Государыня

Король, зная, что Елена сейчас всей душой рвётся на родину, сказал:

— Нет, она туда не поедет, ей не до этого.

Граф, однако, нашёл убедительный повод:

— Ваше величество, поступи проще. Подари ей Гливице, пусть она там побывает, чтобы войти во владение. Скажи о женском монастыре…

Александр счёл это возможным. Если Елена отправится в Гливице, за сто с лишним вёрст, значит, отдалится её поездка домой, а он несколько дней будет волен во всём.

— Спасибо, граф, я принимаю твой совет. Гливице придётся государыне по душе, и то, что там есть притягательное для неё место, вовсе хорошо.

Вечером того же летнего дня, провожая Елену после трапезы в её покои, Александр сказал, что хотел бы её порадовать и дарит ей в честь десятилетия со дня свадьбы селение Гливице с починками и землями.

Елена приняла этот дар, потому как тоже знала, что близ селения есть старая женская обитель, которую она давно собиралась посетить.

— Спасибо, мой государь, за подарок. Завтра же отправлюсь в Гливице. Скоро меня не жди и не волнуйся. Там много забот…

Последние слова Елены озадачили и насторожили Александра. Он подумал, что, собравшись в Гливице, она может потом снарядиться в дальний путь и уехать на родину. Известно было Александру, что у Елены много денег, чтобы купить экипажи и лошадей для такого путешествия, нанять воинов. Она всё могла себе позволить. И в Александре всё взбунтовалось. «Нет и нет!» — закричала его душа. Однако сопротивление души было недолгим. Ею владела уже другая сила, а не любовь к супруге. Давал о себе знать «бальзам фараонов», к которому Александр уже пристрастился. «Я хочу быть волен! Хочу воли!» — звенело у него в груди, и он поддался зову. С Еленой же поговорил любезно, как и прежде:

— Я с нетерпением буду ждать твоего возвращения, моя государыня. Знаю, там ты помолишься на свободе и получишь душевную отраду.

Елене не хотелось говорить Александру, что в Гливице всё будет не так, как он предполагает. Но и ложь не слетела с языка королевы, потому она молчала, кивала головой и улыбалась. В эти минуты Елена думала, как и государь, что ей ничего не стоит уехать из Гливице в родную землю. Знала она теперь, что может выбрать путь, на котором не встретит ни ордынцев, ни иных ворогов.

Остановившись с супругом возле своей опочивальни, Елена не позвала его разделить с нею ложе. Время давно погасило в ней желание близости. И Александр не настаивал на том, по–прежнему опасаясь своей немощи, подточившей жажду даже ласкать свою супругу. Правда, с того дня, как он впервые испил «бальзама фараонов», в нём всё сильнее становился зов плоти. Ему оставалось лишь преодолеть страх перед пропастью, одолев которую он попал бы в царство блаженства. Но уверенность в новые силы в Александре ещё не укрепилась, нужен был какой-то внешний толчок, чтобы он совершил отчаянный прыжок через бездну страха.

— Приятных тебе сновидений, моя королева, — сказал Александр и покинул покои королевы.

Елена собиралась в путь только через два дня, когда получила из рук Александра грамоту на владение селением Гливице, хуторами и починками при нём, а также всеми землями повета. Как повелось, уезжала Елена ранним утром. Александр поборол ночную лень и вышел проводить супругу. Они расставались в нижнем вестибюле дворца, и им было грустно. Елена чувствовала щемление сердца и смотрела на Александра с печалью. Его лицо и глаза вызывали тревогу своей белизной и поволокой. Елене показалось, что они расстаются навсегда, что она уже не вернётся. Елена взяла Александра за руку и произнесла с душевной теплотой в голосе:

— Береги себя, мой государь. Не увлекайся бальзамами Глинского. Ты ещё нужен державе.

— Да хранит тебя Пресвятая Дева Мария, — ответил Александр.

Его томило предчувствие чего-то непоправимого. Чтобы прервать тягостные минуты расставания, Александр поцеловал Елену в лоб и, взяв за плечи, повернул её к парадным дверям, за которыми Елену ждала карета.

Кортеж Елены был невелик. Её сопровождали лишь две боярыни — Анна Русалка и Пелагея, — казначей Фёдор Кулешин, дворецкий Дмитрий Сабуров, семь воинов во главе с Ильёй Ромодановским, слуги и возничие — все самые нужные и близкие ей люди. Ни литовцев, ни поляков при королеве не было, хотя Александр и настаивал взять в сопровождение десять своих воинов.

