Государыня

— Ты уж постарайся, боярин Прокофий, чтобы моё повеление исполнялось строго и по чести, — наставляла Елена Татищева.

— Матушка–государыня, грош ломаный не пропадёт. Все деньги дойдут до храмов, — заверил Прокофий.

На четвёртый день, когда в соборе Богоматери отслужили молебен в честь королевы и она готова была покинуть Могилёв и двинуться на Мстиславль, а оттуда к Смоленску, в городе появился отряд усталых всадников. Иван Сапега добился-таки своего и догнал королеву. Она уже прощалась с горожанами, с наместником и священнослужителями, когда отряд Сапеги показался на площади, и дворецкий, сойдя с коня, подошёл к Елене.

— Ваше королевское величество, я рад видеть вас в добром здравии и прошу выслушать меня наедине.

Елена всё ещё не простила давнего предательства Сапеги на пути к Могилёву и в городе восемь лет назад. Она вспылила и строго спросила:

— Какие у тебя полномочия разговаривать с королевой? Я не хочу тебя слушать, возвращайся в Краков.

Покорно прошу вашу милость выслушать меня, — прижав руку к сердцу, произнёс Сапега. — Это касается лично вас, государыня, а по иному поводу я б не осмелился вас беспокоить.

Елена присмотрелась к лицу Сапеги и увидела в его глазах страдание.

– Иди за мной, — сказала королева и направилась к палатам наместника.

Придворные Елены поняли, что случилось какое-то несчастье, и следом за нею никто не двинулся.

Елена вошла в трапезную, велела Сапеге сесть к столу и выпить вина. Когда он осушил кубок, она сказала:

— Теперь говори. И не смей лукавить. Уличу — не сносить тебе головы.

Матушка–королева, я готов к любому наказанию. Случилось несчастье, последствия которого ещё во тьме. Вам должно быть в Кракове. Проявите милость и, не мешкая, отправляйтесь в путь.

Как ни была Елена мужественна, но при этих словах у неё дрогнуло сердце. Она догадалась, что несчастье касается Александра.

— Говори, что произошло?

– Вы только не волнуйтесь, ваше величество. С вашим супругом, может быть, ещё ничего не случилось. Он всего лишь куда-то отлучился из дворца, из Кракова.

– Ты хочешь сказать «исчез»? И когда это произошло, по какой причине?

– Похоже, что так, государыня, он исчез. Случилось это две недели назад. — Сапеге всё-таки захотелось устрашить королеву: взыграли прошлые обиды. — Тайна исчезновения пока не разгадана, хотя мы уже знаем, что к тому причастен князь Михаил Глинский и граф Гастольд Ольбрахт. Других подробностей не ведаю.

— Говори всё по порядку. Когда он исчез после моего отъезда?

— Это случилось через два дня, как вы уехали. На другой день меня послали догонять графа. Выходит, что сегодня миновало шестнадцать дней.

— Но откуда твоя уверенность, что за минувшие дни его не нашли? Может, он жив и здоров и пребывает в Вавеле за кубком вина?

— Господи, матушка–королева, может, и нашли, но вам должно быть в Кракове по другим причинам. Проявите милость…

Елена пристально посмотрела на дворецкого короля и поняла, что он страдает искренне: ему было за что любить короля. Сама Елена не могла сказать определённо, готова ли она мчать в Краков. Её сердце рвалось в Москву. Она отдала бы всё своё достояние, только бы поскорее добраться до Кремля. Что-то подсказывало Елене, что если она изменит своему желанию, жажде, мечте, то ей уже никогда не будет дано прикоснуться к родимой земле, к камням, под которыми покоится прах родителей. Предчувствие её не обманывало. Да, ей не суждено было вернуться на родину, как ни стремилась она к ней.

И всё-таки после долгих раздумий, сделав не меньше сотни шагов по трапезной, Елена поняла, что над нею господствует более высокий долг, нежели горячее желание побывать на могилах родителей. Она оставалась государыней, а её супруг — государь — был в беде. Любила она его или не любила — сие не шло в счёт. Долг оставался превыше всего, и она не могла его нарушить, ибо на том целовала крест. Будь её батюшка здравствующим, он бы сказал, что она поступила как истинная государыня, супруга и православная христианка. Потому Елена отвергла повеления души о поездке на родину и промолвила:

— Ты, пан дворецкий, отдохни в палатах Прокофия и воинам дай отдых. Нас же нагонишь в пути.

Сапега поклонился Елене.

— Благословляю вас, матушка–королева, за мудрое решение. А нам и правда надо отдохнуть.

Елена покинула трапезную и палаты наместника Прокофия Татищева, вышла на площадь и сказала возникшей рядом Пелагее:

— Мы возвращаемся в Краков. Так угодно Господу Богу. — Она тут же подошла к Татищеву. — Спасибо тебе, боярин Прокофий, за хлеб–соль и заботы. Блюди нашу с тобой землю, помни мои уставы, а мне на Русь пока дорога перепахана. Мы возвращаемся в Краков.

— Что-то случилось, матушка?

— Случилось, Прокофий. — Она очень тихо добавила: — Король попал в беду, а в какую, и сама того не ведаю. Только помолчи о том, что услышал: нет пока причин для печалей. Ну, прощай.

Елена направилась к карете и скрылась в ней. Горожане уже не гомонили. Появление отряда воинов, озабоченный вид государыни — всё это насторожило их, и, когда карета и весь кортеж тронулись в путь, на площади царила тишина да кое–где горожанки, сняв платки, махали ими. Нарушил тишину лишь колокольный звон на соборе Богоматери и на церкви Всех Святых.

Глава тридцатая. КУБОК ДЛЯ КОРОЛЯ

Спустя двадцать дней после исчезновения короля Александра во дворце Вавель было принято решение о созыве польского сейма. Этому предшествовала долгая беседа архиепископа Николая Радзивилла, принца Сигизмунда, канцлера Влада Монивида, графа Гастольда Ольбрахта и князя Павла Миндовга, одного из потомков короля Миндовга. Вёл беседу архиепископ. Его лицо было сурово, глаза горели мрачным огнём. Да ни у кого на лицах не было спокойствия. Все находились в подавленном состоянии духа.

— Мы уже прогневали Господа Бога, — начал разговор архиепископ, — и, если сегодня или завтра не оповестим всенародно об исчезновении государя, быть нам проклятыми Всевышним и народом. Поэтому я требую от имени церкви созыва сейма и рады и требую покаяние пред ними. И мы будем просить сейм и раду об избрании короля или правителя.

— Но, ваше преосвященство, если государь жив и рано или поздно вернётся, как мы посмотрим ему в глаза? — заявил граф Гастольд. — Когда мы расставались, он был полон сил и здоровья.

Однако заявление графа не было принято во внимание. С архиепископом согласились все прочие и решили наутро послать гонцов ко всем депутатам сейма и рады, дабы к 10 августа они прибыли в Краков. При этом канцлер Монивид отметил:

— У нас впереди ещё двенадцать дней, и если король найдётся, то сейм и раду можно отменить или посвятить заседания другим вопросам.

— Сын мой, ты правильно рассудил, — поддержал Монивида Радзивилл, — потому шли гонцов немедленно сегодня же. Если кто-то из дальних городов и земель не успеет, то всё равно заседания будут полномочными.