивана Патрикеева, его сыновей Василия и Ивана, зятя Семёна Ряполовского, убедила их пойти на переговоры с великим князем Литвы Александром и вкупе с ним добиться отхода от Москвы в Литовское княжество князей Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского, впавших к этому времени в опалу от Ивана Васильевича. Чуть меньше года после коронации князя Дмитрия тайная грамота была перехвачена. Сгоряча государь всея Руси хотел предать казни всех заговорщиков
и вместе с ними своего любимого внука. Но вина Дмитрия, как оказалось, была косвенной. Он знал о заговоре, сам же не принимал в нём участия. Спустя некоторое время после следствия к смертной казни был приговорён лишь князь Семён Ряполовский.Отношение Ивана Васильевича к внуку круто изменилось. «Эко, чуть змеёныша не пригрел у сердца», — досадуя, думал он иной раз. Дед счёл, что внук никогда не оправдает его надежд, что и впредь будет не укреплять державу, а способствовать её развалу. Чуть позже это предчувствие Ивана Васильевича оправдалось. Дмитрий оказался человеком, вовсе не питающим какого-либо интереса к государственным делам и заботам. Лопнули надежды Ивана Васильевича и на то, чтобы упрочить дружественные связи с могущественным дедом Дмитрия по матери, господарем Молдавии Стефаном Великим.
Иван Васильевич вновь воспылал горячими чувствами и добротой к Софье Фоминишне, приласкал наконец-то сына Василия. Опалу её и сына Василия Иван III признал «наваждением по лихих людей совету». В последний год уходящего пятнадцатого столетия князь Василий был назначен великим князем Новгорода и Пскова. Ко всему прочему, батюшка собирался оженить его на датской принцессе Елизавете. Но желанию Ивана Васильевича не дано было осуществиться.
Всё это королеве Елене поведал добрый человек Микола. Закончил он одну из долгих бесед с государыней коротко, словно завершал своё повествование:
— А весной прошлого года, кажется, в апреле, твой батюшка отправил Дмитрия вместе с матушкой Волошанкой в заточение. Тогда же Иван Васильевич вознёс слова с амвона Успенского собора о том, что отныне наследником государя, великого князя всея Руси, является его сын, князь Василий.
Слушая Миколу Ангелова в те дни лета 1503 года, Елена ещё не предполагала, что всего через два года её брат Василий поднимется на престол Русского государства и судьбы их сплетутся теснее. У Василия возникнет предлог претендовать на польско–литовский престол. Но всё это будет чуть позже, а пока Елена переживала утрату матери и исподволь возвращалась в русло жизни дворца Вавель.
Однако роскошный краковский дворец Вавель, лелеемый многими королями Польши, украшенный руками лучших мастеров Италии и Франции, не стал местом отдохновения для россиянки. Ещё не схлынула боль утраты матери, как по истечении двух лет после её кончины примчали в Краков гонцы во главе с дьяком Третьяком Долматовым, и их чёрная весть вновь повергла Елену в страдания, скорбь и горе. В октябре 1505 года скончался великий князь, государь всея Руси Иван Васильевич. Волей народа он носил имя Грозный. Он завоевал себе право быть государем всея Руси, а благодаря браку с византийской царевной, но не самозванно получил титул царя — первого царя на Руси.
Но всего этого Елена Ивановна не помнила, и обиды на царя прошли. В равной мере, как и по кончине матушки, боль утраты отца надломила её мужество и стойкость. С первого часа постигшего её нового горя лишь два слова, словно гром, перекатывались в голове: «Умер батюшка! Умер батюшка!» Елена пришла в такое состояние, что приближенные боялись за её разум. Она не спала по ночам, чуть не падала, всё ходила и ходила по покоям. Палаша, вернувшаяся с дьяком Долматовым из Москвы и теперь уже овдовевшая боярыня Пелагея, ни на минуту не оставляла Елену одну. Наконец, изойдя рыданиями, Елена нашла в себе силы отправиться в церковь и отслужить панихиду по усопшему отцу. Ещё она повелела Илье Ромодановскому проводить себя вместе с воинами в храм. Отважился сопровождать Елену в православный храм и Александр. Он вместе с Еленой выстоял всю службу, на которой возносились почести усопшему рабу Божьему государю Ивану Великому, пробывшему на престоле Руси сорок три года. Историки той поры сказали об Иване Васильевиче значительно и весомо: «Ушёл в царство теней один из выдающихся государей России. При нём окончательно пало татаро–монгольское иго. За годы его царствования Русь приросла землями более чем в шесть раз».