Едва проводив Елену, король Александр прикоснулся к «бальзаму» Глинского. Выпив кубок вина с бальзамом, он почувствовал душевную лёгкость, его покинули все тревоги, и он с нетерпением ждал вечера. Его уже не интересовали никакие государственные дела, а когда ему всё-таки пришлось ими заниматься, он делал это торопливо, без должного внимания.

Правда, когда к нему пожаловал бывший гетман Николай Радзивилл, Александр был вынужден встретить его и долго с ним беседовал. Разговор был не из лёгких. Бывший гетман и князь, пережив русский полон и вернувшись на родину с сотней воинов, отпущенных в обмен на сотню русских ратников, коих отправила Елена, бросил военное дело и принял сан священника. Он был рьян в служении Богу и благодаря этому вскоре поднялся до прелата [29] . В этом сане он сходил в Рим и поклонился понтифику Римской церкви. Паломничество было столь удачным, что через год волей папы римского Радзивилл был возведён в сан епископа. Когда же в 1503 году ушёл в Царство Небесное архиепископ краковский Фридрих, вновь проявилась воля папы римского Юлия II и бывший гетман стал главой польской и литовской католической церквей. Никто в Польше и Литве до Радзивилла так упорно и последовательно не заботился о возвеличении католицизма, никто так не пытался привести всех православных христиан державы в латинскую веру.

29

Прелат — в католической церкви название высших духовных лиц.

Архиепископ Радзивилл пришёл к королю с серьёзными претензиями, которые, по его мнению, вскрывали факты, подрывающие основы католичества в державе, несли ересь. Он, со своим худощавым и удлинённым лицом, был почти суров, чёрное одеяние подчёркивало эту суровость.

— Ты, сын мой, государь, впадаешь в заблуждение, — начал без церемоний Радзивилл, — считая, что схизматики спасут тебя от грехопадения. Опомнись, государь!

Александр был настроен миролюбиво. Он усадил Николая в венецианское кресло, велел принести лучшего французского вина. Только после того как пригубили божественный напиток, король спросил:

— В чём ты, святой отец, обвиняешь меня? Я последние годы живу как агнец господень.

— У тебя много грехов, сын Божий. По настоянию супруги ты дал православным архипастыря Иону, а он еретик и ненавидит нашу веру. До меня дошли слухи, что он тайно крестил в православие двух жён, которые вышли замуж за русских. Ты и далее продолжаешь усердничать в пользу русов и подтвердил уставную грамоту жителям Витебска не вступать в их православные церкви и ни в чём не нарушать право русской веры. Как можно сие допускать, если они потребовали не мешать им крестить литовцев и поляков в схизму?

— Всё это сделано мной по просьбе королевы. Тем я не нарушил покоя державы. А с королевой я хочу жить в мире. Тебе не понять моего положения, — рассердился Александр. — У нас нет детей, Елена страдает, так хоть в заботе о вере пусть найдёт себе утешение.

Архиепископ вновь упрекнул короля:

— И по этой причине ты подарил супруге повет Гливице, где проживают истинные католики и лишь по какому-то наваждению оказался русский монастырь! Государь, упрекаю тебя, ты пошатнулся в своей преданности Римской церкви, тем ты наносишь ей урон. Но отцы церкви того не допустят. Ты бы поучился служению Всевышнему у своего брата Сигизмунда. Если бы он встал на престол, мы бы навсегда покончили со схизмой.

Радзивилл в последнее время начал отличаться категоричностью и резкостью выводов. Но здесь был особый случай. Упоминая имя младшего брата короля, архиепископ, как показалось Александру, вложил в эту фразу особый смысл. «Если бы он встал на престол…» Эти слова прозвенели для Александра предупреждением. Да, соглашался Александр, в будущем Сигизмунд, конечно, встанет на престол. «Я же бездетен, и наследника иного у меня нет», — признался в своей печали Александр и тут же озадачил себя вопросом: «А если речь идёт не о будущем, а о завтрашнем дне? Завтрашний день всегда близко: ночь прошла, и вот он — наступил. А мне всего сорок пять лет, и выходит, что Сигизмунд лицемерил, сказав однажды, что я буду восседать на престоле за сыновей и внуков. Ох, пора разобраться во всём этом, и надо быть настороже. — Размышления катились чередой. — Господи, на кого положиться, кто поможет разобраться в интригах, открыть заговор?» Чтобы как-то воспрянуть духом, Александр спросил Радзивилла: