Государыня

— Ты, святой отец, глава церкви, и твои поучения я принимаю, склонив голову.

— И мудро поступаешь, ибо моими устами глаголет Всевышний.

Елена, хотя и недолюбливала Фридриха с далёкой уже теперь первой встречи под Вильно, однако была благодарна ему за то, что держал её мужа в канонах королевского благонравия. Она заметила, что благодаря влиянию Фридриха Александр начал меняться характером и поведением. Он становился истинным монархом Литвы и Польши. Во дворце Вавель потекла жизнь, достойная любого королевского двора. Она была деловой и, когда надо, праздничной. Всё по воле того же Фридриха и богатого польского графа Гастольда Ольбрахта во дворце Вавель устраивались раз в месяц званые балы. Польские дамы и вельможи блистали нарядами, танцевали, веселились, затевали интриги. Этих балов не чуждалась и Елена. На первом балу она испытывала некоторое смущение, а на втором всё встало на свои места, и она выделялась среди самых утончённых модниц. Елена удивила до зависти польских дам, ею восхищались молодые вельможи, её красота покорила немало сердец. Её наряды тайно перенимались и ставили в тупик знатоков моды: откуда у Елены, россиянки, выросшей в державе, где «в стольном граде бродят медведи», столь изысканные одежды? Многие польские вельможи и дамы удивились бы, узнав, что Елена носила наряды, сохранившие моду вековой давности. Так одевались женщины императорского двора Византии в пору её расцвета, а Киевская Русь тогда успешно торговала с Византией и везла оттуда в свою державу всё лучшее, чем была богата империя Константина Багрянородного и других императоров времён Владимира Святого, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Двое из этих великих князей были женаты на византийских царевнах, да и мать Елены, Софья Фоминишна, была византийской царевной.

Елена не сразу завоевала уважение и восхищение придворных королевского дворца. Первое время дамы были сдержанны в выражениях своих чувств к некоронованной королеве. У многих на лицах проявлялась неприязнь: для поляков она была прежде всего дочерью русского народа, с которым Польша почему-то годами и десятилетиями враждовала. Но шли недели, месяцы, и отношение к Елене изменялось, растаял лёд отчуждения. У дам и вельмож при встрече с королевой, словно первые весенние цветы, стали возникать улыбки. Елена никогда и никому не давала повода для злословия и сплетен. Наконец, когда двор узнал королеву поближе, у дам и панов появилось к «своей» королеве чувство уважения и даже преклонения. Она покорила своих придворных доброжелательностью, отзывчивостью и уважительным отношением к каждому из вельмож, к каждой даме, кто заслуживал к себе хорошего отношения.

И всё-таки среди окружения короля Александра нашлись люди, которые терпеть не могли россиянку–схизматичку. Это были всё те же паны, переехавшие в Краков из Вильно со двором Александра. Однако королева их терпела, и они постепенно смирились с нею. А вот к младшему брату Александра, принцу Сигизмунду, она была не в силах погасить свою неприязнь, и происходило это потому, что сам Сигизмунд ненавидел Елену без видимых на то причин. По нраву Сигизмунд был высокомерный, сухой и даже мрачный человек. На его худощавом лице никогда и ничто не вызывало улыбку. Казалось, он был неспособен на добрые деяния. С братом Александром, которого он считал тупым, Сигизмунд был в постоянной вражде. В немалой доле эту вражду между Александром и Сигизмундом посеял их старший брат, Ян Ольбрахт. Было в Сигизмунде и врождённое чувство ненависти. Он завидовал Александру с детских лет лишь потому, что тот был старше его. Движимый высокомерием, Сигизмунд верил, что ему должно быть королём Польши и великим князем Литвы. Он утверждал, что в оное время — до рождения Сигизмунда — Александр «перешёл ему дорогу». Теперь Сигизмунду оставалось только ждать, когда освободится трон. Надежд на скорую удачу Сигизмунд не питал, а жажда власти с годами становилась всё нестерпимее. У него в голове постоянно роились какие-то крамольные мысли, которые, как он считал, открывали ему путь к трону.

Справедливости ради нужно сказать, что Сигизмунд во многом превосходил Александра. Это был волевой человек. Он блистал умом, знал три языка, хорошо разбирался в политике. При старшем брате Яне Ольбрахте Сигизмунд был гетманом и глубоко изучил военное дело, умел побеждать даже более сильного противника. Позже он подтвердил свою военную незаурядность в войне против Руси.

Сигизмунд был уверен, что может возвысить Польшу и Литву — объединённое королевство — до уровня сильнейших европейских держав — Англии, Германии, Франции. Он был убеждён, что сможет вернуть земли и княжества, которые за время великого княжения Александра были отторгнуты от великого Литовского княжества Русским государством.

