Говорящие с...
Шрифт:
– Мы тебя видим, - прошипела она.
– Видим!
Существо издало тонкий завывающий звук - то ли от расстройства, то ли на это были еще какие-то причины, и на мгновение затихло, все так же мерно раздувая ноздри. Судя по всему, пальцы человека бедного, стискивавшие его горло, не доставляли ему особого дискомфорта, и, осознав это, тот перестал удушать "посудомойку" и попросту дико ее затряс.
– Отдай, что взяла! Отдай!
– Прекратите сейчас же!
– негодующе возопило существо, глухо стукаясь затылком о пол.
– Как вы это сделали?! Вы не имеете никакого права!
–
– взвизгнула Эша, испытывая невероятное желание захихикать.
– Или я тебя всю такими тарелками обложу! Давай, срыгивай - неужто все успела переварить!
Потянувшись, она схватила тарелку, по которой было размазано "лицо", замахнулась, и существо, скосив на тарелку глаза, снова взвыло, вой превратился в некий густой утробный звук, белесые губы запрыгали, и между ними протянулось нечто, похожее на серебристый дымок. Запах ванили усилился.
– Ой, сейчас и меня стошнит, - прошептала Эша, снова роняя тарелку. Лицо существа пошло рябью, задрожало, точно марево, глаза потемнели, вспух бугорок носа, иглы зубов втянулись куда-то под губы, и лицо вновь стало человеческим, женским, но уже не приятно-приветливым лицом пожилой посудомойки, а изъеденным бесчисленными морщинами дрожащим лицом глубокой старухи с провалом беззубого рта и запавшими желтоватыми глазами, почти лишенными ресниц.
– Залетные выродки!
– прохрипела она.
– Вы даже не представляете, что вы начали!
– Ой, как будто раньше вас никто не раскрывал?!
– проверещала Эша.
– Но не с помощью паршивых тарелок!
– оскорбленно рявкнула "посудомойка" и вдруг, перекрутив верхнюю половину туловища почти на сто восемьдесят градусов, стряхнула с себя Шталь и Степана Иваныча, взвилась с пола и, отшвырнув несмело потянувшегося к ней администратора, выломилась на улицу, с такой силой ударив в дверь, что та косо повисла на одной петле. Денис грохнулся на раскрытую посудомоечную машину, довершив живописную картину разгрома, на полу несколько раз крутанулась вокруг своей оси белоснежная тарелочка и улеглась неподвижно. На мгновение на сцене наступила пауза, потом Шталь, прихрамывая, подбежала к двери и выглянула на улицу. Позади ресторана было совершенно пусто, а в отдалении по трассе обыденно сновали раскаленные машины.
– Ушла, - удрученно и в то же время облегченно констатировала она. Степан Иваныч, лязгая зубами от волнения, кинулся к Катюше, которая пребывала возле стены в глубоком обмороке.
– Катя! Доча!
Администратор с легким дребезгом начал выбираться из развороченной машины. Дверь в посудомоечную распахнулось, и на пороге возникло множество взволнованного народа, но Эше было не до них. Она плюхнулась на стул и принялась извлекать из пятки осколок.
– Что случилось?!
– гневно вопросил один из охранников.
– Денис Алексеевич?!
– Трофимовна сошла с ума и все тут расколотила, - администратор со стоном выпрямился, быстро моргая, и указал на свороченную дверь.
– Сбежала.
– Тетка Ленка?
– переспросил охранник.
– Дык она ж бабка!
– Догнать и наказать!
– заорал администратор, и охранники мгновенно исчезли, окончательно свернув дверь, которая с грохотом вывалилась следом за ними на улицу.
– Ну, что ж, - сказала Шталь голосом тяжело простуженного гнома, - к счастью, она не все успела переварить.
Знакомое по фотографии в мобильнике лицо мадонны обратилось к ней и недоуменно моргнуло. Может, оно и не было теперь столь совершенным, но... оно было на месте, и задумываться о механизме этого преображения Эше совершенно не хотелось. Как и о том, куда девалась настоящая Елена Трофимовна, и была ли она вообще?
– А что случилось?
– спросила Катюша.
– Что это было такое ужасное?
– Да так, - пробормотала Эша, - переел кое-кто - ему и поплохело.
Катюша, продолжая обнимать человека бедного за шею, протянула руку и схватила Эшу за ладонь. Слабо улыбнулась, покачала головой и шмыгнула носом.
– Господи, - сказала она.
– Вы же оба совсем пьяные.
– Уже нет, - выдохнул человек бедный.
– А сеточку мою никто не видал?
– Послушайте, это какое-то недоразумение!
– Владимир оглянулся на машину, стоящую за его спиной, потом вновь взглянул на людей перед собой, которые смотрели на него с любопытством и, казалось, даже дружелюбно.
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
– Да мы еще ничего и не сказали, - стоявший впереди всех Ейщаров снял солнечные очки, убрал их в карман рубашки и улыбнулся.
– А ты, Володя, желаешь разговоров?
– Да, - сказал Маленко.
– То есть, нет. Послушайте, что вам надо? Где мои коллеги?! Вы не имеете права! Меня уполномочили...
– А нам неинтересно, кто тебя уполномочил, - весело сообщил Михаил, жуя соломинку.
– Мы тебя сейчас сами уполномочим. Неоднократно.
– Вы не понимаете, что на себя берете!
– Ты действительно так думаешь?
– удивился Олег Георгиевич. В глазах Маленко появилась легкая паника и он закрутил головой по сторонам. И справа, и слева к дороге подступал сосновый лес, из которого доносился легкий шум, похожий на неодобрительное ворчание. Издалека летело едва различимое тарахтенье лодочного мотора. Где-то среди ослепительной жаркой небесной лазури весело посвистывал жаворонок. Не выдержав, Владимир завел руку за спину и почесался - еще со вчерашнего дня кожа зудела просто невыносимо. Рубашка была насквозь мокрой от пота.
– Я член проверочной комиссии!
– злобно сказал он.
– Я приехал сюда работать!
– Правда?
– спросил Ейщаров.
– Неправда, - согласился Владимир.
– Скажем, не только это, мне нужно было местность разведать, странные слухи доходят в последнее время, но ведь столь приятный и рассудительный человек, как...
– вздрогнув, он вскинул руки и зажал себе рот.
– Я все думал, - спокойно произнес Ейщаров, - ну когда ж вы явитесь? Какое-то время даже начинало казаться, что вас и нет вовсе. Но ведь когда-то вы должны были начать предъявлять претензии. Все, как правило, сводится к одному и тому же, если мир населен.