Восшествие Александра на престол Литвы и Польши воспринял настолько болезненно, что мысленно слал на голову брата самые жестокие беды. Доставалось и Елене. Ненавидя великую княгиню, он проклинал её чрево, дабы она никогда не родила Александру престолонаследника. Этого он боялся больше всего, потому как, зная твёрдый характер Елены, считал, что она сумеет сохранить жизнь наследнику престола и воспитать достойного монарха. С течением лет Сигизмунд только радовался тому, что Александр и Елена бездетны. Сигизмунд предполагал, а потом и узнал причину бесчадия. Через год после восшествия на престол Александр в пылу братской откровенности как-то признался Сигизмунду в чадородной немощи. Трапеза была праздничной, Александр сильно захмелел и со слезами на глазах прошептал брату исповедь:

— Винил я в том, что у нас нет дитяти, Елену, но это были напрасные доводы. Многие годы я ждал чуда. Позже узнал, что сам тому причиной. Блудничая, ублажал дворовых девок — всё пустоцвет. Как избавиться от бесплодия, где найти целителя, ума не приложу.

Сигизмунд знал выход из этого положения, из беды, казалось бы, неодолимой, и он воспользовался бы им, будь на месте брата. Всё так просто, считал он, пусть супруга понесёт дитя от кого-либо. Ведь можно её на то и надоумить, и вот он, наследник. Но Сигизмунд лишь посочувствовал Александру, обнял его и ласково прошептал то, что должно было его вдохновить:

— Утешься, любезный брат. Ты, как батюшка, просидишь на престоле больше полувека. Тебе не только за детей твоих, но и за внуков отмерено время. Батюшка тебе пример, тем и живи.

— Полно, братец, я не тешу себя надеждами на долгую жизнь. Оно и во благо. Знаю, сгорит моя душа на костре винолюбия.

— А вот об этом ты напрасно говоришь. Да и наш брат Фридрих не позволит тебе сгореть в синем пламени. Так что живи и здравствуй многие лета на радость державе.

Однако, утешая Александра, принимая участие в его горестях, Сигизмунд отнюдь не огорчался. «Быть тебе без наследника — это ещё полбеды», — думал принц. А в чём вторая половина беды, Сигизмунд пока не хотел думать, но знал, что она придёт неизбежно и лишь время покажет её жестокую суть.

Александр и Елена в пору жизни в Кракове не сетовали на то, что они бездетны. Жили они напряжённо, и у них не было времени на долгие семейные беседы. К тому же вскоре подкатила череда тяжёлых переживаний.

В мае 1503 года прикатил из Москвы в Краков от государя Ивана Васильевича добрый человек Микола Ангелов. Елена обрадовалась ему, как родному, обняла и по русскому обычаю трижды поцеловала. Он уже совсем постарел и усох, но был бодр, и голубые глаза светились живо. Но таилась в них какая-то боль, причины которой Елена в горячности не разгадала. Вскоре радостные минуты схлынули, и Елена попросила:

— Поведай же, добрый человек, какая неволя привела тебя на старости лет за тридевять земель.

У Миколы Ангелова язык не поворачивался выложить любезной государыне всё то, с чем приехал в Краков. Да делать нечего, надо выполнять волю государя и поведать обо всём том, что было наказано передать Елене. Привёз Микола Ангелов грустную весть об утрате, постигшей Елену: в апреле вешние воды смыли её матушку, великую княгиню Софью Фоминишну.

— От печалей сердечных перед самым светлым Христовым Воскресеньем преставилась твоя незабвенная матушка, дитятко моё, — проливая слёзы, изрёк Микола суть кончины Софьи Фоминишны.

Для Елены потеря матери оказалась очень тяжёлым ударом. Последние годы она любила её больше, чем отца, и любила не только за то, что Софья Фоминишна была её матерью, но подспудно и за то, что она проявила себя как деятельная государыня. Елена гордилась своей матерью. Софья Фоминишна принесла в московский Кремль обряды нового — императорского — быта, и они прижились в Кремле, укрепляя международное величие Руси. А византийский двуглавый орёл, принятый по её настоянию, стал государственным гербом державы. Матушка Елены была причастна ко всем крупным политическим событиям государства, её слово часто имело решающий вес. Это значимее всего проявилось в ту пору, когда в Кремле под руководством итальянских зодчих возводились дворцы и храмы.

Смерть Софьи Фоминишны ввергла Елену в глубокое горе. Ушёл из жизни бесконечно дорогой человек — мать, любимая матушка. Когда добрый человек Микола Ангелов изложил причины своего появления в Кракове, Елена сомлела. Перед глазами закружился покой, где она принимала Ангелова, и королева потеряла сознание. Позже, когда Елена пришла в себя и начала расспрашивать Ангелова о том, что послужило подоплёкой безвременной смерти Софьи Фоминишны, он поведал ей долгую историю опалы государыни и её сына Василия от государя Ивана Васильевича.